– Понял! Жди!
И Колька побежал за тележкой.
5
Колька побежал за тележкой и надолго пропал.
Дело в том, что, когда он уже собирался вывезти со двора большую тележку на дутых колесах, из дома вышла жена его, Даша. Она с виду сама мягкость и улыбка. Но Колька знает подоплеку этой мягкости. Поэтому он сразу же притормозил.
– Ты куда это, Коля? – ласково спросила Даша. – Зачем тебе ночью тележка?
– Даш, это я это... Помочь там... Я прямо пять минут...
– Помочь? За бутылку, да? Ты постой, постой! – говорила Даша, приближаясь. Колька, впрочем, и так стоял.
– Даш, ты прямо вообще... Какая бутылка?..
– Такая. В глазах у тебя светится. Ну-ка, марш домой! – Ласковость и напевность исчезли из голоса Даши, появилась решительность. Подтверждая ее, она схватила палку. – Марш, или я тебя так оглажу сейчас! Я тебе спиться не позволю! Тебя мать не воспитала человеком быть – я воспитаю! Домой, я сказала!
– Да не пил я и не собирался!
Даша не намеревалась спорить. Легонько хлопнув палкой по руке, она пропела с прежней ласковостью:
– Коля, ты меня знаешь!..
Еще бы Колька ее не знал! Даже рука невольно потянулась к затылку где это знание зафиксировалось неделю назад большой шишкой.
– Знаю, – сказал он обреченно.
– Тогда иди, пожалуйста, домой. Иди, мой хороший!..
Володька ждал, ждал, не выдержал, пошел ко двору Кольки. Увидел брошенную тележку. Все понял. Зашел, взял тележку, покатил к администрации. Там кое-как угромоздил коробку и повез. Пути было два: по дороге или по тропинке над оврагом. По тропинке ближе, но крутовато. Ничего, руки крепкие, удержат.
И руки действительно не подвели. Осталось самое неприятное место, где тропинка ныряет вниз, а потом резко поднимается. Володька осторожно скатил, придерживая, а потом, пыхтя, вкатил на подъем, вытер вспотевший лоб, не прекращая движения. Тут тележка подпрыгнула на камне, рука отцепилась от поручня, Володька цапнул второй рукой, но поймал лишь воздух. Подскакивая, тележка помчалась вниз. Коробка на полпути свалилась и кувыркалась самостоятельно. И оказалась вскоре в самом низу, в кустах. Володька скатился кубарем, кинулся осматривать коробку. Она была порвана, сквозь дыру виднелся помятый белый бок. А у тележки оказалось погнуто колесо. Не свезти ее теперь.
Володька принялся закидывать тележку и коробку ветками, бормоча:
– Ничего... Поправим! Завтра с Колькой вытащим... Главное, Андрею Ильичу не говорить, а то обидится... Вот беда-то, ё! Лучше бы деньгами согласился... Ничего. Придем с утра пораньше...
6
С утра пораньше Кравцова вызвали в администрацию.
Там были братья Шаровы и капитан Терепаев, приехавший по просьбе Льва Ильича.
– Что же это ты, Кравцов? – с ходу начал Терепаев. – Тебе Лев Ильич заявление сделал, а ты как этот!
Лев Ильич, чувствуя свою победу, решил быть милосердным.
– Формальности надо соблюдать, конечно, – сказал он, подавая Кравцову листок. – Вот, как положено!
Терепаев одобрил это проявление миролюбия:
– О, это правильно! По дружбе надо жить, а не как эти! В самом деле, воровства в районе – море! Пора порядок наводить хоть какой-то. Короче, Кравцов, займись и о результатах доложишь. Строго, но по закону. Верней, по закону, но строго.
Вместе со списком предъявлен был для помощи Николай Павлович Бычков, бригадир, пожиловатый человек со скромным взглядом.
Терепаев удалился ко Льву Ильичу завтракать, а Бычков начал комментировать список:
– Значит, что получается? Цемент, значит, был в бумажных мешках. Но его же пересыпать могли! Проблема, понимаете ли! Кирпич – он сам по себе, без упаковки. Он желтоватый такой, с дырками, значит. Но в Анисовке некоторые сами такой покупали, понимаете ли. Опять проблема! А с досками и говорить нечего! Доска она и есть доска, она вся на одно лицо, понимаете ли! Так что, понимаете ли, вот такая, значит, история.
– Тоже проблема? – подсказал Кравцов.
– Именно!
– И как будем ее решать?
– Ты, Сергеич, тоже не это... Не бери близко к сердцу! – посоветовал Шаров. – Ну, пройдите просто по улицам, посмотрите, может, где что увидите... Или не увидите...
– Шифер можем увидеть! – обрадовался Бычков. – Он видный такой, декоративный такой, зеленоватый, верней, даже желтоватый, короче, с продрисью, понимаете ли. Точнее сказать: с пропоносинкой как бы такой.
