— Так, так, так! — весело сказал я. — Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!
Я всегда говорю что-нибудь в этом роде, когда вхожу в помещение, где присутствуют люди. Мне кажется, так легче всего завязать непринужденную беседу.
Девица Элоиза с упрёком на меня посмотрела.
— Где вы пропадали весь день? — спросила она.
— После ленча я отдыхал у себя в комнате.
— В пять часов вечера вас там не было.
— Верно. Я чуток поработал над статьёй о добрых старых колледжах, а потом пошёл прогуляться. Физические нагрузки, знаете ли, очень полезны для здоровья.
— Mens sana in corpore sana, — объявил профессор.
— Ничего удивительного, — вежливо согласился я.
В эту минуту, когда всё шло лучше некуда и я чувствовал себя как кум королю, миссис Прингл внезапно изо всех сил стукнула меня кастетом по голове. Нет, нет, поймите меня правильно. Я говорю в переносном смысле слова.
— Родерик сильно задерживается, — сказала она.
Возможно, вам покажется странным, что это имя оглушило меня, как динамит рыбу. Поверьте мне на слово: для человека, который хоть раз имел дело с сэром Родериком Глоссопом, в мире существует только один Родерик, причём на одного больше, чем хотелось бы.
— Родерик? — прохрипел я.
— Мой свояк, сэр Родерик Глоссоп, приезжает в Кембридж, — сказал профессор. — Завтра он читает лекции в Сент-Люке, а сегодня мы ждём его к обеду.
И пока я стоял, чувствуя себя как главный герой, загнанный в ловушку преступниками, дверь отворилась.
— Сэр Родерик Глоссоп, — объявила служанка или горничная, не помню кто, и Он вошёл.
Одна из причин, по которой старого хрыча не любили лучшие умы общества, заключалась в том, что у него была огромная лысая голова, размером с купол собора Святого Павла, и заросли кустов вместо бровей, которые следовало бы долго стричь секатором, чтобы привести их в приличный вид. Когда к тебе приближается голый череп с глазами, торчащими из кустов, невольно начинаешь жалеть, что заранее не подумал об отступлении.
Сэр Родерик вошёл в комнату, а я попятился и встал за софу, вверив свою душу Господу. Мне не нужно было обращаться к гадалке, чтобы узнать, что в будущем меня ждут неприятности.
Сначала он меня не заметил. Пожав руки профессору и его жене, сэр Родерик поцеловал Элоизу и кивнул Экспонатам.
— Боюсь, я немного задержался, — сказал он. — Моя машина сломалась в дороге, но шофёр…
Тут он увидел меня за софой и, вздрогнув, сморщился, словно наелся кислятины.
— Это… — начал профессор, махнув рукой в моём направлении.
— Я давно знаком с мистером Вустером.
— Это, — как ни в чём не бывало продолжал профессор, — племянник мисс Сипперли, Оливер. Вы помните мисс Сипперли?
— Что вы имеете в виду? — рявкнул сэр Родерик. Видимо, частое общение с психами выработало у него властную, резкую манеру поведения. — Этого злосчастного молодого человека зовут Берти Вустер. Что за чушь вы несёте о каких-то Оливерах и Сипперли?
Профессор посмотрел на меня с вполне объяснимым любопытством. Остальные участники сцены последовали его примеру. Я выдавил из себя жалкую улыбку.
— Видите ли, дело в том… — сказал я.
Профессор напряжённо обдумывал ситуацию. Мне показалось, я слышу, как в голове у него трещало и щёлкало.
— Этот человек сказал, что его зовут Оливер Сипперли, — произнёс он.
— Эй, вы! — рявкнул сэр Родерик. — Должен ли я понять, что вы навязали своё общество людям, прикинувшись племянником старого друга семьи?
Точнее сказать было невозможно.
— Ну, в общем, да, — ответил я.
Сэр Родерик выстрелил в меня взглядом, который попал мне в грудь, пронзил лёгкие и вышел со спины.
— Душевнобольной! Абсолютно ненормален, как я и предполагал с первого взгляда!
— Что он сказал? — спросила тётя Джейн.
— Родерик говорит, этот молодой человек — душевнобольной, — проревел профессор.
— Ах! — сказала тётя Джейн, кивая. — Так я и думала. Он спускается в сад и входит в дом по водосточной трубе.
— Что?!
— Я сама его видела — ах! — много раз.
Сэр Родерик грозно фыркнул.
— За ним следует установить строгий надзор. Преступно оставлять человека в таком состоянии на свободе. На следующей стадии болезни его может охватить мания убийства.
Я подумал, что, как это ни печально, мне придётся продать старину Сиппи, чтобы опровергнуть это ужасное обвинение. В конце концов наш обман всё равно открылся.
— Позвольте мне объяснить, — сказал я. — Сиппи попросил меня погостить здесь вместо него.
— Что вы имеете в виду?
— Ему не удалось приехать, потому что он отдубасил полицейского в ночь после лодочных гонок, и его сцапали.
Должен признаться, мне с большим трудом удалось втолковать им, что произошло, а когда они всё поняли, их отношение ко мне не изменилось к лучшему. Между нами появилась некоторая натянутость, поэтому, вежливо откланявшись, я отказался от обеда, хотя умирал с голоду, и поднялся к себе.
— Дживз, — сказал я, когда он вплыл в комнату, — мы погибли.
— Сэр?
— Врата ада дрожат, Дживз. Наша карта бита. — И я всё ему рассказал.
Он внимательно меня выслушал.
— От роковых случайностей, сэр, никто не застрахован, но к ним надо быть готовым. Следующий наш шаг, который необходимо предпринять, очевиден.
— 0 чём это ты?
— Надо повидаться с мисс Сипперли, сэр.
— Разрази меня гром! Зачем?
— Предпочтительнее, если она узнает факты из ваших уст, сэр, чем из письма, которое ей обязательно напишет профессор Прингл. Ведь вы не оставили мысль сделать всё возможное, чтобы помочь мистеру Сипперли, сэр?
— Я не могу подвести Сиппи. Значит, ты считаешь…
— Да, сэр. У меня есть мнение, что мисс Сипперли снисходительно отнесётся к проступку мистера Сипперли.
— Почему?
— Мне так кажется, сэр.
— Ну, раз так… А как нам туда добраться?
— Мисс Сипперли живёт примерно в ста пятидесяти милях от Кембриджа, сэр. Быстрее всего мы доедем к ней на машине.
— В таком случае немедленно закажи машину, Дживз.
Мысль о том, что я буду в ста пятидесяти милях от Элоизы Прингл, не говоря уже о тёте Джейн и сэре Родерике, была настолько приятна, что мне сразу полегчало.
* * *
Пэддок, Бекли-на-Угодьях, находился недалеко от деревни, и на следующее утро, плотно позавтракав, я отправился туда пешком. Я почти не волновался: должно быть, испытания меня закалили. Неудивительно, если вспомнить ту встряску, которую я получил за последние две недели. Впрочем, какой бы ни оказалась тётушка Сиппи, по крайней мере она не была сэром Родериком Глоссопом.
Пэддок оказался средних размеров загородным строением с прекрасно ухоженным садом и посыпанной гравием широкой тропинкой, огибающей кусты, которые выглядели так, словно их только что пропылесосили; короче, глядя на всю эту красоту, можно было с уверенностью сказать: «Здесь живёт чья-то тётя».
Сразу за поворотом я увидел женщину с лейкой в руках, поливавшую клумбу с цветами. Ни секунды не сомневаясь, что передо мной искомая тётушка, я остановился, откашлялся и произнёс:
— Мисс Сипперли?
Она стояла ко мне спиной и, услышав мой голос, подпрыгнула и отскочила в сторону, словно была босоногой танцовщицей, которая изображала Саломею, и внезапно наступила на ржавую консервную банку. Едва удержав равновесие, она ошарашено на меня уставилась. Крепкая, здоровая женщина с красными щеками.
— Надеюсь, я не испугал вас? — спросил я.
— Кто вы?
— Меня зовут Вустер. Я приятель вашего племянника, Оливера.
Её дыхание постепенно пришло в норму.
— Вот как? Когда я услышала ваш голос, я приняла вас за другого.
— Нет, это я. Мне необходимо сообщить вам новости об Оливере.
— Что случилось?
Мной овладели сомнения. Теперь, когда мы подошли к самой сути, соли или как там это называется, я потерял былую уверенность в себе.
— Я должен предупредить вас, что это довольно грустная история, знаете ли.
— С Оливером произошёл несчастный случай? Он заболел?
Она говорила взволнованно, и мне было приятно видеть, что ничто человеческое ей не чуждо. Я решил не ходить вокруг да около, а рубануть с плеча.
— 0 нет, он здоров, — сказал я. — Что же касается вашего первого вопроса, это как посмотреть. Он в каталажке.
— Где?
— В тюрьме.
— В тюрьме!
— Видите ли, он попал за решётку исключительно по моей вине. Мы прогуливались ночью после лодочных гонок, и я посоветовал ему умыкнуть полицейский шлем.
— Я вас не понимаю.
— Ну, Сиппи выглядел жутко расстроенным, знаете ли, и — не знаю, прав я был или нет, — я подумал, он развеселится, если перейдёт на другую сторону улицы и свистнет у полицейского шлем. Ему тоже показалось, что мысль неплоха, и он начал действовать, а полисмен поднял шум, и Оливер ему врезал.
— Врезал?
