«Ну разве не лучше написать о себе: «Люблю живопись, кошек, индийские фильмы», — думал Антон Владимирович. — Хоть какое-то, а создается представление о человеке. Или там: «обожаю кататься на коньках и заниматься сексом при свете». Но эта заезженная муть, что она может сказать о человеке? Только одно — дура я!»
Тем, у кого в анкетах находилось это стихотворение, Антон Владимирович никогда не писал. К сожалению, не радовали и все остальные. В жизни отставного подполковника медицинской службы не было места празднику, и оттого он порой впадал в неистовство.
В тихое, интеллигентное неистовство, когда внешне — никаких признаков, а внутри словно извергается вулкан Везувий. Хочется вскочить, начать крушить все вокруг, задать всем перцу, короче — устроить последний день Помпеи. Однако последний день Помпеи автоматически становился бы последним днем руководства поликлиникой, а этого Антон Владимирович допустить не мог.
Глава одиннадцатая
Знак среднего пальца
— Как ты смотришь на то, если я буду выходить замуж в красном брючном костюме? — спросила Елена, паркуясь на полупустой по раннему времени стоянке гипермаркета «О’ШОП», в который они с Даниловым приехали за провизией на неделю, а то и на две.
— Резко отрицательно, — не раздумывая, ответил Данилов.
— Почему? — Елена вытащила ключ из замка зажигания и открыла дверцу.
— Потому что я вправе рассчитывать на невесту в классическом свадебном наряде. Платье колоколом…
— Фата?
— Фата непременно!
— Что она будет символизировать? Мою утраченную еще в прошлом веке невинность?
— Чистоту и непорочность твоих помыслов! К тому же красный цвет — это цвет агрессии, тотального доминирования… Совершенно неуместно…
— А если розовый?
— Слушай, а это вообще можно делать?
— Что?
— Обсуждать со мной свадебный наряд.
— Можно. Считается, что не к добру, когда невеста показывается жениху в свадебном наряде до свадьбы. А обсуждать можно. Кстати, а ты в чем будешь жениться?
— Надену костюм, серый…
— Ты хочешь начать новую жизнь в старом костюме? — Елена остановилась и обернулась к Данилову. — Ты чего, Данилов? Давай устроим себе полноценный праздник в новых нарядах…
— Праздник — он в душе, а не в нарядах! — возразил Данилов. — Насчет белого платья колоколом я, конечно, пошутил. Против красного брючного костюма тоже ничего не имею. Но только прошу не рядить меня во фрак!
— Фрака не будет, — пообещала Елена. — Но вот черный костюм будет как нельзя более уместен.
— Красное и черное! Совсем по Стендалю. Ладно, черный костюм куплю… В конце концов я уже немолод, он мне, помимо свадьбы, еще один раз точно пригодится…
— Данилов!
— Давай, Новицкая, пойдем, а то холодно здесь торчать на ветру…
До входа шли молча.
— Во вторник принимаю дела на новом месте, — сказала Елена. — Представляешь, Старчинский просится, чтобы я забрала его с собой.
— Он выполняет мое задание, — пошутил Данилов. — Тебя же нельзя оставлять без поддержки.
— Мою поддержку зовут Михаил Юрьевич Гучков, — Елена не захотела поддержать шутку.
— Главный врач — это сила, — согласился Данилов. — Но нужен еще и свой человек в толпе. Так положено. Послушай, а ты сделай Старчинского старшим врачом!
— Выслуга лет у него не та, — усмехнулась Елена. — И характер чересчур легкий. Старший врач должен быть другим…
— Помесью цербера со Змеем Горынычем.
— Если бы тебе не предстояло бы сейчас таскать тяжелые сумки, то я бы тебя убила! — пообещала Елена, когда-то работавшая старшим врачом.
— За правду часто убивают, — ответил Данилов. — Но правды от этого меньше не становится. Послушай, а могу я увеличить список приглашенных на одно лицо?
Список приглашенных был невелик — незамужняя подруга Елены, Полянский, не исключено, что со своей новой пассией, Никита. Вот и все.
— Хочешь пригласить Старчинского?
— Что я — дурак? — хмыкнул Данилов. — Он будет затмевать меня и ростом, и молодостью, и красотой. Я, возможно, приглашу одного человека из поликлиники, если решу, что это будет уместно.
— Конечно, приглашай! — согласилась Елена. — Лишний гость — лишний подарок.
Они вооружились тележками и пошли вдоль стеллажей.
— Ты не находишь, что когда жених и невеста вместе ходят за покупками, это как-то внушает надежду? — спросил Данилов.
— Надежду на что?
— На правильность их взаимного выбора. На то, что их семейной лодке не суждено разбиться о быт!
— Возможно, — согласилась Елена. — Совместные покупки сближают больше, чем постель.
— Но удовольствия приносят меньше.
— Это уж кому как.
— На что ты намекаешь? — Данилов попробовал изобразить возмущение. — А ну-ка, поясни свою мысль!
— Ну вот сейчас, например, мы пройдем мимо «Зефира в шоколаде», и я с тоской обернусь, чтобы хотя бы посмотреть на него, а ты, не слушая моих возражений, положишь в свою тележку две, нет — три коробки зефира… и я их съем, а потом буду рыдать у тебя на груди и говорить, что я толстая и ты не захочешь на мне теперь жениться…
— Я тебя понял и съем весь зефир сам! Я, по крайней мере, не буду рыдать у тебя на груди и жаловаться, что поправился, а просто пойду и куплю джинсы на размер больше.
— Нет в тебе, Данилов, романтики, — упрекнула Елена. — Не понимаешь ты, как иногда хочется почувствовать себя совсем юной, преисполниться легкомыслия, нести с упоением какую-нибудь чепуху… Твои джинсы на размер больше, это как раз и есть то, обо что разбиваются семейные лодки… Выложи сейчас же зефир! Я пошутила! Я его есть не буду! Куда нам пять коробок!
— Мы с Никитой любим зефир в шоколаде.
— Слипнется у вас с такого количества!
— Как слипнется, так и раскроется. Дело житейское.
Данилов обогнул Елену, попытавшуюся выхватить из его тележки коробки с зефиром, и пошел вперед. Елене не оставалось ничего другого, как последовать за ним…
— Инвалидность — это полная или частичная потеря трудоспособности вследствие заболевания. Заболевания, а не возраста!
Разбуди Татьяну Алексеевну ночью, она бы без запинки выдала все, что касается инвалидности и ее оформления, еще не успев проснуться. Что вы хотите — почти столько лет, изо дня в день талдычить одно и то же. Громким поставленным голосом и с паузами между предложениями. Чтобы лучше поняли.
— Так я и есть нетрудоспособная…
— По возрасту! Пенсию от государства получаете? Получаете пенсию?
— Получаю.
— Вот на нее и живите. Тем более что в случае получения второй группы прибавка у вас будет небольшая. На полкило сосисок!
— Так и полкило сосисок на дороге не валяются, Татьяна Алексеевна! А лекарства? Цены такие, что не подступишься…
— Вы не думайте… Мария Юрьевна, что вам будут выписывать все, что только душенька пожелает! Есть утвержденный перечень препаратов, которые можно выписывать льготникам. И выписывается все в очень разумных пределах. Вы меня хорошо понимаете?
— Понимаю, чего там непонятного. Все соседки, у кого группа есть, так и говорят — вымаливать приходится каждую таблетку чуть ли не на коленях!
— Давайте не будем заниматься демагогией! Мое решение такое — показаний для оформления группы инвалидности у вас нет.
— То есть вы отказываете? Так же, как и Малярчук?
— Я полностью согласна с участковым врачом — у вас нет показаний. Всего хорошего!
— Эх! — Мария Юрьевна нарочито медленной походкой пошла к двери. — А вот матери моей сразу вторую группу дали…
— Тогда время было другое! Кто следующий, заходите!
В начале девяностых группу инвалидности и впрямь давали всем пенсионерам чуть ли не автоматически. Пришел, пожаловался на немощность, обошел всех врачей, посидел в очереди на комиссию — и получай свою вторую нерабочую, дающую право на бесплатное получение лекарств и прочие льготы! Со временем халява закончилась, но память о ней еще живет.
— Татьяна Алексеевна, можно?
— Можно! Я же приглашала! Что у вас?
— Участковый врач, Коканова, направила к вам за разрешением. Чтобы посыльный лист открыть.
Конечно, зачем же еще можно прийти к заместителю главного врача по клинико-экспертной работе? Только за посыльным листом, да продлением длительного больничного листа. Или с жалобой на кого-то из врачей-специалистов.
— Садитесь.
Пахомцева бегло просмотрела амбулаторную карту. Коканова — идиотка, направляет за разрешением на открытие посыльного листа всех-всех. Нет бы сразу объяснить человеку, что инвалидность ему «не светит», а не посылать на четвертый этаж к заместителю главного врача.
— Какие у вас жалобы?
— Ой, доктор, жалоб много… Голова кружится…
— Часто кружится?