Кравцов, идя по улице с бригадиром, не мытарил его служебными расспросами, а заговорил про жизнь:
– Вот тоже несправедливость, Николай Павлович! Платят копейки, а считают, что ты должен прямо горбиться на работе!
– Это правда, это правда! – сокрушался Бычков.
– Да еще гордятся, что тебе копейки платят, еще считают, что много!
– Прямо очень мудро говорите для молодого человека! Действительно говорите! – вздыхал Бычков.
– Крутись на зарплату – а если семья? У вас семья есть?
– Даже две. И обе содержу. Одна старая, там жена больная, как бросишь? А вторая – там жене двадцать восемь и детишкам пять и три.
Кравцов одобрил:
– Вы молодец, я смотрю!
– Просто... Живу с интересом, понимаете ли... – застенчиво признался Бычков.
Они миновали несколько домов, украденных материалов пока не увидели.
Зато встретили Людмилу Ступину. И Кравцов остановился на минутку, поговорил с ней. Он всего лишь извинялся за ночной визит, который был вынужден нанести, когда искал незарегистрированное оружие. Людмила извинения приняла. После этого они поговорили о преимуществах передвижения на велосипеде и о том, что в Кукушкином омуте купаться гораздо лучше, чем в речке у села, только вот дно там такое, что босиком не войдешь.
Ничего вроде особенного, но Цезарю, при этом присутствовавшему, разговор не понравился. А когда продолжили движение, Бычков сказал:
– Плохо холостому одинокому мужчине в деревне. Да и женатому тоже не сладко, если он тут один... Мужчина один не должен быть уже потому, что он мужчина. Правильно?
Кравцов глянул на вспотевшую лысину мужчины, обрамленную седоватыми волосами, и сказал:
– Внимательней смотрите. Где тут ваш шифер с продрисью? Или все-таки с пропоносинкой?
– С пропоносинкой. То есть зеленоватый, но с желтоватинкой такой.
Шло время, а следов воровства пока не обнаруживалось.
7
Следов воровства пока не обнаруживалось, а Лев Ильич, угощая Терепаева, уже мечтал, как он будет наказывать преступников.
– У меня какая идея? Человек, допустим, украл. Его взяли, увезли, где-то там судят. А надо – при всех! Публично! Вплоть до того, что обязать народ при этом присутствовать!
Терепаев одобрил:
– Правильно! Я вон читал, в какой-то стране на площади расстреливают, чтобы неповадно было! А еще лучше – голову рубить. Это страшнее. Согнать народ, чтобы смотрели, и вору по голове – тюк. Сразу будут как эти! А на совесть давить, скажу тебе как профессионал, бесполезно!
– А как на нее давить, если ее нет?
До чего приятна беседа двух людей, во всем друг с другом согласных! Но идиллию нарушила жена Льва Ильича, Галина. Нарушила, правда, с благими намерениями. Она с утра вспомнила вчерашние упреки мужа и решила позвонить в фирму, которая должна была доставить кондиционер. Позвонила. Ей сказали: товар доставлен еще вчера и сдан получателям. Не совсем поняв, Галина передала эту информацию мужу. А тот и совсем не понял:
– Каким получателям? Что за чушь? Извини, Илья Сергеевич! – и, достав мобильный телефон, начал выяснять.
По мере выяснения лицо его мрачнело. Ему сообщили, что установка искусственного климата действительно была вчера привезена в Анисовку. Ее приняли под роспись.
– Какую роспись? Чью?
На том конце побежали звать шофера, а Лев Сергеевич вкратце описал загадочную ситуацию Терепаеву.
Шофера нашли. Выяснилось, что он каким-то образом привез накладную без подписи. Лев Ильич потребовал к телефону шофера и долго его расспрашивал, не стесняясь оценивать его действия такими словами, что Галина ушла: она не любила матерщины.
– Представь, Илья Сергеевич! – воскликнул Шаров, закончив разговор. – Шофер вчера привез кондиционер к администрации, потому что думал, что надо моему брату, он же тоже Шаров, свалил на руки каким-то двум пьяным скотам, которых в потемках толком не разглядел, и даже расписки не взял! А они, само собой, уперли! И даже ведь не знают, что это такое!
– Дорогая вещь?
Оглянувшись на дом, Лев Ильич сказал:
– Жене даже не уточнял, чтобы не взъелась. Две тысячи пятьсот, извини, пожалуйста. В долларах если.
Терепаев присвистнул с невольным восхищением.
– Ну, скоты! – злился Лев Ильич. – Всё! Кончилось мое терпение! Ответят за все сразу! Поголовно. Надо будет всех посадить – всех посажу! Кондиционер не иголка, так просто не спрячешь!
8
Кондиционер не иголка, так просто не спрячешь и с места на место не перенесешь. Володька собирался прийти пораньше, но его после вчерашних неприятностей сон разобрал. Потом он завтракал. Плотно, как всегда. Потом за Колькой ходил. И они пришли к кустам, где хранился агрегат, уже довольно поздно. Колька сокрушался насчет тележки:
