Те же самые люди, которые в каждом поколении хотят распять Христа, теперь хотят распять закон, поскольку Христос уже мертв и погребен, — нет, мои личные верования тут ни при чем, не об этом здесь речь. Церкви уничтожают — что ж, может быть, сам Господь Бог уничтожает их, неважно. Я не теолог. Я человек нерелигиозный. Но суды не будут уничтожены. Нет. Они будут стоять. Это единственная наша святыня, а даже убийца не поднимет руки на святыню, последнюю святыню, — даже убийца благоговейно отступит. Нам нужно божество. Закон — это божество. Он никогда не будет уничтожен, потому что вне его нет спасения. Я лежала без сна, не спала, я думала о нем, там, внизу, — ладный, красивый мужчина волнуется, потеет, лицо его блестит… Он перебирает бумаги, стенограммы, записи, фотокопии документов — бесконечный поток слов, слов, которые он подчинил себе… Я не могла его понять. А в общем-то никогда и не пыталась его понять. Он был такой живой, такой живой… Полный жизни, живой… Тысячу раз я чувствовала эту страшную жизненную силу в себе, глубоко в себе.
Я все время продвигаюсь вперед.
Люди, которые вчера были моими противниками, завтра становятся моими друзьями. Я не знаю ненависти. У меня нет времени для ненависти. Мои враги разбросаны по всей стране — да, конечно, они существуют, но я не помню, кто они, — у меня нет на них времени. Я не питаю ни к кому ненависти и не питаю ненависти к себе. Вы удивлены: ненавидеть себя — это нынче так модно. Ненавидеть свою страну. Ненавидеть историю. Это все своеобразный вид ненависти к себе. А я приемлю себя — таков уж я есть. Такова моя судьба. Я полностью приемлю себя, собственно, я даже восхищаюсь собой — я себя люблю. Возможно, я вас смущаю, но я хочу говорить правду. Я люблю слышать собственный голос… люблю, когда люди вынуждены смотреть на меня, иногда против воли — и не только присяжные, но и просто публика в зале суда, где угодно… Я люблю этих людей, которые смотрят на меня, которые меня слушают. Сила слова — это огромная радость, радость удивительная, когда твои слова овладевают людьми, рождают в людях чувства, омывают их потоками, волнами и сплачивают… как молекулы, которые отскакивают друг от друга и сталкиваются в бесконечном вечном движении, это — божественно… Да, это, наверно, и делает тебя равным божеству.
Делает тебя равным божеству.
13
— Представьте себе, что кто-то захотел бы уничтожить все следы вашего существования — думаете, это было бы легко?
Элина всем своим видом дала понять, что не знает.
— Люди считают, что это легко, очень легко — но ничего подобного — вот тут-то я и вступаю в игру! Дело в том, что уничтожить человека далеко не так просто, как его убить, — это предприятие весьма дерзкое. — Мужчина широко улыбнулся Элине; улыбка сверкнула, в ней чувствовалось оживление и уверенность в себе. Шустрый, юркий, настороженный. Он придвинулся ближе к ней, слегка нагнулся с высоты своего роста, стараясь перекричать гул разговоров. — Тут-то я и вступаю в игру: моя профессия состоит в состязании с убийцей — все зависит от того, насколько хорошо ему удалось справиться со своей задачей, а обычно он справляется плохо: уж очень они, эти убийцы, неуклюжие, никакого воображения. Вот как бы вы уничтожили тело?
Элина растерянно рассмеялась. Затем, видя, что он говорит серьезно, сказала: — Я не знаю.
— Ну подумайте, подумайте! Что прежде всего приходит вам в голову? Сжечь — огонь? Устроить пожар, который показался бы случайным?
— Я не знаю, — сказала Элина.
Кто-то протискивался позади Элины, ей пришлось сделать шаг вперед, и разгоряченный собеседник тотчас придвинулся к ней, он продолжал смотреть на нее со странно серьезным, сосредоточенным выражением, потом вдруг снова улыбнулся — счастливая мальчишеская улыбка осветила его лицо.
— Представим себе, кто-то захотел уничтожить вас, миссис Хоу, и вот он задушил вас, потом поджег дом — а что дальше? Что дальше?
Было это весной 1965 года. Прием где-то в Детройте — тысячи квадратиков до блеска натертого паркета, красивый, нестерпимо блестящий пол, и в каждом квадратике свет отражается иначе, чем в остальных. Свет под разными углами. Свет разных оттенков. Скрещивающийся, сталкивающийся и, однако же, образующий единую гармонию под ногами сотен людей, ни один из которых даже и не взглянул вниз. Элина видела слабые, расплывающиеся отражения людей на блестящем паркете. Улыбалась, а сама чувствовала, как взгляд скользит вниз, к ее собственному отражению — там, там, в полу под ее ногами была другая женщина, которая ждала, и слушала, и, пожалуй, не улыбалась.
— Ха! — весело воскликнул мужчина. — Вы думаете, что огонь сделает свое дело, да? Ну, так не сделает. Вашему душителю не удастся уничтожить вас, каким бы сильным ни был пожар: пусть вы сгорите, превратитесь в черную бесформенную массу, в несколько унций пепла, — все равно вы будете миссис Хоу, а я просею то, что от вас останется, и выступлю с абсолютно точным доказательством, что это вы. И как только личность жертвы установлена, почти всегда легко найти убийцу. Неизвестный труп — это, конечно, страшная проблема. Но кто же может остаться неизвестным? На меня работает один молодой человек, специалист по судебной одонтологии, до того блестящий ученый — и такой трудолюбивый, — что он может установить личность жертвы, если вы дадите ему всего несколько зубов, или часть моста, или старую золотую коронку! Просто дайте ему это, положите на ладонь и зайдите через несколько дней — вы будете поражены!
Какой-то подошедший справа мужчина попытался присоединиться к их разговору, Элина почувствовала, что он подходит, повернулась с приветливой улыбкой, широко улыбнулась, и они все трое стали ждать, когда в беседе наступит еле заметная ритмическая пауза, которая даст возможность новому собеседнику вступить в разговор. Мужчина, с таким жаром просвещавший Элину, запнулся; затем сказал с принужденной улыбкой: — Приветствую вас, судья Куто, как поживаете? Очень много народу, верно? Я как раз приоткрывал для миссис Хоу некоторые наши профессиональные секреты…
Элина обвела помещение взглядом и увидела своего мужа в другой группе гостей — зафиксировала, где он стоит. На таких приемах он обычно стоял почти все время на одном месте — люди подходили к нему, окружали его, наконец, отходили, а он продолжал стоять на тех же двух — трех квадратных футах пола. Сейчас он оживленно беседовал с двумя мужчинами, одного из которых Элина узнала: это был помощник юриста, специализирующегося по налоговым делам, которого Марвин нанял несколько месяцев тому назад представлять свои интересы в налоговом суде; министерство финансов предъявило какие-то претензии к доходам Марвина, — сложная история, которой Элина не понимала и не пыталась понять. Марвин сказал ей, что это не имеет существенного значения.
Теперь лицо Элины приняло наиболее свойственное ей выражение — на нем появилась полувежливая, полудетская улыбка. Элина была где-то в Детройте, в большой, словно зал, комнате с натертыми полами и множеством цветов, где официанты в белых куртках обносили гостей напитками — черные официанты в белых куртках. Кто-то говорил с ней. Обращался к ней. Прямо к ней. Нет, говорили о ней — надо слушать.
— Да, так вот я говорил миссис Хой, что нет такого человека, который мог бы действительно уничтожить ее, уничтожить без остатка, — продолжал ее собеседник, — Если, конечно, это не настоящий профессионал… Возьмем другой пример: тело зарывают в уединенном месте, надеясь на разложение. Раньше часто так поступали! Но теперь у нас всюду роют, знаете ли, — строят новые дома, и торговые центры, и… Очень трудно найти место по-настоящему уединенное — и всего-то каких-нибудь шесть футов, — чтобы вырыть могилу, которая через несколько месяцев не будет разворочена бульдозером… Разве я не прав, судья Куто?
— Зовите меня, пожалуйста, Карл! Мы же не в суде! — любезно сказал Куто. И подмигнул Элине. Красивый седеющий мужчина в пиджаке с модными узкими лацканами и рубашке в зеленую и розовую полоску; Элина заметила, что у него жемчужные запонки.
— Даже, скажем, уничтожить на трупе половые признаки — и то трудно. Если довериться процессу разложения, так называемому естественному процессу распада, все равно вы своей цели не добьетесь, а если засыпать труп известью, как это делают в романах и в фильмах, это лишь поможет его сохранить. Вы это знали?
— Да, — сказал Куто.
— Я имею в виду миссис Хоу, — холодно заметил мужчина.
— Я этого не знала, — сказала Элина.
— Да. И вы еще какое-то время после смерти будете оставаться женщиной, несмотря на процесс разложения, — вы это знали? Представим себе, что ваш убийца — человек очень изобретательный — разрезал вас на куски и захоронил эти куски в разных местах… и представим себе, что полиция вызывает меня, — что я делаю? Для начала я просто изучаю кости и тут же могу сказать полиции, какого вы пола. Не говоря уже о матке…
