– А женился ты где? – спросил Сухинин, – ты Римму то свою откуда надыбал?
– Римму? – в пьяном непонимании переспросил Митрохин, – с Риммой меня тоже Пузачев познакомил.
– Вот как? Нигде без Пузачева!
Сухинин не помнил, какой это уже был стакан. Просто рассказчик вдруг закинул голову назад и весь какой-то совершенно неживой повис на стуле. Спортсменка-домработница тут же материализовалась и подсев под тяжелого Митрохина, как санитарка-звать Тамарка на фронте, потащила Митрохина в кулуары спален. Сухинин засобирался и набрав номер шофера Коли, велел подавать "пульман" к подъезду.
– Вы не останетесь? – с робкой улыбкой поинтересовалась вернувшаяся из кулуаров спортсменка-домработница, – а то ему (тут она мотнула в сторону спален своей кудрявой головкой), а то ему утром одному похмеляться скучно будет.
– А ты с ним похмелись, – посоветовал Сухинин, – и вообще, по женски береги его, ладно?
И Сухинин вдруг поймал себя на том, что этот его последний жест, когда он ущипнул спортсменку-домработницу за подбородок, совсем не свойственен ему.
– Вот что эмоциональное выздоровление со мной делает, – подумал он, надевая пальто.
– Передай Митрохину, что утром я уже в Тюмени, – сказал он и снова ущипнул спортсменку, на этот раз за другое место.
***
Здравствуй и прощай.
***
"С Алексеем отношения стали складываться как-то странно. Порой он меня просто пугает. Иной раз он каким то зверем становится, мне даже страшно. И прогнать его бы уже надо, но мне почему-то кажется, если это сделать резко, то он может просто убить.
Мне страшно.
А тут вдруг позвонил и говорит, давай поедем в Битцевский парк. Погулять".
***
"Я уже давно понял, что допрос в кабинете следователя никогда не кончается, и когда меня приводят назад в камеру, функцию следователя берет на себя смотрящий по хате. Пахана нашего кличут Чугуном. А Чугун он и есть Чугун. Никакого политеса, никакого притворства и никакой игры. Он мне напрямик говорит, – сознайся, что убил тех девок в Битцевском парке, или мы тебя тут в камере с пацанами медленно рвать на кусочки и крысам скармливать начнем"…
***
– Хочешь, я тебе про всех моих мужчин расскажу, как у меня с ними было? С подробностями! Хочешь?
На Веронику напал приступ пьяной бравады. Уже на регистрации она выглядела сильно осоловелой, видимо на вчерашние дрожжи, а потом, когда ждали посадки, Вероника еще приняла сто или все сто пятьдесят граммов коньяка на свою бритжит-бордоевскую грудь, когда Сухинин не успел приглядеть за ней в баре. А приглядывай-не приглядывай, неизвестно сколько она выпила, выходя в дамские комнаты! Кино про белокурую гитаристку из чикагского джаз-банда в исполнении Мерилин Монро для некоторых девочек бесследно не прошло, и они теперь научились прятать бутылочки в чулках или в колготках.
Вобщем, на борт "боинга" западно-сибирских авиалиний Веронику пришлось тащить.
Не бросать же ее! Хотя, соблазн был и Сухинина так и подмывало, назло Мирохину вызвать в зал ожидания еще не так далеко отъехавшего от аэропорта их шофера Колю, пусть забирает пьяное туловище вдовы. Но Сухинин обещал Митрохину, что приглядит за Вероникой. Значит, надо нести крест. Нес же он его почти всю свою сознательную жизнь!
Первый час полета измучил их обоих.
Наверное от перепада давления, когда самолет стал набирать высоту, Веронику стало тошнить. Она стала какой-то буквально зеленой и три раза пошатываясь, ходила в туалет. Хорошо, стюардесса в их бизнес-классе хорошая попалась, понимающая. Помогла Веронике, умыла ее, достала из аптечки таблетки активированного угля и цитрамона. Потом, попив минералки и укутавшись в заботливо поданный стюардессою плед, Вероника немного подремала. Но недолго. Пол-часика посопев с закрытыми глазками и похлюпав носиком, Вероника проснулась и, прильнув к уху Сухинина своим горячим ртом, вдруг истово принялась исповедоваться ему, как какая-нибудь старая грешница католичка в жарком маленьком мексиканском городке исповедуется молодому новенькому, только что присланному из епископата священнику.
– Хочешь, расскажу про всех моих мужчин? С самого начала и с подробностями?
Хочешь?
Еще какие-нибудь пол-года назад Сухинин сам бы дорого отдал за то, чтобы хоть чуть-чуть заглянуть в тайны сексуального прошлого Вероники. Ночами бывало, распаляя свое воображение, он представлял себе сцены, где волею его фантазии, его возлюбленная то отдавалась своему тренеру по гимнастике, когда на втором курсе сдавала зачет по физкультуре, то была изнасилована тремя попутчиками-бандитами в купе экспресса Адлер-Москва, когда одна возвращалась с каникул из Сочи, то в общежитии иностранных студентов вступала в какие-то совершенно немыслимые отношения с неграми из Мозамбика, что учились у них на курсе…
Но теперь, когда Сухинин выздоровел, ему это было уже не так интересно.
И ему даже захотелось как-то отомстить Веронике. Отомстить за те почти двадцать лет его душевного плена, которому она была и главной виновницей, и главным прокурором и главной надзирательницей.
– Не знаю, что ты там обо мне думал и думаешь, – придав своей мордашке решительное гордое выражение, начала Вероника, – но первым моим мужчиной был Игорь. Да, именно Игорь Пузачев. И для меня это было очень важно, первый раз с первым своим мужчиной быть обязательно по любви.
Сухинин автоматически притих и даже затаил биение собственного сердца.
– Это было на третьем курсе после стройотряда, когда вы ездили в Волгоград, помнишь?
– Помню, нас еще тогда едва не выперли из отряда за фарцовку, – улыбнулся Сухинин.
– Да, это тогда было, – Вероника задумчиво глядела мимо Сухинина, – я была такая глупая, я так влюбилась.
– Почему глупая? – Сухинин пожал плечами.
– Наверное, надо было выходить замуж за другого, – ответила Вероника.
– За кого? – испуганно спросил Сухинин, подумав, что Вероника сейчас примется сожалеть, что не прожила всю жизнь с ним, и что теперь раскаивается и сожалеет.
– За доцента Лидяева, – сказала Вероника, – он мне предлагал аспирантуру и диссертацию за два года, и знаешь, когда я ему отказала, он взял в аспирантуру Ленку Безрукову и сделал ее любовницей.
Эту историю Сухинин слыхал. Ленка и правда стала потом кандидатом наук, доцентом, а сам Лидяев дорос до проректора по науке.
– Ну и что? Была бы сейчас доценткой? Жила бы в маленькой квартирке, ездила бы на автомобиле марки "Ока"? – хмыкнул Сухинин.
– Может, это и лучше бы было, чем всю жизнь бездельничать, – ответила Вероника, – быть женой деятельного человека не такое это уж и счастье.
– Банальная сентенция, – возразил Сухинин, – и не верю, что ты отдала бы трехэтажный особняк на Десне за двухкомнатную квартирку в Ясенево.
– Не отдала бы, – согласилась Вероника, – потому что слабая и нерешительная, потому всю жизнь и промаялась.
– Ты обещала меня удивить рассказами про всех твоих мужчин и с подробностями, – сказал Сухинин, – а увела куда то не туда.
– А потому что кроме Пузачева были у меня только двое.
– Кто? – вскинул брови Сухинин.
– Ты их знаешь, – сказала Вероника и поджала губки.
– Митрохин и Бакланов? – попытался угадать Сухинин.
– А вот и нет, – покачала головой Вероника, – а вот и нет.
– Ну, так не томи, мне интересно, – Сухинин на своем месте.
– Однажды Пузачев попросил меня провести вечер в компании одного очень важного для него человека.
– Неужели? – выдохнул Сухинин.
– Да, – кивнула Вероника, – он сумел меня убедить, что это очень важно.
– С кем ты переспала? – нетерпеливо спросил Сухинин, – под кого он тебя подложил?
– Это был чиновник из Счетной палаты, ты его помнишь, – сказала Вероника.
– Когда в девяносто восьмом году шерстили нашу головную контору? – догадался Сухинин.
– Угу, – кивнула Вероника, – его звали Валерий Аркадьевич.
– Обычно в таких случаях дают много денег и просто устраивают баньку с дорогими проститутками, – с сомнением сказал Сухинин.
– Здесь был иной случай, – сказала Вероника.
– Допустим, – согласился Сухинин, – тогда кто был вторым?
– Не догадываешься? – спросила Вероника, снизу вверх взметнув на него взгляд своих серых глаз.
– Нет.
– Значит, мы хорошо маскировались, – довольная улыбнулась Вероника.
– Ну так кто же?
– Фридрих.
– Фридрих Янович?
– Да. Ёб твою мать! – в сердцах выругался Сухинин.
Он выругался так громко, что сидевшие на другом диване их бизнес-класса господа вздрогнули и обернулись на них.
– Не ругайся, – сказала Вероника.
– Прости, не буду.
Помолчали.
Помолчали и поглядели в иллюминатор.
Начинались сумерки.
– Навстречу часовому поясу летим, – сказала Вероника.
– Ты обещала мне сексуальные подробности, – сказал Сухинин.
