С Васькой у меня были вполне приличные отношения, обусловленные тем, что я не только был в состоянии постоять за себя, но и всегда с радостью участвовал в любых шалостях, не боясь, что потом влетит. Но, кроме шалостей, я еще прекрасно справлялся со школьной программой, чем Васька похвастаться не мог. Зато он единственный в классе мог подтянуться пятнадцать раз. С Рыбниковым мы не враждовали, а скорее сосуществовали в пределах одного класса. Я всегда давал Ваське списать, а Васька показывал мне, как из двух магнитов и марганца сделать бомбочку. Старшие ребята нас не обижали, зная, что вместе мы будем драться до последнего, причем Васька – настолько отчаянно, что лучше не связываться.
К директору всегда вызывали обоих. От этих выволочек мы еще больше сплачивались, но все же не настолько, чтобы стать лучшими друзьями. Я понимал, что рано или поздно с Васькой влипну в такую историю, из которой потом не выпутаюсь. Васька же понимал, что, кроме самодельных бомбочек и канцелярских кнопок, подкладываемых учителям на стул, меня интересуют и другие, чуждые ему вещи.
В один из дней февраля наши отношения окончательно перешли в плоскость сосуществования. Произошло это, когда у нашего одноклассника Леши Сенкевича, хлипкого и забитого, был день рождения. У нас было принято, что на день рождения именинник приносил конфеты и после уроков мы оставались пить чай, есть конфеты и поздравлять виновника. Но Леша Сенкевич был из неблагополучной семьи с сильно пьющим отцом и несчастной матерью. Поэтому денег на конфеты у его родителей тогда не оказалось. Он пришел без конфет. И столкнулся с жестокостью, свойственной отрокам двенадцати лет.
Вместо поздравлений с днем рождения Лешу Сенкевича начали дразнить и подкалывать, называя «бомжом». Детям трудно понять, как можно не иметь денег на конфеты и как можно не угостить ими класс в день рождения. Лешу обвинили в жадности и перестали с ним разговаривать. Особенно старались девочки, демонстрируя, насколько он им противен. Двенадцатилетние очаровательные создания с милыми косичками превратились в настоящих монстров, желающих уничтожить Лешу. Сенкевич, превозмогая обиду, держался молодцом и старался не показывать виду. Это злило всех еще больше. Классная руководительница от души поздравила Лешу, объявив, что после уроков, как всегда, состоятся наши посиделки. Но никто уже не хотел в них участвовать. Сговорившись, весь класс объявил Сенкевичу бойкот. Без конфет он никого не интересовал.
Особенной симпатии к Сенкевичу я тоже не испытывал, поэтому спокойно наблюдал все это со стороны. Я не знал, какую занять позицию, хотя в глубине души понимал, что одноклассники неправы. Просто противопоставить себя классу из-за какого-то Сенкевича я не решался. Васька рьяно встал на сторону класса и подначивал всех устроить Леше «темную».
На большой перемене Васька перешел к активным действиям. Для начала он отвесил Сенкевичу мощный подзатыльник, после чего со словами «конфеты для нас зажал» влепил ему отборного пинка. Постепенно к Ваське стали присоединяться и другие ребята, поочередно подходившие к Сенкевичу и одаривавшие его пинками. Влияние Рыбникова было настолько велико, что ни один из одноклассников не посмел не подыграть ему. Пиная Сенкевича, они, наверное, думали, что заработают авторитет у Васьки, который больше не будет их трогать. Они с наслаждением «чморили» Сенкевича, не осознавая, что в любой момент могут оказаться на его месте. Девочки хохотали над бедным Лешей, говоря, что за жадность надо платить.
На определенном этапе издевательств я не выдержал и из стороннего наблюдателя превратился в малолетнего Робин Гуда. Не говоря ни слова, я подошел к Рыбникову и задвинул ему такую затрещину, что тот отлетел в сторону. Весь класс затих. Открыв рты, все стали ждать, что будет дальше. Васька был сильнее и мог спокойно ответить. Его бы тут же поддержали остальные. Но Васька не ответил. То ли оттого, что растерялся, то ли оттого, что почувствовал мою уверенность в правоте.
Не знаю, что переживал Васька, но на этом инцидент был исчерпан. Все успокоились и вернулись к своим делам. Рыбников перестал со мной разговаривать. Сенкевич пригласил меня домой отметить день рождения. Я согласился. Леша был настолько благодарен, что, казалось, готов был отдать за меня жизнь. Тогда я впервые испытал истинное наслаждение от благодарности. Рыбников наконец остался на второй год, и мы окончательно перестали общаться. Кажется, потом он все-таки попал в историю, которой я так боялся и из которой нельзя выпутаться.
После случая с Сенкевичем я уже не мог забыть наслаждение, которое испытал, защищая его. Тяга к такого рода наслаждению засела глубоко внутри, сопровождая меня на жизненном пути. Так что отправной точкой моего самоопределения было дело Леши Сенкевича.
Теперь же пришло время защищаться самому. Сомневаюсь, что получится так же легко, как с Сенкевичем, но я попробую.
– Попробуй, – усмехнулся Говоров. – Считай, тебе предоставляется последнее слово. Вернее, последняя мысль.
После слов Говорова я вдруг почувствовал откуда-то слева запах сигаретного дыма. Я попытался максимально сфокусировать взгляд на ту сторону, откуда шел дым. Головы повернуть я не мог, но боковым зрением все же удалось увидеть, что недалеко от меня на песке сидит человек, по-турецки сложив ноги. Это был один из парней, что находился вчера с Максом и Виктором в машине у моего дома. Тот парень, который молчал в течение всего разговора и лишь качал головой. Его внешность была настолько серой, что не поддавалась описанию. Единственной характерной чертой этого человека было то, что он постоянно курил.
– Кто вы? – спросил я незнакомца. К великому удивлению, ко мне вернулся мой родной голос, по которому я уже успел порядком соскучиться.
– А сам как думаешь? – выпустив огромное кольцо дыма, спросил незнакомец.
– Неужели персональный ангел-хранитель?
– Можно и так сказать, – засмеялся мужчина. – А можно сказать, что я адвокат, причем предоставленный тебе абсолютно бесплатно.
– Предоставленный кем? – поинтересовался я.
– Неважно. Главное, что я буду тебя защищать.
– Интересно, как? Никогда не любил бесплатных адвокатов. Хотя защищаться самому непросто.
Вспомнилась шутка «Если ты сам себе адвокат, значит, твой клиент идиот».
– Как буду защищать? – переспросил он. – А разве тебя не удивляет, что вернулся голос?
– Вообще удивляет.
– Ну вот видишь. Это только начало. Дальше будет интереснее.
– А что вы можете предложить?
– Я могу предложить все, – ответил незнакомец, закуривая очередную сигарету.
– Весьма расплывчато, нельзя ли поконкретнее?
– Извольте. Для начала я предлагаю закончить весь этот цирк и пойти со мной.
Я перевел взгляд на Говорова, апостолов и Катю. Они молчаливо наблюдали за происходящим, как будто умышленно не желая вмешиваться.
– Не понимаю, – обратился я к новоиспеченному защитнику. – Всегда считал, что ангелы служат Богу, действуя на благо человека. Почему же тогда вы так неуважительны ко Всевышнему? Почему называете все это «цирком»? Куда меня зовете?
– Как много вопросов, – ухмыльнулся собеседник. – А с чего ты взял, что я служу ему? Я ангел, но ангел падший.
– Иными словами… – ужаснулся я, – вы… дьявол?
– Вообще, мое имя Люцифер. Но если угодно, можешь назвать меня дьяволом, сатаной, Вельзевулом, хоть чертом лысым. Суть не изменится. Имен у меня много, а суть одна.
– И в чем же она? – спросил я.
– В настоящий момент – в том, чтобы защитить тебя. Чтобы позвать тебя пойти со мной.
– Позвать куда? В ад?
– Ну зачем же так сгущать краски, – засмеялся он. – До ада нам еще далеко. Вспомни Апокалипсис. Если, как ты недавно заметил, сейчас судят тебя, неверующего, то впереди еще суд над грешниками, врагами Божьими, а уже только потом дело дойдет до бесов и до меня. Иоанн многого не предусмотрел или специально не пожелал описывать.
– Чего же?
– Того, что до меня очередь может и не дойти. Неизвестно, сколько пройдет времени, пока меня низвергнут в ад. Моя сила еще весьма велика. И велика она благодаря таким, как ты. На протяжении многих веков я веду борьбу с Ним. Я воюю не один, а при поддержке многочисленных соратников. Война идет по определенным правилам. И нам многого удалось добиться. Я сумел отсрочить день Суда не только для себя, но и для тысяч интересующих меня людей. Все они, так же как и я, находятся как бы в подвешенном состоянии. Они не в раю, но и не в аду. Пока мы боремся, над нами не могут вершить суд. И чем сильнее боремся, чем больше нас, тем дальше судный день. Одной из самых больших удач считаю склонение на свою сторону апостола. Это было давно, но он до сих пор помогает мне в борьбе. Я верю, мы сможем победить. С каждым днем нас все больше, и уже близится переломный момент. Не буду скрывать, приходится нелегко. Слишком много у Него воинов. Серафимы, херувимы, престолы и прочая «светлость». Пока им удается держать оборону. Но они ослабли, истощены под нашим натиском. Они сомневаются. А значит, в скором времени нам удастся разбить их. Главное – уничтожить предводителя, этого упрямого глупца Михаила. Без него они не смогут противостоять. Потом мы перетянем на свою сторону апостолов. А кого не перетянем, того уничтожим. А уж затем придет Его очередь. Вот истинный сценарий апокалипсиса. В его последний главе будет вечная тьма. Править миром будут такие, как мы.
