Очнувшись, я почувствовал невыносимую жару. Дышать было нечем, я жадно хватал ртом горячий воздух. После нескольких неудачных попыток мне все-таки удалось разлепить глаза. То, что я увидел, навело на мысль, что я либо сплю, либо нахожусь под действием наркотиков. Скорее все же сплю, увиденное мало походит на галлюцинацию. Сохранилась способность мыслить и рассуждать, а это нетипично для эффекта от психотропных препаратов. Я вспомнил явление, называемое сном во сне. То есть, когда во сне кажется, что проснулся, а в действительности еще спишь. Получается как будто двойной сон.
Я зажмурил глаза. Несколько минут держал их закрытыми, ощущая, как струйки пота стекают по телу. Затем я снова открыл их. Моментально охватил ужас – вокруг ничего не изменилось. Я понял, что не сплю.
Я стоял посреди огромной пустыни. Из одежды на мне была лишь длинная льняная рубаха, напоминающая тунику. Вокруг носились вихри песка, из-за которых было сложно что-либо разглядеть. Гонимые ветром песчинки забивались в глаза, в нос и в рот. Дышать становилось труднее.
Неожиданно ветер стих. Вокруг все успокоилось, и я ощутил невероятную легкость в теле. Голова тоже стала ясной, как небо. В нескольких метрах перед собою я увидел длинный деревянный стол, стоявший на песке. Во главе стола в огромном кресле сидел Говоров, справа от него на деревянных стульях – двенадцать похожих друг на друга старцев, слева – Екатерина, моя секретарша. Все они были в ослепительно белых одеяниях, от взгляда на которые у меня заслезились глаза. Кроме стола на сотни километров вокруг ничего не было, за исключением тонн песка.
– Катюша, доложите дело, пожалуйста, – произнес Говоров.
Катя поднялась со стула, взяла в руки какую-то книгу и стала читать. Ее лицо было совершено спокойным и даже красивым, безо всяких шрамов.
– Слушается дело по обвинению Коврова Виталия Владимировича, – начала Катя. – Дело слушается в составе председательствующего – судьи Говорова Бориса Олеговича, с участием присяжных заседателей – апостолов Петра, Андрея, Иакова Зеведеева, Иоанна, Филиппа, Варфоломея, Фомы, Матфея, Иакова Алфеева, Леввея, Симона и Матфия, а также с участием секретаря судебного заседания Скворцовой Екатерины. Отводов составу суда в данном случае не предусмотрено. Подсудимый Ковров, вам объявляется, что в данном судебном заседании вы не имеете никаких прав.
Я попытался ущипнуть себя. Но сделать этого мне не удалось: при всей легкости тела, я не мог пошевелить пальцем, застыв неподвижно в одной позе. Я попробовал закричать, но увы, рот тоже меня не слушался, я был нем.
– Право говорить у вас также отсутствует, – усмехнувшись, произнес один из апостолов.
«Да что здесь происходит? – подумал я. – Где я?»
Я вспомнил один из своих любимых фильмов – «Кин-дза-дза» Данелии, где главный герой, так же как и я, оказался в пустыне. При этом он не растерялся, решив, что попал в пустыню Каракумы. Интересно, куда попал я? Чувство юмора меня еще окончательно не покинуло, но смеяться почему-то не хотелось. А даже если бы и захотелось, то сделать этого я бы не смог. Самое страшное было в том, что я не мог говорить. Адвокат без языка – как балерина без ног. Мне вспомнилось Евангелие от Луки. То место, когда Захария не поверил архангелу Гавриилу, что его жена Елисавета родит сына. «И вот, ты будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как это сбудется, за то, что ты не поверил словам моим, которые сбудутся в свое время», – вспомнил я слова Гавриила.
Да кто же этот Говоров? Как я здесь оказался? Откуда на мне эта одежда? Откуда здесь Катя? Как долго я был без сознания? По ощущениям, не так уж и долго – час, два, может три. Я отключился практически сразу, как сел в машину. Но за два-три часа от моего дома в будний день в лучшем случае можно доехать до МКАДа, но никак не до пустыни. До ближайшей от Москвы пустыни только на самолете часа четыре лету. Неужели меня посадили в самолет? Неужели теперь никто не поможет? Куда же смотрели ребята со своей хваленой спутниковой системой? А может, я просто умер?
Да о чем я? Конечно, нет. Зачем я обманываю себя, о чем думаю? Какой спутник, какие ребята, какой Данелия? Почему я боюсь признаться себе, что понял, где нахожусь и кто есть Говоров? Ведь я не трус, и если мне уготовано предстать пред Судом, то этого уже не изменишь.
