Завенягин встал.
– Да, товарищ Сталин.
– Сидите, товарищ Завенягин. Я пока просто размышляю… делюсь с членами правительства своими соображениями. Возникают два вопроса. Первый вопрос, который мы всегда задаем себе: справится ли этот товарищ с делом? Вся деятельность товарища Завенягина проходила у нас на глазах. Он сумел в корне перестроить работу Магнитогорского комбината, дал самый дешевый металл. И мы не удивились, когда в этом же зале наш незабвенный Серго настоял на назначении товарища Завенягина своим первым заместителем, иначе говоря – вторым человеком во всей нашей социалистической индустрии. Увы, ученику не удалось поработать с учителем. Не выдержало горячее сердце Серго. И наш молодой товарищ разделил с нами наше горе. Я помню его слова с трибуны Мавзолея, очень хорош помню. А вы, товарищ Завенягин, их помните?
– Да, товарищ Сталин.
Он хорошо помнил своё выступление на траурном митинге в день похорон Орджоникидзе. Эта запись хранилась в архивах радиокомитета:
«Рабочие, работницы Магнитки и все трудящиеся Урала, от имени которых я выступаю, потеряли в лице товарища Серго Орджоникидзе своего верного и близкого друга. Велико наше горе! Особенно велико оно у тех, кто воспитан им, кто видел в нем нежного отца и полного сердечной дружбы бесстрашного и талантливого руководителя и наставника. Товарищ Серго не может умереть для дела, за которое он боролся. Его имя стало нашим знаменем…»
– Да, не удалось ученику поработать с учителем, – продолжал Сталин. – Но и без наставника товарищ Завенягин успешно работал, взвалил на себя огромный груз руководства всей нашей промышленностью… Интересно, сколько дел руководитель такого масштаба решает за один день – например, вчера?
– Ни одного, товарищ Сталин.
– Вот как? А позавчера?
– Ни одного, товарищ Сталин. По распоряжению наркома Кагановича я отстранен от работы.
Сталин укоризненно покачал головой.
– Это нехорошо. Товарищ Каганович нерационально использует кадры. Но я думаю, что на первый вопрос мы можем ответить утвердительно: да, товарищ Завенягин способен справиться с делом, которое мы хотим ему поручить… Но тут возникает второй вопрос: согласится ли он? Не покажется ли ему это назначение оскорбительным? Сейчас в отрасли, которой он руководит, работают миллионы людей. А на стройке этого… – Заглянул в бумаги. – Норильского комбината всего несколько тысяч…
– Контингент Норильлага – девятнадцать тысяч, – подсказал Каганович.
– Всего девятнадцать тысяч, – повторил Сталин. – Но разве для настоящего коммуниста имеет значение масштаб дела? Разве к лицу настоящему коммунисту разделять задания партии на важные и неважные? Нет, не к лицу… А теперь нам остается спросить товарища Завенягина: согласен ли он принять новое назначение?
– Да, товарищ Сталин.
– Другого ответа мы и не ждали. Назначением товарища Завенягина Совнарком подчёркивает, какое значение он придаёт этой стройке. Думаю, можно перейти к следующему вопросу…
В конце апреля 1938 года в деревянном здании управления Норильскстроя на Нулевом пикете представитель ленинградского института «Союзникельоловопроект», средних лет инженер в двубортном костюме, знакомил руководителей стройки с будущим Норильска и комбината, каким оно виделось проектировщикам ленинградского СНОПа. На стенах были развешены планшеты с планами рабочего посёлка и схемами рудников «Гора Рудная» и «Угольный ручей». Всё это украшал плакат очень оптимистического содержания: «Догоним по градостроительству Подкаменную Тунгуску!»
Весна в том году задержалась с приходом в Норильск. Морозы спали, световой день удлинился, но обрушились небывалые пурги. Балки и бараки заметало по самые крыши, машины глохли в пятиметровых сугробах, при порывах ветра ничего нельзя было увидеть в нескольких шагах. Люди, вызванные на совещание, долго отряхивались от снега и только потом раздевались и усаживались на табуретки и деревянные лавки.
Слушателей было человек двадцать. Многие в форме НКВД, другие в штатском, вольнонаёмные. Несколько человек были в невзрачных серых куртках, инженеры из расконвоированных.
В присутствии лагерного начальства они старались держаться незаметно. Начальник Норильскстроя Владимир Зосимович Матвеев, сухопарый, лет сорока, в ловко сидящей на нём военной форме, слушал ленинградского проектировщика не очень внимательно, время от времени выглядывал в приёмную, в которой дежурил его секретарь Саша, младший лейтенант госбезопасности, комсомолец 30-х годов, переполненный непробиваемым оптимизмом, затем возвращался на своё место.
– Обратите внимание на этот планшет, – докладывал представитель СНОПа. – Здесь вы видите общий план рабочего посёлка Норильск, каким он будет всего через несколько лет. Посёлок расположится в предгорьях выше озера Долгого, на скальных фундаментах. Мы рассматривали вариант вынесения посёлка в сторону от заводов, за озеро Долгое, но отвергли его. Во-первых, потому, что строить дома на вечной мерзлоте нельзя, у нас уже есть опыт, когда дома с печным отоплением проваливались в мерзлоту. А во-вторых, в здешних местах, где в год бывает около 130 метельных дней со скоростью ветра в 20—25 и даже до 40 метров в секунду, строить посёлок на открытом месте было бы вредительством, так как из-за пург и снежных заносов нормальная жизнедеятельность такого посёлка была бы невозможной…
– Где Воронцов, узнали? – спросил Матвеев, заглянув в приёмную.
– Из Игарки сообщили: выехал ещё утром. На аэросанях. Все вопросы с поставкой нам леса решил. Сказал, что заедет в Дудинку, хочет узнать, что за человек летит из Красноярска.
– На аэросанях! Обязательно сломаются!
– Что вы, Владимир Зосимович! – изумился Саша. – Это же транспорт будущего! Уже к концу следующей пятилетки все будут ездить только на аэросанях!
– Что за самолёт, выяснили?
– Спецрейс из Красноярска. К нам. Диспетчер сказал, всего один пассажир. Из Москвы.
– Кто?
– Никто не знает.
– Что новое – сразу мне!..
– Теперь я ознакомлю вас с основными положениями, из которых мы исходили при проектировании рудников, – продолжал представитель СНОПа. – Посмотрите на этот чертёж. Здесь вы видите вертикальный разрез рудника «Угольный ручей». Предполагается пробить гору штольнями, соорудить перепускную шахту, глубина её будет около ста сорока метров, и отвозить руду по откаточной штольне электровозами…
– Чем-чем? – удивился молодой инженер Александр Шаройко.
– Электровозами.
– Откуда здесь взяться электровозам? У нас на сварочные работы энергии не хватает! Электровозы! Штольни! Вы что, сказки нам приехали рассказывать? У нас лошади дохнут, потому что нет сена, вынуждены кормить ржаными обсевками! Перепускная шахта в сто сорок метров! Кайлами её проходить? Вы хоть посмотрели бы вокруг, что делается, прежде чем выступать перед нами!
– Осмелюсь напомнить, вы сами год назад участвовали вместе с нами в работе над этим проектом!
– Потому и говорю с такой уверенностью: чушь это собачья, а не проект! Потому что сам был таким же!
– Остынь, Шаройко, – вмешался Матвеев. – Пусть говорит товарищ. Хоть послушать про красивую жизнь. Продолжайте!
– Таким образом, горные работы будут полностью защищены от погодных условий. Производительность «Угольного ручья» вместе с «Горой Рудной» – миллион тонн руды в год. Это обеспечит выплавку необходимого количества файнштейна. Он будет водным путём доставляться на металлургические заводы, сосредоточенные вблизи мощных электростанций, и там из файштейна будет извлекаться чистый металл – никель и медь, которые, как вы знаете, очень нужны нашей индустрии. У вас вопрос? – прервался проектировщик, заметил поднятую руку.
Со скамейки сбоку поднялся невысокий, склонный к полноте человек в штатском, с бритой головой и тёмной щёткой усов. Никто не заметил, как он появился. Отряхнул снег с шапки и оленьего сакуя, положил их на свободную табуретку и стал внимательно слушать. Никто из присутствующих его не знал, но если человек появился здесь, значит, так надо. В Норильске случайных людей не бывает.
– Вопрос такой, – проговорил он. – Вы заложили в проект подземный способ добычи руды. Почему отвергнута возможность добывать руду открытым способом?
– Потому что из открытых карьеров мы добывали бы девяносто девять процентов снега и льда и только один процент руды.
– Откуда вы взяли эти цифры?
– Разумеется, с потолка! – огрызнулся проектировщик.
– У меня нет намерения принизить вашу работу. Вопрос вызван лишь желанием точно знать, получены эти цифры в результате опытов или являются вашими предположениями?
– Предположениями, основанными на изучении здешних условий!..
В приёмной зазвонил телефон. Саша взял трубку. Выслушав сообщение, негромко доложил Матвееву:
