— Когда есть куда уйти! — огрызнулась баба.
— Было бы желание! А уж куда податься всегда» найдет. И не обязательно к женщине. Главное, спасти душу от той, какая перестала быть подругой! — открыл! дверь в комнату и вошел без стука, не оглядываясь н; женщину.
Ребята сидели за столом, пили пиво под воблу. На столе какие-то бумаги, люди о чем-то спорили.
— А тут вот вас разыскивают! — сказал Егор, войдя в комнату. Парни удивленно оглянулись: :
— Кого?
— Кто?
— Зачем? — смотрели на Лукича.
— Дамочка здесь появилась. Милицией грозит. Говорит, что я тут негласный притон держу. Обещает порядок навести у нас в общежитии!
Женщина выглянула из-за спины Титова:
— Володь, пошли домой, попросила тихо,
— Опять возникла? Ну, чего по пятам бегаешь, я же просил, не ходи следом, не позорь! У нас деловой разговор.
— Вижу, какой разговор! Пиво хлещете ведрами! С самого утра до ночи отсюда не вырвать тебя!
— Иди домой! Я сам знаю, когда вернуться! — закипал мужик.
— Дома старики ждут. Пора познакомиться.
— Я их не звал! У меня работа. И ты не мешай,— подвинул к себе бумаги, отвернулся от бабы.
— Володь! Ну, сколько тебя ждать? — настаивала женщина. Парень сморщился, вышел из-за стола, вытолкал бабу, закрыл перед нею дверь:
— Простите, Лукич! Что делать, когда в голове одни опилки! Нет ума! Одно слово — баба! С нею мне не повезло! — развел руками, сел к столу, забыл о жене, какая ждала его в коридоре целых два часа.
Лукич удивлялся ее терпению. Предложил ей присесть. Женщина обрадовалась. Ноги устали. Она присела, понимая, что муж теперь не поторопится уйти от друзей. Но уходить без него не хотела.
— Вот так и мучаюсь! — сказала, виновато глянув на Титова. Ей было неловко за недавнюю грубость и она, не зная как сгладить вину, пыталась завести разговор. Но комендант достал какие-то папки с бумагами, стал их просматривать, делал какие-то пометки, совсем забыв о посетительнице. Та, посидев несколько минут, попросила разрешения закурить. Лукич молча достал из ящика стола пепельницу, подвинул женщине. Та, коротко поблагодарила.
— Егор Лукич! А мой Вовка часто сюда приходит? — спросила неожиданно.
— Я не вахтер. Сегодня наш Поликарпыч приболел. Но и он не следит ни за кем. А уж тем более за гостями. Не знаю! — не хотел продолжать разговор человек.
— А у вас свои дочки есть?
— Зачем вам это знать? — не понял Егор.
— Тогда бы меня поняли! — ответила вздохнув.
— У нас здесь столько своих живет! Все заботы не решить. Так эти свои. А вы мне кто? К чему ваши проблемы мне? Решайте их сами! Давно ли милицией грозили, всякую гадость несли, меня чуть ли не сутенером назвали. А теперь свои заботы не знаете на кого сбросить,— усмехнулся человек, и несогласно качал головой.
— Нет, уж только не это!
— Да не забота! Целая беда валится! А я и не знаю, что делать.
— У вас беда? Вот и обратитесь в органы!
— Да причем они? Я к вам, как к человеку!
— Чего ж не к родителям?
— Не поймут и не подскажут.
— Почему?
— Эта тема чуждая для них!
— Разве в семье бывает такое? — удивился Егор.
— Что делать? У нас так!
— Может, сами виноваты? — оторвался человек о бумаг.
— Я не виновата ни в чем! Да и никто! Разве может любой из нас годами держать себя в узде? Вот так, как мы с Володькой.
— Вы женаты?
— Конечно! Но есть помехи. Я у него вторая жена Есть и первая! Там ребенок! Сын! И Володьку, понятно дело, к нему тянет.
— Значит, надо своего рожать поскорее.
— Не получается.
— Давно живете? — полюбопытствовал Лукич.
— Второй год...
— Это еще немного.
— Володьку такое раздражает. Мне кажется, если не будет ребенка, он бросит меня,— всхлипнула баба.
— Чего ж расстраиваетесь? Молодая, яркая, еще найдете для себя человека! И ребенок появится.
— Ну да! Я целых три года за ним увивалась, чтобы отнять Володьку от Дарьи.
— Она его первая жена?
— Да! К тому же, моя подруга! Не смотрите осуждающе. Мы с Вовкой с шестого класса встречались, до самого конца школы. Дашка все знала. Когда я поступила в институт, она отбила его у меня. Увела на глазах у всех. А через год родила и привязала ребенком. Если бы не сын, Вовка никогда бы с ней не остался.
— А как к вам вернулся?
— Я увела! Решила наказать Дашку за подлость.
— Вот так дела! Выходит, лишили ребенка отца из банальной мести?
— Я люблю его! — выдохнула баба.
— Но Дарья тоже любит, иначе не родила бы ему сына!
— А я как должна жить? Я любила его с самого детства. Но Дашка на это не посмотрела. И увела, высмеяв меня перед всеми. Конечно, я давно могла выйти замуж за другого, ничем не хуже Вовки, но тогда я не наказала бы подругу. Мне хотелось, чтоб и она залилась горючими, как я в свое время. И я добилась, чего хотела. Он ушел и от нее и от сына. Пусть теперь она взвоет,— ухмылялась злорадно.
— Так вы сторожите мужа, чтобы не вернулся к первой жене?
— Он имеет баб по городу. Не обязательно к Дарье, к любой свернуть может. Он без тормозов. Володька легко приживается.
— Вы с ним расписаны?
— Нет. Он сказал, что узаконимся, когда рожу. Л скольким это пообещал, кто его знает!
— Выходит, разбила семью подруги?
— Она у меня его отняла! А я у нее!
— Ну, а что получила? Что выиграла? Разве это семья, жизнь, счастье? Не пожелаешь этого даже злому врагу! Вы сами себя бросили под ноги мужу. Мыслимо пи дело вот так каждый шаг караулить? Неужели самой но стыдно, или на свое имя наплевала? Дарья, а она, понятное дело, знает о том, до икоты хохочет, что вы ни днем, ни ночью не спите, все время на сторожевом посту. И самое обидное, чем чаще караулите, тем больше изменяет. Это, если говорить правду, закономерная логика поступков всех мужчин.
— Да бросьте смеяться надо мной!
— А я и не шучу! Запретный плод всегда сладок! Древняя, мудрая пословица, живучая и в наши дни!
— Так вы считаете, что мне надо перестать его стремачить? Но он тут же сбежит к другой!
— Если задумает такое, вы не помешаете! Сумел же оставить первую семью! Даже сын не удержал. Поверьте, его ручонки сильнее ваших. Будьте благоразумнее.
— Не отдам ей Вовку! Мой он! Пусть гад и негодяй, последний подонок, но мой, самый лучший и любимый паршивец!
— Тогда терпи и мучайся!
— Конечно! Вот мы сейчас пойдем с ним домой по руку мимо Дашкиных окон. Она будет смотреть и завидовать, кусать губы и реветь в три ручья! — торжествовала баба.
— А рядом с нею сын! Он будет тянуть руки к отцу и звать. И, поверьте, своего ребенка он все равно услышит, свернет к нему. И вы не сможете удержать,— качнул головою Лукич.
— Вы когда-нибудь уходили от своей жены?
— Только на войну,— ответил скупо.
— Но вас могли убить!
— Зато у могилы никто не назвал бы негодяем.
— Какая разница мертвым? — фыркнула женщин сморщившись.
— Если при жизни не уважать свое имя, то уж о чем говорить после смерти? Путевые мужики своих детей сами растят, не бросают их. Как можно верить человек какой кровное дитя оставил? Я бы дочери не позволил связать судьбу с таким подонком!
— А если я люблю его?
— Слепая дура! Он забавляется тобою как игрушкой, а когда устанет, забудет, как хлам, и пойдет к другой, даже не оглянувшись. Как тогда взвоешь сама?
— Я убью его!
— Ну, то-то мертвые по дороге валяются! Совсем тупая женщина! Шла бы домой! Чего вот тут сидеть только времени? Или дел нет, заняться нечем?
— Эх, Егор Лукич! Я однажды теряла Володьку. Больше не хочу! Пусть зыбкое мое счастье, пускай оно хромает на обе ноги. Но оно есть у меня! Оно лучше одиночества и насмешек. Мой любимый со мною! Конечно, я не убью Вовку, но если уйдет или найдет другую, я не выдержу. Уйду из жизни сама...
— А если будет ребенок?
— Тогда останусь жить для него,— опустила голову женщина, задумалась о своем.
— Живите спокойнее, не проверяя, а доверяя. И все у вас получится! — заметил Лукич, что двери комнаты приоткрылись и Володя, шагнув в коридор, помахал ребятам рукой, сказав:
— Домой под охраной вернусь. Она надежнее любого конвоя, самой смерти, с нею жизнь не мила. Потому, говорю вам, не спешите жениться! — пошел к женщине, тут же повисшей на его руке.
Она кивнула головой Лукичу и со счастливой улыбкой пошла к выходу. Володька плелся к двери, опустив плечи. Глянув им вслед, Егор подумал:
— У каждого оно свое — это непосильное семейное счастье. Долго ли они выдержат его? Но кто-то из них вот-вот выпадет из этой упряжки...