Конечно, я догадался, что судить здесь будут меня и судья именно Он. Перед глазами мгновенно пролетели события последних месяцев. Какой же я глупец! Как можно было быть таким слепым? Почему просветление наступило только сейчас? Ведь мне столько раз давали понять, кто передо мною. Начиная с имени. Борис Олегович Говоров. Как можно было не увидеть первых букв имени, не понять, что Он говорит действительно о Страшном суде? Как можно было не прочувствовать, что Его история – это моя история, только несколько видоизмененная? И обвинение, связанное с отречением от Бога, касается именно меня и моего поведения.
Сколько раз Он давал это понять! И через Платона, и через бабку в Суздале, и через сны, и даже через Машку. Но я упорно, как последний баран, не хотел покаяться, все откладывал на потом. Не поверил я, и когда стали врать друзья. Из-за своей гордыни вместо покаяния занимался Его поиском, не принесшим результатов. Усомнился в лучших друзьях, вместо того чтобы усомниться в себе. Если бы обманула Машка, наверное, усомнился бы и в ней. Какой же я дурак!
Он подарил мне жизнь, прекрасную семью, любимую работу, а я после первой же серьезной беды тут же отказался от Него. Он столько говорил о том, что грош цена той вере, которую так легко сломать. А сколько говорил об этом Платон! Даже Машка, женщина, смогла понять это. А я все искал оправдания своим поступкам, прикрываясь позицией защиты, построенной для другого человека. Все жалел себя. Мнил хорошим человеком, являясь в действительности гордым циником и не более.
Надо быть последним идиотом, чтобы столько изучать Писание и не понять там ни слова. Не понять, что главное – это вера. А добрые дела без веры не могут быть добрыми. Не зря Христос говорит: «…а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим небесным. Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч».
Как можно было, готовясь к защите и выписывая из Библии отдельные цитаты, не подумать о слабых местах защиты? Почему, переписывая библейские притчи, я забыл о тех, которые говорят о том, что нельзя сомневаться в вере и в Боге. Уж их-то в Библии немало. Достаточно вспомнить, как Иисус запретил ветрам и морю, как исцелял бесноватых, направив бесов в стадо свиней. Как ходил по воде, а Петр, усомнившись, начал утопать, после чего был спасен. Ведь я видел их, но умышленно пропускал мимо глаз. Я же крутой адвокат и не умею проигрывать. Зачем думать о слабых местах, надо сосредоточиться на сильных. Только вот логика эта неправильная, Библия – не кодекс, и из нее нельзя выписать отдельные статьи. Библия – это единый живой организм, из которого нельзя вычленить отдельный орган без ущерба для всего тела.
– Ну что ж, – прервал мои размышления Говоров, – я рад, что ты наконец-то догадался, где находишься. А то я уже начал волноваться, что ты глупее, чем я думал. Жаль, что тебе понадобилось так много времени, чтобы понять. А ведь все можно было исправить раньше и не доводить дело до суда. Но теперь уже поздно. Тебя будут судить по Моим законам, которые куда как совершеннее глупых земных. Правда, надо отдать тебе должное, ты избавил нас от части работы. В частности, от изложения тебе сути обвинения, которое заняло бы немало времени. Ты сам сформулировал его, причем достаточно точно. Хотя грехи твои можно было бы перечислять еще очень долго. За каждый из них тебе может быть назначена высшая мера наказания. Такая, по сравнению с которой смерть покажется высшим благом. Взять, например, твое вечное любование собой. То, как ты ежедневно заботишься, что есть, что пить, во что одеться и на какой машине поехать. Не надо себя оправдывать тем, что ты адвокат. Меня это не интересует. Хороший и умный защитник докажет правоту и без золотых запонок.
«Но не в нашем государстве», – подумал я.
– В любом государстве и в любом времени. Или тебе мало примеров из истории? Что-то не припомню, чтобы люди доказывали свою правоту через внешний лоск. Да что далеко ходить, взять хотя бы твоего друга Макарова. Разве он живет в другой стране или в другом городе? Разве он не выигрывает дела в судах? Или, может, он делает это благодаря дорогому костюму и дорогой машине? Нет! Ему наплевать на одежду, на машину, на то, что о нем подумают люди. В отличие от тебя он понимает, что человек не становится лучше, покупая себе дорогую машину. Человек не становится лучше, если пьет французский коньяк и носит дорогие часы. Или эту часть учения Христа ты не заметил?
Ты окружил себя роскошью и привязан к ней. Не обманывай, что вынужден это делать, чтобы сохранить образ успешного человека. Тебе нравится быть успешным и дорогим. Ты не видишь ничего вокруг, кроме себя. Ты презираешь окружающих только за то, что они одеты хуже тебя. Любуешься. Ну так полюбуйся собой сейчас. Как думаешь, здесь и сейчас очень важно, во что ты одет?