— Невероятный шанс увидеть работу в развитии. Иногда мне кажется, что наброски намного больше говорят о художнике, чем законченные произведения, — произнесла она.
— Подобно скульптурам Микеланджело во Флоренции. — добавила Руби.
Кассандра покосилась на нее, радуясь ее проницательности.
— У меня мурашки по коже побежали, когда я впервые увидела фото того колена, выступающего из мрамора. Словно фигура все это время была поймана внутри и лишь ждала, пока придет кто-то достаточно искусный и освободит ее.
Руби просияла.
— Послушай, — загорелась она внезапной идеей, — сегодня твой единственный вечер в Лондоне, так давай поужинаем, как короли. Я собиралась пересечься со своим другом Греем, но он поймет. Или посидим втроем, в конце концов, чем больше, тем веселее…
— Простите, мэм, — произнес голос с американским акцентом, — вы здесь работаете?
Высокий черноволосый мужчина подошел и встал между ними.
— Работаю, — ответила Руби. — Чем могу помочь?
— Мы с женой ужасно проголодались, а один из парией наверху сказал, что где-то здесь есть кофейня.
Руби закатила глаза, глядя на Кассандру.
— «Карлуччос», семь вечера. Я плачу. — Затем она сжала губы и выдавила вялую улыбку. — Идемте, сэр. Я покажу вам дорогу.
Выйдя из музея, Кассандра отправилась на поиски запоздалого обеда. Она сообразила, что в последний раз ела должно быть, на борту самолета, не считая горсти лакричного ассорти и чашки чая; неудивительно, что желудок возмущался. К внутренней стороне обложки тетради Нелл была приклеена карманная карта центра Лондона. Насколько Кассандра могла судить по ней, неважно, куда идти, — она обязательно найдет что-нибудь поесть и попить. Вглядываясь в карту, она заметила слабый крестик, сделанный шариковой ручкой, который отмечал что-то на другом берегу реки, на улице в предместье Баттерси. Волнение провело перышком прямо по коже. Крестик означает место, но какое именно?
Через двадцать минут Кассандра купила сэндвич с тунцом и бутылку воды в итальянском ресторанчике на Кингс-роуд, затем пошла по Флад-стрит к реке. На другом берегу высились четыре яркие трубы Баттерсийской электростанции. Кассандра ощущала странный трепет, следуя по стопам Нелл.
Осеннее солнце выглянуло из укрытия и рассыпало серебристые искорки по поверхности реки. Темза. Как много она видела: бесчисленные жизни, бессчетные смерти. И именно от ее берега много-много лет назад отчалил корабль с маленькой Нелл на борту. Увез ее от жизни, которую она знала, в неведомое будущее. Будущее, которое стало теперь прошлым, завершившейся жизнью. И все же Нелл было не все равно, а теперь не все равно и Кассандре. Тайна — бабушкино наследство. Более того, ее долг перед бабушкой.
Лондон, Англия, 1975 год
Нелл крутила головой, рассматривая окрестности. Она надеялась, что когда увидит дом, в котором жила Элиза, то, возможно, как-то узнает его, инстинктивно почувствует, что именно он важен для разгадки тайны прошлого, но ошибалась. Дом номер тридцать пять по Баттерси-Бридж-роуд оказался совершенно незнакомым. Он был простым и мало чем отличался от остальных домов на улице: три этажа, подъемные окна, тонкие водосточные трубы змеятся по голым кирпичным стенам, почерневшим от времени и въевшейся грязи. Единственной его особенностью была необычная надстройка сверху. Снаружи казалось, что часть крыши была заложена кирпичом, чтобы получилась еще одна комната. Но со стороны понять было сложно.
Улица спускалась на север к Темзе. Грязная дорога с мусором в канавах и сопливыми детишками, играющими на мостовой, совсем не походила на место, способное взрастить автора волшебных сказок. Глупых романтических бредней — вполне, но, когда Нелл представляла Элизу, в ее мыслях воздали Кенсингтонские сады Джеймса Барри, волшебное очарование Оксфорда Льюиса Кэрролла.
Тем не менее именно этот адрес был указан в книге, которую она купила у мистера Снелгроува. Здесь родилась Элиза Мейкпис. Здесь она провела свои ранние годы. Нелл подошла ближе. Внутри дома, казалось, ничего не происходило, так что она осмелилась прижаться к фасадному окну. Крошечная комнатка, кирпичный камин и тесная кухня. Окна кухни выходили на засыпанный молотым известняком общий двор, который тянулся за многоквартирными домами. Узкий лестничный пролет льнул к стене у двери.
Нелл шагнула назад, чуть не споткнувшись о засохшее комнатное растение.
