«Что, если человек, проникший сюда в прошлый раз, явится вновь, но чтобы убить меня. Ведь нет никаких гарантий. – Я взяла со стола приглашение. – Еще можно успеть, а завтра с утра попросить кого-нибудь посидеть со мной. Кого? Кроме Павы у меня же никого нет. – Я повертела в руках бесполезную открытку и, бросив ее на кровать и погасив свет, отправилась в комнату Зерцалова. – А будь что будет! В конце концов умереть, задохнувшись в розовых лепестках, – не такой уж плохой конец».
Я юркнула в постель, не зажигая света, и, как ни странно, сразу же успокоилась – мягкие подушки с хорошо знакомым запахом волос прекрасного принца вернули душевный покой и очень скоро я задремала.
Очнувшись, я подумала, что это очень славно, оказывается, – жить. Ночные страхи исчезли, я блаженно потянулась и какое-то время еще лежала, вспоминая сон. А виделись мне бесконечные лабиринты из навороченных один на другой домов, и я бегала по ним, а какой-то злой волшебник, потирая руки, приговаривал, что никуда я не денусь – погуляю, погуляю и сама притащусь, а потом я увидела – не помню… Но сон кончился и наваждение лабиринтов тоже. Хорошо, что у Павы нет аллергии на женщин, и я могла воспользоваться его кроватью. Я встала и, накинув на плечи халат, отправилась на кухню; не потому, что очень хотелось кофе – просто утром нужно завтракать, хотя бы для того, чтобы окончательно проснуться, а потом бассейн, массаж и… хорошо бы, конечно, прогулка за город, но нет – первым делом работа.
Проходя мимо входной двери, я вспомнила свою вчерашнюю выходку и, щелкнув выключателем, опустилась на корточки. Холодный озноб пробежал вверх по позвоночнику, я отстранилась от двери, зажав рот рукой. Оба волоска оказались разорванными посередине. Зверский клей намертво удерживал их кончики на двери и полу, сами же они безвольно болтались, чуть-чуть шевелясь от сквозняка. Одна половинка (та, что была приклеена к полу) оказалась придавленной капелькой засохшей грязи.
– О боже! Кто-то ночью шлялся по моей квартире, а я сплю как сурок!
Мозг лихорадочно искал разумных объяснений. Ну ладно – шип попал в постель с розы, которую подарили немецкой вышивальщице, и нелегально переправился через границу в простынях. Ладно. Ветер порвал контрольные волоски. Допустим, хотя трудно себе представить такой силы сквозняк. Каплю грязи я могла не заметить еще вчера, скажем даже, порванный волосок опустился в нее как «Титаник», пока она еще не засохла. Но все это вместе! Остается одно: я цела – со мной ничего не произошло. Да. Пожалуй, это едва ли не единственное противоречие.
Я зашла к себе в комнату, и тут все встало на свои места. Прямо на моей кровати, среди вышитых цветов, красовалось приглашение на шоу, которое я вчера швырнула туда перед тем, как отправиться спать. Предположение, конечно, не ахти, но хоть что-то, возможно, человек, проникший ночью в дом, напрямик отправился сюда. У него ключ или что-то, при помощи чего замок открывается совершенно бесшумно – иначе бы я проснулась, он идет в мою комнату – потому что если бы он искал, то непременно зашел бы сперва к Зерцалову. Нет. Он был здесь – не обнаружил меня, но нашел на постели приглашение на шоу, из которого следует, что я буду отсутствовать всю ночь. Правда, если бы я уехала, его я должна была бы взять с собой. Вот что не сходится. Хотя нет – он знает меня, этот визитер. Поэтому и поверил в то, что я по рассеянности забыла открытку или что пройду и без пропуска. А в комнате Павы не догадался поискать, предполагая, что он не жалует женщин.
Я сделала себе кофе, раздумывая, как поступить дальше. Поставить другой замок? Но если Зерцалов вернется, когда меня не будет дома? Не оставлять же новый ключ под дверью, в полное распоряжение бандитов?.. Уйти? К кому? У меня нет и не было друзей, кроме Шоршоны и мужа. Господи! Что же делать? Наконец я вспомнила про двоюродного брата, живущего в Колтушах, с которым порвала всяческие отношения сразу же после замужества. На самый худой случай можно было бы попробовать восстановить отношения, или… Санаторий? Сиделка? Телохранитель? Главное, чтобы это были совершенно чужие люди, и лучше уж никак не связанные с моей деятельностью – ведь если кто-то узнает, что у меня появились болезненные фантазии и я боюсь оставаться дома одна, мне уже никто не поверит, не станет доверять. У нас больных не любят, только пеленают, пока вокруг них не исчезают последние миллиметры света и воздуха. Нет! Не хочу! Не позволю! Надо собраться, надо взять себя в руки, все равно я не смогу доказать, что по моей квартире ночью гуляют посторонние, а значит нечего и давать повод.
– Встань! – приказала я себе. – Быстро в сауну, на массаж или душ Шарко. Наконец к брату. Пусть удивляется.
