– Вроде вечером тут была похожая девочка, – сказала официантка.
Она была молоденькая, каштановые волосы уложены в высокую прическу; когда она заговорила с Карлтоном, веснушки у нее на носу словно потемнели, и от этого стало еще заметней, что она совсем девчонка. Может, чуть постарше Клары. Карлтон ждал и слушал ее, он выпрямился, расправил плечи, хоть они и ныли. Его ничуть не удивило, что первый же человек, кого он спросил про Клару, ее видел. Официантка старательно объяснила – да, она видела пропавшую девочку, и длинные светлые волосы помнит, и голубое платье, и даже сумочку желтенькую… она явно радовалась, что так хорошо все запомнила, и глядела на Карлтона, будто ждала, что он ее похвалит за такие исчерпывающие сведения.
– С кем она была? Кто он такой? – перебил Карлтон.
Девушка назвала имя, которого он никогда прежде не слыхал, но, уж конечно, век не забудет. И он опять перебил ее, но только спросил терпеливо:
– А где он живет?
Девушка объяснила и это. Ей пришлось выйти из-за стойки; разговаривая с Карлтоном, она притворялась испуганной, то и дело косилась на шоферов. Дошла с ним до двери, даже вышла на улицу и показала, куда ему идти.
И Карлтон пошел не торопясь. Торопиться не к чему; и не для того он шел медленно, чтобы сохранить свое достоинство. Просто он знал: надо пройти какое-то расстояние, только потом можно будет позволить тому тугому узлу в желудке взять свое.
Нужный дом – небольшой, уютный – стоял в переулке. Во дворе перед домом – цветы на клумбах, цветов он не ждал и немного смутился. А потом дверь отворилась, немолодая женщина, растрепанная, с бледным, измученным лицом, недоуменно уставилась на Карлтона – и вот тут он нимало не растерялся.
– Ваш сын дома? – вежливо спросил он.
Она потуже запахнула на себе какую-то хламиду, халат, что ли. Запахло нафталином. Карлтон чувствовал – женщина собиралась с мыслями, хотела ему ответить и тут же забыла, потому что была чем-то очень расстроена. И пошла за сыном, а он стоял и ждал. Стоял на верхней ступеньке на веранде, так славно затененной большими круглыми листьями, и даже не потрудился заглянуть в дом, хотя женщина оставила дверь приоткрытой. Ничто ему сейчас не любопытно, важно одно – через разных людей добраться до Клары, а до самих этих людей ему нет дела. Когда дойдет до встречи с тем парнем, равнодушия, пожалуй, не останется, но что-то подсказывает: не так это быстро, не так легко, время еще не приспело.
Женщина исчезла надолго. Прошло, наверно, минут десять. Потом послышались шаги. Кто-то спускался с лестницы – тяжело, нехотя. Там шептались, потом замолчали. Из темных недр дома вышел молодой человек и, моргая, поглядел на Карлтона.
– Что вы знаете про мою дочь? – спросил Карлтон.
На юнце мешковато сидела просторная желтая пижама. Сперва он проглотил слюну и, заикаясь, промямлил, что ничего знать не знает. Карлтон спросил еще раз. Юнец как-то с присвистом хохотнул, поднял брови, поскреб в затылке.
– Пожалуй, я понимаю, про кого вы спрашиваете, – медленно проговорил он. – Она была с одним малым, он тут не живет… Так, изредка наезжает… кто-то говорил, что он орудует по части виски… только я…
– А где его искать?
– Когда он сюда приезжает, он всегда в одном месте останавливается, – сказал молодой человек. Похоже, что он, как и та официантка, не кривил душой. Он смотрел Карлтону прямо в глаза, словно они друзья и у них общая забота. – Ну да. В другом конце города, там есть такой большой грязный домина… у хозяйки десять штук ребят, вот она и сдает комнаты… такая в каждом городе найдется…
Карлтон взмахнул рукой, он вовсе не думал грозить, но собеседник запнулся и замолчал.
– Спасибо, – сказал Карлтон.
Когда он добрался до того дома, пот лил с него в три ручья. На большой веранде, где краска вся облупилась и доски прогнили, он стал расспрашивать молодую женщину с изуродованным лицом. Она смотрела не на Карлтона, а куда-то вбок, поверх его плеча, как будто каждое его слово причиняло ей боль.
– Нам деньги нужны, – плаксиво сказала она. – Мы кого хочешь пустим, а в ихние дела не мешаемся…
– Куда он поехал?
– Он и до этого, как приезжал, два раза эту комнату снимал, – сказала женщина. – Он сам-то ничего, беспокойства от него нет. А чем он там занимается, это его дело.
– Куда он поехал?
Она затеребила ворот платья. В раздумье выпятила нижнюю губу, потом словно бы успокоилась. – Можете поглядеть его комнату, – сказала она. – Я там еще не прибирала. Я слышала, он вчера уехал на машине, время было позднее… я уж легла.
Из-за ее спины раздался крик, кричал мужчина, слов было не разобрать. Хозяйка все смотрела поверх плеча Карлтона, будто крик доносился откуда-то издалека. Потом обернулась и заорала в дверь, затянутую москитной сеткой: – Заткнись и держи язык за зубами!
И опять повернулась к Карлтону; лицо у нее стало спокойное, она повела его по веранде. Они спустились по шатким ступеням, свернули за угол дома. В тихом утреннем свете, как всегда в этих, краях, от сырости все казалось смягченным и влажным, даже гнилое дерево сиен. За углом дома навалена была груда досок, иные стоймя прислонены к стене, словно ими играли дети. Карлтон и хозяйка вышли на подъездную дорожку, размокшую, изрытую колеями. Тут носами друг к другу поставлены были две машины. Одна, похоже, стояла так давным-давно. Карлтон подумал – будь это его машина, он бы, пожалуй, привел ее в порядок. Одно не просто – вытащить ее из этой грязищи.
Женщина открыла перед ним дверь. Солнце залило голый пол и часть кровати, Карлтон огляделся. Пустая голая комната – это хорошо. Что-то ему подсказывало: еще рано, позже он Клару найдет.
– А отсюда он куда уезжает?
– Да вот, ездит в Саванну. Вроде так. Наверно, в Саванну, – сказала женщина оживленно, словно поднося Карлтону подарок. – Уж не помню, откуда я это знаю…
– Какой он с виду? – спросил Карлтон.
И опять медленным взглядом обвел комнату. Окно грязное, немытое. Комната до того пуста, что в ней можно затеряться – потонешь в этой загадочной тишине и уже не выберешься. Карлтон все осматривался, а хозяйка дома так же оживленно рассказывала ему, каков с виду тот человек; как перед тем официантка и молодой парень, она слегка наклонилась к нему – все они словно старались не только одарить его своим чистосердечием, но и передать ему долю своей энергии. Наконец она замолчала, и тут сознание Карлтона как-то дернулось, точно сжался мускул. Он подскочил к койке и стал срывать с нее простыни.
– Послушайте, – беспокойно сказала хозяйка, – не надо так горячиться с утра пораньше…
Они вышли за дверь, и ему опять полегчало. Сперва эта женщина не хотела продавать ему старую машину: в ней играют дети и, может, когда-нибудь еще вернется хозяин; она озабоченно морщила лоб, сразу видно – хочет поступать по совести. Карлтону было странно, как во сне, жутковато даже: сегодня утром все и каждый ему сочувствуют, все добрые, так с ним никогда не бывало… может, все они понимают, что его жизнь кончена? Но он достал деньги и старательно пересчитал.
– Что ж, может, вы умеете управляться с машинами, – сказала женщина, глядя на деньги в его руках. Может, она у вас пойдет, а может, и нет.
Карлтон промолчал. Она беззвучно засмеялась и пошла с ним к машине, то ступая на цыпочках по грязи, то прыгая через лужи.
– Ключи там, в машине, – сказала она.
Карлтон открыл дверцу и влез внутрь.
Не сразу удалось вывести машину из этой грязи, но потом все пошло на лад. Карлтон подъехал к заправочной станции, старая жестянка трещала и фыркала, и служащий у бензоколонки уставился на нее, словно не понимал, что это за диковина на колесах. И так, не сводя глаз с машины, двинулся к ней со шлангом.
– К Саванне в какую сторону ехать? – спросил Карлтон.
Тот с трудом оторвался от машины и впервые поглядел на водителя.
– Принесу вам карту, – несмело предложил он и скрылся в дверях. Небольшое зданьице построено было наподобие средневекового замка, жалкие, побеленные известкой башенки и зубцы казались картонными. Через минуту паренек вышел с картой в руках. – Вон, гляньте, где дорога, – вежливо сказал он, мягко растягивая слова.
Карлтон развернул карту, и у него екнуло сердце – что за путаница линий, красок, крохотных цифр! Карта словно бросала ему вызов. Никогда в жизни он подобного не видел.
Это было в половине седьмого. В девять он катил уже далеко по той самой дороге. Он со вчерашнего дня ничего не ел и теперь смотрел на придорожные рестораны (почти все они еще не открывались), точно и они тоже бросали ему вызов. Он проезжал какие-то городишки, вывески с названиями при въезде столько всего обещали, и в каждом – тоже вызов. В любом можно остановить машину и просто сидеть и ждать… или и вовсе бросить машину и затеряться там и обо всем позабыть. Так много всего надо обдумать. И за городом тот же соблазн: буйно разросшаяся яркая зелень, слоистая кроваво-красная глина на обочинах дороги, невысокое голубое небо, затянутое влажной дымкой, словно готовое вскоре пролиться дождем, кое-где неприхотливые, без затей дома и фермы, где люди, которых он не знает ни в лицо, ни по имени, тихо и мирно живут долгие, долгие годы… Карлтон в который уже раз помотал головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. Так повторялось опять и опять, всякий раз ему казалось, будто он очнулся от сна, и раз от разу солнце светило ярче, и на капоте старой машины, в тех местах, где не было ржавчины, все больше вспыхивало слепящих бликов, и знакомая боль в желудке тоже просыпалась и лениво, исподволь готовилась к долгому дню. Наконец пришлось остановиться в каком-то городке с незнакомым названием. Карлтон прикупил бензина. Спросил заодно, не продадут ли ему темные очки от солнца, – в этом было что-то постыдное, и он почувствовал, что стыд отразился на лице. Но человек с заправочной станции ничего не заметил и вынес пластмассовые очки в белой оправе; других у него не было. Карлтон купил их, надел, и его жуть взяла, так все кругом стало странно – будто он смотрел на город чьими-то чужими глазами. Кругозор стеснили темно-зеленые стекла, а за широкой белой оправой, заслоняющей глаза с боков, и вовсе ничего не было видно. Ужас перехватил ему горло.