Лицо в соседнем окне заставило ее подпрыгнуть, бледное лицо, обрамленное венчиком кудрявых белых волос. Нелл моргнула, глянула еще раз, лицо исчезло. Призрак? Нелл снова моргнула. Она не верила в призраков, по крайней мере в тех, что бродят по ночам.
Разумеется, дверь в доме номер тридцать семь по Баттерси-Бридж-роуд с треском распахнулась. За ней стояла миниатюрная женщина ростом примерно четыре фута, с тоненькими ножками и клюкой в руке. Из бородавки на левой стороне ее подбородка торчал длинный седой волос.
— Кто ты, детка? — неразборчиво пробормотала она с акцентом кокни.[17]
Прошло лет сорок, не меньше, с тех пор, как ее называли деткой.
— Нелл Эндрюс, — ответила она, пятясь от высохшего растения. — Я так просто. Просто заглянула. Просто хотела… — Она протянула руку. — Я из Австралии.
— Австралии? — повторила женщина, бледные губы растянулись в беззубой улыбке. — Что ж ты сразу не сказала? У меня зять живет в Австралии. В Сиднее, может, знаешь их? Десмонд и Нэнси Паркер?
— Боюсь, что нет, — ответила Нелл. — Я не в Сиднее живу.
Лицо старухи начало скисать.
— Ну ладно, — несколько скептически произнесла женщина. — Может, если окажешься там, то наткнешься на них.
— Десмонд и Нэнси. Постараюсь не забыть.
— Он редко возвращается до темноты.
Нелл нахмурилась. Зять в Сиднее?
— Парень, что живет по соседству. Почти не шумит. — Женщина понизила голос до театрального шепота. — Может, он и негр, но работает дай боже. — Она покачала головой. — Негр! Парень из Африки живет у нас, на Баттерси-Бридж-роуд. Вот уж не думала, что доживу до такого. Мать перевернулась бы в могиле, если бы узнала, что африканские парни живут на старой улице, да еще и в старом доме.
Нелл встрепенулась.
— Ваша мать тоже здесь жила?
— А то, — гордо произнесла старуха. — Я здесь родилась, между прочим, в этом самом доме, который так вас интересует.
— Родились здесь? — Нелл подняла брови. Не многие люди способны сказать, что прожили всю жизнь на одной улице. — И когда же? Шестьдесят, семьдесят лет назад?
— Семьдесят восемь лет, чтоб вы знали. — Женщина выдвинула подбородок, седой волос сверкнул на свету. — Ни днем меньше.
— Семьдесят восемь лет, — медленно повторила Нелл. — И вы жили здесь все это время. С… — быстрый подсчет, — с тысяча восемьсот девяносто седьмого?
— Ага, с декабря тысяча восемьсот девяносто седьмого. Я — рождественский ребенок.
— У вас сохранилось много воспоминаний? В смысле, из детства?
Хозяйка соседнего дома захихикала.
— Иногда мне кажется, что других воспоминаний у меня и нет.
— Должно быть, тогда здесь было совсем по-другому?
— О да, — глубокомысленно произнесла старуха, — можете не сомневаться.
— Женщина, которую я ищу, тоже жила на этой улице. Точнее говоря, здесь, в этом доме. Возможно, вы помните ее?
Нелл расстегнула папку с бумагами и достала фотокопию фронтисписа книги сказок. Ее пальцы немного дрожали.
— Вот как она выглядела взрослой. Конечно, она была ребенком, когда жила здесь.
Старуха протянула жилистую руку и взяла предложенный рисунок, сощурившись так, что вокруг глаз собрались морщины. Затем она захихикала.
— Вы ее знаете? — Нелл затаила дыхание.
— Отлично знаю. До самой смерти ее не забуду. Пугала меня до колик, когда я была ребенком. Рассказывала жуткие истории, когда знала, что мамы нет рядом, некому поколотить и прогнать ее. — Она глянула на Нелл, нахмурившись, отчего лоб сложился в гармошку. — Элизабет? Эллен?
— Элиза, — быстро подсказала Нелл. — Элиза Мейкпис. Она стала писательницей.
— Откуда мне знать, я терпеть не могу читать. Только бумагу почем зря переводят. Знаю только, что девчонка с твоей картинки рассказывала такое, что волосы становились дыбом. Из-за нее почти все местные дети боялись темноты, и все же мы каждый раз возвращались за новой порцией историй. И где только она их брала?
Нелл снова взглянула на дом, стараясь поймать образ юной Элизы — заядлой рассказчицы, пугающей детишек помладше своими страшными сказками.
— Мы скучали по ней, когда ее забрали.
Старуха печально качала головой.
— Я думала, вы были рады, что вас больше некому пугать.