Телефонный звонок вывел меня из задумчивости. Павел сообщал, что приедет сегодня вечером, может ночью.
Слава богу. Я не стала рассказывать о своих опасениях и пообещала приготовить что-нибудь вкусненькое.
Вот все и решилось. Я сняла постельное белье с кровати Зерцалова – еще не хватало, чтобы он узнал, что я тут валялась, и, забросив все в стиральную машину, вы тащила из ящика новый комплект. Вместе с простыней из шкафа выпала моя голубая грация с серо-розовыми цветами, которую я вот уже месяца два как потеряла. Я понюхала материал и убедилась, что вещь, по странной причуде моего мужа, не стиралась. Более того, я различила легкий аромат «Сигнатюра», закончившегося у меня приблизительно в то же время.
«Извращенец», – подумала я и уже хотела было бросить грацию в стирку, но передумала. В конце концов я не должна была рыться в его вещах. Стащил он или нет, не опущусь же я до того, что начну воровать нижнее белье – пусть даже свое собственное. Я застелила постель и вернулась к запретным ящичкам. Любопытство не порок, но большое свинство! К величайшему своему удивлению, среди чистого, преимущественно светлого белья Павы я обнаружила еще несколько предметов, вне всякого сомнения принадлежащих мне. Там лежал шелковый, черный чулок, перчатка до локтя (ее я долго искала и была вынуждена выбросить другую, не найдя к ней пары), а также флакончик из-под «Софи Лоран» и красненькие почти совсем новые трусики.
Черт знает что. Зачем ему? Я представила, как, встречаясь со своими приятелями, Павел надевает на себя все это или, скорее всего, заставляет кого-то надевать… мужчина любит глазами. Мужчина? Я еще раз понюхала белье и не ощутила чужого запаха. Странно все это. Но сейчас я не стану забивать себе голову, потом, когда все станет на свои места и призраки из сна перестанут затягивать меня в свои сказочные лабиринты. Я вернула содержимое ящичков на место, после чего, прополоскав и развесив белье, оделась и выскочила из дома. На улице мне нечего бояться, ясно же, что оборотни настигают лишь в момент сна. Холодный воздух освежал, но хилые его порывы не проникали дальше кожи, не остужали мечущийся мозг и уж никак не пытались развеять скопившийся в душе мрак.
День прошел спокойно, вечером я вернулась домой, нагруженная всякими вкусностями из коммерческого магазина. Зерцалова еще не было. За окном начинало смеркаться, я попечатала и на всякий случай проверила телефон. Он ответил непрерывной лентой звука. Павла все еще не было. Я бесцельно бродила по квартире, от долгого всматривания в свои каракули болели глаза. На часах тонкий, изящный французик (минутная стрелка) догнал толстую, грудастую франтиху и покрыл ее собой на цифре один. Пять минут второго. Где же он, в самом деле? Меня знобило, я ощущала новый прилив беспокойства и не знала, что делать? С одной стороны, ехать за город к брату, который, может быть, там уже и не живет, глупо. С другой, Зерцалов может приехать в любой момент. Хотелось пить, и я вытащила из холодильника начатый пакетик апельсинового сока и налила себе в бокал. Напиток оказался холодным и мало концентрированным. Внезапно пол ушел из-под ног, я схватилась за холодную поверхность стола и повалилась на колени, меня бросило в жар и лоб покрылся противной испариной.
– Все, приплыли, – я опустилась на линолеум, в метре от меня лежала смятая салфетка, по которой бежал черный паучок. – К известию, – подумала я и потеряла сознание.
Меня разбудила знакомая музыка, хотя я так и не вспомнила ни автора, ни названия произведения. Темно, либо я ослепла, либо кто-то выключил свет. Хотя… Я помню, что вырубилась на кухне, а сейчас я лежу в постели, значит, все хорошо и Пава, приехавший чуть позже, застал меня… стыдно. Не люблю, когда люди видят меня слабой. Голова кружится, как от вина, но это ничего, пока лежу. Шаги…
– Пава! – Я приподнимаюсь и тут же оказываюсь в объятиях. – Прости, я напугала тебя, милый.
Он отстраняет меня, держа за плечи, и затем дотрагивается прохладным пальцем до моих губ, приказывая замолчать, и тут же целует, целует, целует… Сладкие, ах какие сладкие и горячие у него губы. Я все еще не понимаю, что к чему, мужчина обнимает меня, его ловкие пальцы скользят по спине, как по грифу гитары. Откуда-то льется музыка. Я прижимаюсь к нему, ощущая обнаженной кожей нежный шелк его одежды. И опрокидываюсь на спину, увлекая за собой ночного принца, его волосы нежно касаются моего живота, когда он ласкает языком соски, и гут же словно взлетает к губам, кажется, что он не знает, что же гладить в первую очередь, покрывая меня с ног до головы влажными поцелуями и тут же яростно атакуя, чтобы вновь отступить, растворяя меня всю в волнах нежности…
