— Чертей должно быть очень много, — произнес Тотой с возрастающим беспокойством. — Ведь в аду полно места.
Но теперь уже священник стал таким же непроницаемым, как Винсенте.
— Тебя волнует совсем не справедливость, — сказал он с убежденностью, которая приобретается только на собственном опыте. — Чтобы найти справедливость в жизни, ты должен понять, чего хочет Господь. — И, как бы в подтверждение своих слов, постучал костяшками пальцев по искалеченной ноге.
— Я не пытаюсь искать справедливость в жизни. Человек попадает в ад после смерти, и, по-моему, Бог поступил несправедливо, отправив туда моего отца.
— Винсенте, если твой отец в аду, что никому из нас не дано знать, его отправил туда не Бог. Все совсем не так. Принимая то или иное решение при жизни, мы сами определяем, что с нами случится после смерти.
— Никто не может решить, что он отправится в ад.
— Ты хотел сказать, что никто не хочет туда отправляться, но…
Винсенте снова перебил священника:
— Если Господь отправил моего отца в ад, я смогу увидеть его, только отправившись туда вслед за ним.
— Э… — сказал священник, — похоже, я медленно соображаю. Теперь я вижу, к чему ты клонишь.
— Вы думаете, что в аду есть дни для посещений?
— Погоди-ка, сын мой…
— Я в этом сомневаюсь.
— Сын мой…
— Значит, если я не сделаю ничего плохого в жизни, то никогда больше его не увижу. А если сделаю, то встречусь с отцом, но навечно останусь в аду.
— Сын мой, да послушай же меня!
— И вы считаете, что это справедливо?
— Я уже сказал: чтобы найти справедливость в жизни, нужно понять…
— О Господи! — взорвался Винсенте. — Я не спрашиваю о желаниях Господа или о вашей чертовой ноге! Я спрашиваю вас, справедливо ли это?!
Священник растерялся.
— Я… — только и смог он сказать.
— Пожалуйста, не прогоняйте нас! — взмолился Тотой.
— Так как же, падре, да или нет?! — вне себя выкрикнул Винсенте и вскочил. — Неужели, черт подери, трудно ответить?
Священник был добрым и милосердным человеком, поэтому не отлучил ни одного из мальчиков от кухни, несмотря на ругань и драку, которая разгорелась за остатки еды в миске, когда Винсенте отшвырнул ее от себя.
— Не волнуйся, сын мой, — сказал падре, когда Тотой пришел к нему на следующий день и стал пространно извиняться за поведение своего друга. — Конечно же, приходите оба. Добро пожаловать. Приходите в любое время. Драка за еду не самое плохое из того, что происходит в этой жизни… хотя мне бы очень не хотелось, чтобы она повторилась. — А потом добавил: — Да, знаешь, прошлой ночью я разговаривал с Богом. Никто из вас не отправится в ад: ни ты, ни Винсенте, ни его отец. Передай это Винсенте. Я не хочу, чтобы вы думали о чертях, ты меня понял?
Тотой заверил его, что не станет больше думать о чертях. И сдержал свое обещание.
Но Винсенте продолжал о них думать. Каждую ночь, целых две недели. Что тут поделаешь? Такой уж он был человек.
Тотой вскочил.
— Вот что я тебе скажу, Сенте. Я не собираюсь целый месяц говорить только о том, кто подстрелил эту кошку. Ясно?
Винсенте немного помолчал и сказал:
— Давай поищем мини-маркет. После такой пробежки я бы не отказался от кока-колы.
5
Но никакого мини-маркета не было и в помине. Не было вообще ничего. Идти было совершенно некуда, но не имело смысла и возвращаться. Каждый из ребят спрашивал себя, не заблудились ли они, особенно Тотой, которому вообще, насколько он себя помнил, никогда не случалось заблудиться. Это было все равно что вдруг разучиться плавать, когда ты уже нырнул в реку.
В свою очередь, Винсенте пугало не столько само это место, как то, что такое запустение могло существовать посреди Манилы. Обычно вокруг всегда были люди.
А еще его смущало, что здесь когда-то, причем совсем недавно, кипела жизнь. Об этом говорило буквально все вокруг: покрытые слоем грязи витрины магазинов, свисавшие клочьями рекламные плакаты и разбитые неоновые надписи. Сквозь окна ресторанов, казалось, можно было различить посетителей, сидящих за бутылкой пива. В одном заброшенном баре был даже музыкальный автомат. Он лежал на боку, посреди кучи покореженных банок из-под пива и смятых газет, похожий на японский сундук с драгоценностями, плавающий в море проклятых банкнот. Непонятно, с какой стати все эти вещи, которые еще могли бы послужить, попросту бросили здесь, вместо того чтобы привести в порядок. Как будто за какой-нибудь час ночная жизнь переместилась в другое место.
Та же мысль явно пришла в голову и Тотою, который выразил ее на свой манер.
— Я смотрю в оба, — тихо произнес Тотой, и они прошли целую улицу, не обменявшись ни единым словом.
Винсенте удивленно поднял брови:
— С какой стати?
— Клоун!
— …Какой еще клоун?
— Клоун из «Макдоналдса». Похоже, это из-за него здесь никого нет. Наверное, он тут охотится.
Винсенте был доволен, что приятель не стал вдаваться в объяснения насчет клоуна. Ему и так было не по себе; не хватало еще выслушивать фантазии Тотоя.
Они почувствовали облегчение, выбравшись на пустырь, освещенный редкими кострами из мусора и луной. За ним виднелся ряд приземистых лачуг, в некоторых горели электрические или керосиновые лампы.
— А здесь как дома, — сказал Тотой.
— Ха-ха!
— Можно у кого-нибудь узнать, как добраться до Эрмиты.
— С нас не убудет.
— Ну, так что…
— Давай лучше попробуем сами.
6
Когда они достигли середины пустыря, Тотой сказал:
— Это из пистолета.
Винсенте кивнул в ответ:
— Громко.
— Совсем близко.
— В какой-то хибаре.
— Хорошо, что мы ее уже прошли.
— Точно.
Они замерли и прислушались. Эхо выстрелов отражалось от окружающих пустырь лачужек и отдавалось в груди мальчиков.
— Вот этот громче других.
— …Кто-то кричит.
— Не останавливайся.
— Да, надо делать ноги.
1
Он ходил из гостиной в кабинет, поглядывая на экран компьютера, а потом от стола к окну, щуря глаза от булавочных уколов пришедшего издалека света. Под «Не откладывай на завтра» он напечатал: «Представь себе атом водорода».
Итак, представь себе атом водорода, Сенте. Самый распространенный атом с единственным электроном, вращающимся вокруг ядра. А теперь представь, что увеличил ядро в пять триллионов раз, и оно стало размером с монетку в один песо. При этом масштабе электрон будет от него на расстоянии одного километра.
Километр между ядром и электроном, если бы ядро было размером с монетку в один песо. Даже если бы ты мог увидеть атом, в нем ничего невозможно разглядеть, кроме пустоты. Столько места для движения по кругу.
Так много места, что если выстрелить нейтрино в свинцовую плиту толщиной со световой год, вполне вероятно, что нейтрино ни с чем не столкнется и вылетит с противоположной стороны.
Неплохой шанс выжить, если ты блок свинца толщиной со световой год, который пытается прострелить себе голову из пистолета, заряженного нейтрино.
И тоже неплохой шанс, если ты — решивший покончить счеты с жизнью нейтрино, прыгающий с тридцатого этажа небоскреба Легаспи. Ты бы врезался в мостовую и промчался сквозь нее: сквозь асфальт, почву, скальное основание, сквозь всю планету — и продолжал мчаться вперед.
Неплохой шанс выжить для непостижимо большого и непостижимо малого.
Ты мог бы надеяться, что так будет и с девушкой, если она прыгнет с тридцатого этажа небоскреба Легаспи. Ведь вокруг столько места, столько пустоты, в которой можно вращаться, что атомы девушки и атомы мостовой могли бы договориться между собой и пропустить ее, не причинив ей вреда.
Звучит довольно разумно. Вот только оказывается, что для постижимого шансы никудышные.
Альфредо вытер пот с верхней губы.
— Стоп, — сказал он себе и нажал на кнопку «delete».
2
Альфредо решил отказаться от сегодняшней встречи с Тотоем. Пожалуй, ему надо с большей осторожностью подходить к сознательным рассказам о жизненных катастрофах и падениях, чем к бессознательным. Но это могло и подождать, поэтому он, как обычно, занялся своим любимым воспитанником, если, конечно, такое определение подходило для Винсенте. Четкими заглавными буквами он написал на кассете, где был сон Винсенте: «#43. Умирающий/мертвый ребенок, равнодушный отец».
Альфредо хорошо помнил, о чем они говорили, поэтому не стал сразу прослушивать запись, а вернулся к предыдущим материалам, также связанным с отцом.
— Отец, отец, — бормотал Альфредо, ведя пальцем по полкам, где были записи Винсенте. Многие из сорока трех записей так или иначе касались отца, поэтому было из чего выбирать. Палец задержался на #4, потом на номерах 5, 6, 9, 11, 16, 17, 18, 23, 24, 28, 30, 31, 36, 37 и в конце концов остановился на номере «#29. Бегущий человек (версия 2)/отец-ад».
