— Всё, теперь не поймать, — сказал Борис проснувшейся Ольге.
— А что здесь было? — она щурилась и никак не могла прийти в себя. К её щеке прилипла белая ниточка. Борис снял её губами.
— Разбойнички пошаливают.
— Какие разбойнички?
— Да спи, спи, уже всё хорошо.
Утром выяснилось: не так-то всё и хорошо. У Пехтерева украли чемодан с его книгами. Вот досталась ворам добыча. Василий Иванович долго горевал и стонал на кухне, пока Борис не заметил ему, что, в конце концов, книги ведь пошли в народ, это для писателя главное. А Ксень Лексевна предложила Пехтереву выпить на брудершафт; они выпили, поцеловались, потом ещё и ещё; в конце концов Пехтерев утешился, повеселел. С тех пор писатель и его фурия ходили на пляж загорать и купаться вместе. Они отчаянно спорили и ругались вдрызг каждый день. И оба получали от этого массу удовольствия. Пехтерев даже вновь начал отращивать бороду. Единственное, от чего он не мог отказаться — это от своих литературных чтений.
Впрочем, однажды в приступе откровенности (морская ли беспечная жизнь так подействовали на него), он стеснительно сказал:
— Если бы вы знали, Боря, какую бездарную ерундистику я пишу. это просто ужас.
«Знаю», — почти ляпнул Борис, да вовремя остановился. Писателям такое говорить нельзя.
А на следующий день после обеда Пехтерев, аккуратно промокнув рот салфеткой, сообщил:
— Вот задумал новый роман. Остросюжетный. Представьте: курорт, лето. Происходит ограбление. Среди отдыхающих находится популярнейший писатель. Он берётся за расследование, потому что милиция, разумеется, ничего не может раскрыть. Ну, тут будет игра интеллекта, погони, драки, любовь. может быть, даже секс. Как вам?
— Свежо, увлекательно, — сказал Борис. — Думаю, роман оторвут с руками.
— Мне уже не терпится начать. Соскучился по настоящей работе, если честно.
— Понимаю вас.
Борис вернулся к себе один. Делать ему было нечего. Но, в общем-то, было даже и неплохо, привычно. Посидел в комнате на кровати. В принципе, ещё не так поздно, можно сходить посмотреть закат. Потом рвануть на дискотеку. или просто пойти и заплыть как можно дальше. Понт Эвксинский. Навсегда.
Не хотелось. Он взял телефон, набрал номер.
— Лена, здравствуй. Это я. Да, на море. Один, один. Нормально. Погода? ничего. Загорел, да. Ну, в общем. да так, ничего интересного. Скукота. Пойти особо некуда, захолустье. Чувствую себя декабристом в ссылке. Как у тебя дела? Ага. ага. ага. понятно. понятно. Ну, ладно. Да нет, всё нормально. Я просто хотел тебе сказать. знаешь, у нас ничего не получится. Ты меня не жди. Нет. Да не в этом дело. Просто ничего не получится, и всё. Да. Да, я так решил. Так будет лучше всем. Прости. Всё, я не могу больше говорить. Давай, счастливо.
Борис положил трубку и судорожно зевнул. Начал собирать чемодан. Да особо и собирать-то было нечего. потом присел на кровать, тупо уставясь в стену.
В шкафчике у него ждала своего часа бутылка чачи, настоящей, купленной в горах. Он достал бутылку, налил себе полстакана. Хорошо пошло. Теплая, а хорошо. Вовремя. Добавил. Ещё добавил. Минут пятнадцать послонялся по комнате и упал на кровать, даже не позаботившись запереть дверь. Хорошо, ночь была тихая.
Прекрасным солнечным утром в саду Ксень Лексевна, как всегда, делала свои упражнения. Борис, хмурый, заспанный, смотрел на неё из окна, сунув руки в карманы. Первый день хорошая погода. и один.
— Доброе утро. Что, Боренька, уехала ваша красавица? — с придыханием спросила Ксень Лексевна, широко размахивая руками.
— Уехала. А мне ещё пять дней тут.
— Ничего, как уехала, так и вернётся.
— Вот это уж вряд ли.
— Надо просто подождать. Поймёт — и вернётся.
— Что ей надо понять? — заинтересовался Борис.
Старушка начала делать приседания, и колени у неё каждый раз сухо, пистолетно щёлкали.
— Хорошие люди не должны бросать друг друга. Она скоро поймёт, что на самом деле ей нужны только вы.
— Ну, Ксень Лексевна, разве это причина. люди обычно и так знают, что нужны друг другу. Но быть вместе их ничто в этом мире не заставит.
— Ерунда, заставить-то легко… Она умная девочка, вы очень похожи с ней, потому я и говорю. Кстати, Боря, какие планы у вас на сегодня?
— Да никаких. Все планы уже выполнил.
— Пойдёмте с нами на пляж. Вам сейчас вредно оставаться одному и хандрить. А вот если вы будете веселы, она это почувствует — и скорее вернётся.
— Интересная теория. Но что-то не очень хочется.
— Да не бойтесь вы, — сказала Ксень Лексевна. — Что вы какой пугливый. Не съем я вас.
— Я и не боюсь. Хорошо, пойдёмте. Мне всё равно.
— Вот и умничка. И Василий Иванович будет рад.
Втроём они шли по рынку — Ксень Лексевна хотела купить себе какие-то бусы — и вдруг увидели на ближайшем лотке книгу Пехтерева «Ширь родины моей». Томик уютно поместился среди чесалок, сувенирных кружек, тарелок, видеокассет, разнообразных детских игрушек (в основном почему-то устрашающего вида пластмассовых пистолетов) и остального никому не нужного южного барахла.
Пехтерев остолбенел. Борис осторожно взял его за локоть и сказал:
— Ничего, пусть продаётся.
Василий Иванович испуганно показал глазами на лотошницу:
— Воры.
— Ну что вы. Это просто продавец. Она ничего не знает.
— Вы думаете? Может, стоит позвать милицию?
— Глупости. Давайте лучше я куплю эту книгу, а вы подпишете — у меня ведь её так и нет.
Пехтерев быстро обрадовался. Борис заплатил за книгу, открыл её и протянул автору. Тот выхватил ручку и размашисто написал что-то внутри.
— Вот так. Пожалуйста, владейте, читайте.
— Спасибо, обязательно.
Ксень Лексевна, которая исчезла было в товарных развалах минут на десять, подошла к ним с новыми бусами на загорелой шее. Бусы были из морских раковин.
— Ну, как вам, мальчики?
— Красота! — сказал довольный Пехтерев.
— Правда, чудные? И совсем копеечные, надо же. — радовалась старушка. В руках у неё был ещё целый пакет с покупками. И оттуда уже высовывалось горлышко пластиковой бутылки с вином.
— Великолепно, — сказал Борис.
Внезапно ему захотелось оказаться дома. Даже не дома, а у себя на работе.
Но всё равно они пошли на пляж, купались там, загорали, пили вино. Борис прокатился на параплане с инструктором. Крикнул: «Поехали!» — и. все эти взлёты и падения. сверкающая морская даль. горы, деревья, дома. Он расслабленно висел и смотрел, как под его босыми ногами медленно идут морские волны. Солнце слепило, он сощурил глаза. На некоторое время вообще выпал из реальности. Испытывал ощущение дежа вю, как будто это уже происходило с ним, когда-то очень давно и не здесь.
— Всё! — сказал чернявый веселый инструктор. — Приехали. Или можно доплатить!
— Нет, хватит.
Он вернулся к тому месту, где загорали его старички. Василий Иванович мирно спал на правом боку, подтянув колени к животу. Надувной матрас под ним совсем расплющился. Ксень Лексевна помахала Борису рукой; она стояла возле самой воды, в солёной пене и говорила по мобильнику; он вроде бы расслышал: «Детка, ты вела себя как полная дура. Ты вела себя как просто баба. Я ненавижу баб, это величайшие предатели на свете, меня всегда изумляет та лёгкость, с которой они.» Борис улёгся на полотенце животом и потерял сознание.
Втроём они вернулись домой, усталые, квёлые, разошлись по своим комнатам. Никто даже обедать не собрался. Слишком жарко. Борис поднялся к себе, разделся догола и лёг на кровать. Коротко простонал, закрыл глаза. Старость не радость.
Открылась дверь и вошла Ольга с чемоданами.
— А я тебя уже целый час дожидаюсь. Ключа нет. Вот, в магазин пока ходила. На ужин сварю хинкали. Где ты так долго был?
Он лежал молча и смотрел на неё, не веря себе. Она поставила чемоданы на их прежнее место, выпрямилась, подняла руки к затылку. Тёмные волосы обрушились, зазмеились по её белым плечам.
— Смотри на меня.
Она расстегнула блузку и бросила её на свою кровать.
— Смотри на меня, милый.
Она сняла юбку, не отрывая от него взгляда — виноватого и вместе с тем вызывающего.
— У нас всё будет хорошо, милый. Мне никто не нужен, кроме тебя. Я без тебя умру. Это правда, я знаю. Смотри на меня.
Она сняла трусики, потом бюстгальтер, подошла к Борису, медленно склонилась над ним, так, что её длинные тёмные волосы поползли по его лицу, и легла сверху всем телом.
Это смерть моя пришла, подумал Борис. Так душно. так тяжко. он повернул голову и увидел всю эту сцену в зеркало, висевшее на стене. Никогда не был ханжой, но почему-то сейчас у него возникло чувство, что происходит нечто непристойное.
— У нас всё будет хорошо, правда ведь? — прошептала Ольга ему в ухо. — Скажи мне.
