Так прошло ещё двадцать пять дней. О Васе Молотобойцеве судачила вся деревня, а он только, знай себе, посмеивался и помогал людям. Ранним утром 31 января к нему пришёл Вовка Остапенко.
— Уезжаешь? — спросил Вовка.
— Да.
— А мы?
— Сами теперь, — ответил Вася. — Кстати, где остальные? Сегодня день получки, если что.
— Я за всех… Мы вчерась с пацанами побакланили и решили, что денег не возьмём. Я говорить не умею, Васёк, но ты меня понял. В общем, спасибо тебе за всё.
— Деньги возьмёте, иначе я их по ветру развею. И вот что. Приезжайте-ка завтра в город. Прошвырнитесь по рынку, сходите в кино, а вечерком отправляйтесь по адресу Советская 132.
— Чё за адрес?
— Адрес «Надежды».
— Какой ещё Надежды?
— На лучшее, Вова.
— Опять тайны?
— Не опять, а снова. Завтра всё поймёте.
Через два часа Вася оставил деревню. От ста пятидесяти тысяч у него осталось восемьдесят рублей на обратный проезд…
Глава 12
6 января 2000-ого года. Город N. Парикмахерская. Двадцать шесть дней до времени «Ч».
— Какую стрижку хотите, молодой человек? — вежливо спросила симпатичная девушка, кокетливо прикоснувшись к плечам Левандовского. — Может, модельную? Вам очень пойдёт.
— Моделей итак хватает, — улыбнувшись, ответил Алексей. — Раньше глядели в наполеоны, теперь — в модели. Надоело.
— Вы против моделей?
— Я-то?.. Нет, я только «за». Чем больше разведётся моделей, тем быстрее они обесценятся в глазах общества. Помните август 98-ого? Тогда произошла девальвация рубля, если не забыли. То же самое в скором будущем ожидает служителей бедра и подиума. Думаю, Вы согласитесь со мной, если я скажу, что красота — страшная вещь.
— Да.
— Нет, я к тому, что она — страшная вещь в прямом смысле слова, потому что ничего не умеет делать. Кроме дефиле, разумеется. Как сейчас вижу объявление в брачном агентстве: «Ищу спутницу жизни, скромную женщину, которая станет хорошей матерью для моих детей, умеющую шить, готовить, стирать. Модель женщины не предлагать».
— Какой Вы всё-таки жестокий.
— Но справедливый, — добавил Левандовский. — Так что в знак протеста побрейте меня наголо.
— Совсем? — удивилась девушка.
— Я же не Самсон, у которого вся сила в волосах, — ухмыльнулся Левандовский. — Повторяю ещё раз. Под Котовского. Под глобус. Под ноль.
— В армию готовитесь?
— Да… Только в нацистскую. Дивизия «СС».
— Шутите…
— Нет, я вполне серьёзно. Вступаю в русский легион фашистской армии.
— Вы так спокойно об этом говорите. А как же Великая Отечественная Война? А ветераны?
— Знаете что, девушка. Сейчас я скажу Вам одну нелицеприятную вещь, которая может Вас шокировать, но молчать не имею права. При всём уважении к ветеранам замечу, что современные фашисты — их родные внуки. Понятно Вам? Не двоюродные, не троюродные, а родные, ведь и Ваш дед воевал, и мой тоже, между прочим. До самого Берлина рядовым пехоты прошагал. И Вы не найдёте ни одного человека в этой стране, чей бы муж, отец, брат, дед не воевал. Это как же, расправившись с фашизмом, надо было потом воспитывать своих детей, чтобы уже в третьем поколении у нас самих появились фашисты? Страшная правда, — не так ли? Не в десятом, не в двенадцатом колене, а уже в третьем. Выходит, так воспитывали, ведь всё от семьи идёт. От мамы и папы, бабушки и дедушки. — Левандовский задумался на пару секунд, а потом безо всяких эмоций стал произносить лозунги, выбрасывая правую руку вперёд: «Россия — для русских. Бей жидов — спасай Россию. Инородцам не место на нашей земле. Национал-патриоты — forever. Зиг — хайль».
— Что Вы делаете? — испугалась девушка.
— Это я так… тренируюсь.
— Тренируйтесь где-нибудь в другом месте. Я отказываюсь стричь поганого фашиста, потому что не одобряю идеологию расовой ненависти.
— Ай-ай-ай, какие громкие слова. Во-первых, не стричь, а брить. Во-вторых, такая красивая, а хамите. Я не фашист, я только учусь. — Алексей улыбнулся. — Позвольте узнать номер Вашего телефончика.
— Ещё и клеится ко мне. Ну и нахал. Вы — сволочь, молодой человек, а сволочей я не брею, а отбриваю. Если немедленно не покинете салон, я вызову охрану.
Левандовский никак не отреагировал на угрозу. Он начал выдавливать прыщ на подбородке, думая о том, что в скором времени ему будет не до смеха. Девушка, похоже, не собиралась спокойно смотреть на наглое поведение юноши. Она с минуту наблюдала за тем, как Левандовский сражается с прыщом, надеясь на то, что он самостоятельно покинет помещение, но, увидев, что её желание явно не совпадает с намерениями молодого человека, вздёрнула нос-кнопку и пошла к выходу. Левандовский краем глаза засёк подлый манёвр парикмахера. Он оставил проклятый прыщ в покое и юлой раскрутился на кресле вокруг собственной оси. Центробежная сила оторвала белую накидку от тела, и студент стал напоминать танцующего дервиша, у которого, правда, отсутствуют ноги и туловище.
— Идите, идите, — произнёс Алексей, остановившись напротив овального зеркала. — Только знайте, что Вы хуже меня, так как спокойно смотрите, как скинхеды разгуливают по городу, и ничего не делаете. Меня, может быть, грохнут завтра, а Вы даже не хотите постричь Штирлица перед смертью. Нехорошо, Кэт.
— Кэт??? — округлив глаза от удивления, спросила девушка и отпустила дверную ручку. — Откуда Вы знаете, как меня называет мама? И что ещё за Штирлиц?
— Вот так вопросы, — удивился Левандовский, но уже через секунду на его лицо выкатилась хитрая улыбка. — «Семнадцать мгновений весны» — это же актуальнейший фильм, недавно показанный на первом канале. Отстаёте от жизни, мэм. Не сомневаюсь, что Ваша мама его уже посмотрела. Что мама — даже дедушка, я уверен, был восхищён игрой Тихонова.
— Не слышала об этом актёре.
— Как?! Это же наш ровесник, которому подражает вся российская молодёжь. Вру. Пока не вся, но не за горами то время, когда мальчики захотят быть похожими только на главного героя «Мгновений» — горбоносого разведчика Штирлица. Кстати, критики уже пророчат Тихонову будущность секс-символа. Правды ради надо отметить, что картина имеет несколько существенных недостатков. Во-первых, это чересчур многосерийный фильм, относящийся к разряду сериалов, а они за десять лет уже изрядно надоели искушённому зрителю. Во-вторых, там в прямом смысле всё чёрным по белому. Наибеднейшая цветовая палитра.
— Даже в одежде?
— Даже в одежде… Для усиления впечатления от картины режиссёр решил, что никаких вам там красок, а только два цвета, потому что зло — всегда чёрное, а добро — белое. Зато никаких дураков, а все главные положительные и отрицательные герои — умные и храбрые, как в жизни. Опять вру… Переходный серый цвет тоже использовался. Мышиный, девушка.
— Мышиный?
— Мышиный, мышиный… А что делать, если надо было угодить всем, если мышиный — любимый цвет обывателя. Серый цвет, как обычно, был введён для тех, кто или никогда ничего не понимает, или никогда ничего не хочет понимать.
— Если честно, я Вас тоже не понимаю.
— Тогда брейте. Как говорится, задушим на корню предрасположенность моих волос к ранней седине.
На этом юмор Левандовского приказал долго жить. Покинув парикмахерскую лысым полуфашистом, студент почувствовал, что его самоуверенность и отвагу состригли вместе с русой шевелюрой. Он стал говорить самому себе, что надо продолжить перевоплощение в полноценного фашиста, иначе его ещё, упаси Бог, примут за призывника-добровольца, заранее готовящегося к службе в армии (Алексей собрался отдать долг Родине, но только после окончания учёбы — не раньше).
— И как им нестрашно нацистами становиться? — думал Левандовский. — От недостатка информации что ли? Об одном только Бабьем Яре вспомню — мурашки бегут. Расстрелы, лагеря смерти, страдания миллионов ни в чём неповинных людей. Как сейчас заставить себя купить берцы с тупым приподнятым носком, милитаристские штаны, подтяжки, короткую кожаную куртку с поясным ремнём? Как они одевают всё это? С каким чувством носят? Неужели спокойно? Это же ведь сатанинская одежда, насквозь пропитанная кровью и слезами детей, женщин и стариков. Чтобы свободно разгуливать в этом по улицам города, надо быть не просто плохим человекам, а отродьем. А взрослые люди с равнодушием взирают на подростковую и юношескую дьяволиаду. Нет, не с равнодушием даже, а с молчаливым одобрением. Именно, именно с одобрением, потому что из-за собственного малодушия хотят разрешить свои проблемы руками ожесточившихся детей. Если бы не хотели, создали бы вокруг скинхедов такое общественное мнение, которое приравняло бы человека со свастикой к изгою, которому самый последний убийца может плюнуть в лицо и будет прав. Кавказцев, африканцев, азиатов и государство, которое, видите ли, не защитило нас от «чёрного» беспредела 90-ых, виним. А того не понимаем, что первыми после распада Союза в зверей превратились — хищных и трусливых зверей-одиночек, озабоченных только собственным выживанием. И только потом на запах падали, исходивший от нас самих, без опаски потянулись гиенообразные подонки из сопредельных государств ради наживы, так как труп хоть и вонял, но был безопасен. Мы рвали на части друг друга, а пришлые рвали нас. А теперь несчастный студент из Конго, не имеющий никакого отношения к сучей свадьбе 90-ых, должен страдать. Мы все — фашисты. Все до последнего человека, поэтому уже не имеет значения, в каком прикиде я буду ходить через час. Смело иди в магазин, Левандовский, и вковывайся по полной программе.
