Там, в клетках-ячейках, сидели деформированные существа, хуже, чем на картинах Босха. У них действительно ноги то и дело росли из головы, из плеч, а глаза – торчали на животе… Там не было закона, там был произвол – буквально воплощённый. Химеры без образа и подобия издавали запахи, звуки – нестерпимые… Руки могли тянуться из задницы, лица – вытягиваться из половых органов. Это были те, кто на Земле погубил свою душу, изуродовал её по своей воле.
– Вот вам и смысл, – печально сказала служительница. – Чтоб в такое вот не превратиться.
– А их нельзя как-то… вылечить?
Женщина развела руками.
– А как? Поживут тут, потом обратно пустим, может, что исправят… Хотя не знаю, не знаю…
Картина получилась убедительной, и губить душу как-то расхотелось. А больше ничего не помню.
Верю ли я своим видениям? Умом, пожалуй, нет. Уму вообще не положено верить. Ему положено знать. Но в душе остаётся отпечаток радостного смятения, приятного страха, будто она и впрямь побывала где-то за пределом, за чертой земного опыта. Где, наверное, и находится то, что мне нужно…
Нет, не заснуть. Нервное перенапряжение и вчерашняя отрава. Как бы отключиться? Иногда мне помогают дурацкие книжки в ярких бумажных обложках, обладающие удивительным свойством испаряться из памяти сразу после прочтения. Вроде бы что-то читал и, пока читал, ни о чём не думал. Закончил – ничего не помнишь, ни лиц, ни сюжета, ни единой фразы. Одна моя знакомая, часто летающая за границу, утверждает, что много лет возит с собой одну и ту же дурацкую книгу и каждый раз, заново открывая её, понимает, что ноль, пусто, в голове ничего от этой книги нет, можно опять читать. Говорит, экономно выходит – книга всегда одна, так и лежит годами в дорожной сумке…
А попробуйте прочесть хотя бы раз «Преступление и наказание», и вы уже никогда не забудете, как «в начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую он нанимал от жильцов в С-м переулке…». Гений драмы: в одной фразе – кто, где, когда… И на всю жизнь врежется в память, как Родион Романович петлю пришивал к шармеровскому пальто, как пил жёлтую воду в полицейском участке…
Я впервые прочитала «Преступление и наказание» в одиннадцать лет. Кто это сказал: Человек, не читавший Достоевского, страдает злокачественной невинностью разума? Но тут ещё важно, на какую почву упадёт семя, а я была идеально подготовлена, я сама была из каморки, сама растила свой больной фантастический дух, сама сгорала в бесплодных мечтах. Родион Романович был моей первой любовью. Он же – святой, аскет, подвижник, живёт вне плоти, ест, только когда почувствует зверский голод, не задумываясь отдает деньги нуждающимся. Умён и «замечательно хорош собой, роста выше среднего, тонок и строен» (и всё, и всё, больше никаких подробностей, мы сами всё довообразим, спасибо, Фёдор Михайлович!). А ему безразлично, что он хорош собой, – о, благородный дух, высокого строя душа… Но даже и не это главное, а какая-то обворожительная лихоманка его внутренней жизни, дикий ментальный танец, от которого не оторваться. У Родиона Романовича и мысль как острый топор – крушит ветхую реальность. Да, Раскольников стоил любви – а неужто можно было сочувствовать литературным героиням, всем этим скучнейшим девицам-бездельницам, бегающим на свидания в какие-то беседки к таким же бездельникам, смертельно напуганным открывающейся ужасной возможностью совершить половой акт. И к чему лицемерить? Не жалко нам ни старуху, ни Лизавету, а нам Родиона Романовича жалко, так он исступлённо страдает, и мы любим его горние муки, и с ним вместе сто сорок лет убиваем – наверное, уже миллионы раз.
Странным образом жизнь внутри этого романа, который я перечитывала бесконечно, совпала с моим физиологическим созреванием, и в рифму к той крови, что заливала пространство книги, пошла другая кровь, о которой молчали поэзия и проза, кровь тайной бессловесной жизни, чьи могучие потоки – и, может быть, только они – ещё удерживают мировое равновесие воюющих стихий, скрепляя шаткий договор преступления и наказания.…
Забвенных книг под рукой нет, а телевизор я смотреть не хочу – хватит вчерашнего сеанса. Полежу, поварюсь в своём. Воскресенье – итог недели, надо обдумать сотворённое…
Что ж, любой бы уморился на моём месте – боги вдосталь поиграли мной. Я встретилась с человеком, определившим мою жизнь, мысленно уничтожила его, познакомилась с Губернатором, похоронила бабушку, полюбила и рассталась с надеждой на любовь. Я играла главную роль, а как – судить не мне. Моей воли здесь было маловато. Итак, мы идём – меня ведут – к развязке. Куда теперь?
Нет, к Льву я не вернусь, пусть бы и прошла боль, но быть супругой государственного чиновника я не в состоянии. К такому поприщу надо готовиться загодя, это без шуток особенная жизнь. Когда по телевизору показывают этих жён в укладках, они такие вечно оживлённые, моторные, бойкие. Может, на таблетках сидят? Ходила бы в фитнес и к личному модельеру, завела шикарное хобби – например, коллекционировала туфли, как Имельда Маркос. Коваленский бы взятки брал за добрые советы, а я планировала семейный бюджет. В задницу, думать даже не хочу. С Андрюшкой в город Энск – вот это да, так ведь не сбылось. И не сбудется. Изначально обречённая связь, и мы это знали. Знали, вот и впивались друг в друга, останавливая время. А ведь удалось ненадолго, получилось…
Примириться с действительностью? Рецепт хорош, если бы только знать, что такое действительность. Возможность поступить так или иначе, пойти левым или правым путём тоже действительность. Мир прекрасен, одновременно мир отвратителен – что, как не действительность? Я не могу заснуть рядом с любимым человеком, но я была с ним, и он любил меня – чем не действительность? Нитки спутаны, не разобрать узора. Моя страна умирает – но разве умирающему не нужна любовь? Ещё отчаянней, чем здоровому… и это действительность.
Я замечала не раз любопытную вещь. Когда о жизни, о мире, о человеке, о России говорят подлинные работники, скажем опытные врачи, настоящие учёные, авторитетные преподаватели (к которым ученики сами прибегают), они весьма осторожны в речах. Они не отзываются с пренебрежением о природе человека, не перечёркивают ни русского, ни мирового пути. Но вот нарисуется на сцене какой-нибудь пузырь земли, командированный в Россию на должность чёрта лысого, обыкновенного, или свинья в ермолке, отхватившая впотьмах кус имущества, который никому в мире и присниться не может, – и как из рога изобилия: Россия закончила свой исторический путь! Потеряла значение! России не нужна свобода! Россия – страна идиотов и рабов!
Оно и понятно, коли Россия закончила путь, так чего стесняться, на кого оглядываться? Хватай, не зевай. А работники – те ценят труд, и свой, и чужой. Верещать о закрытых-открытых путях не их дело. Мало ли… Всяко бывает. Про немытую Россию прилично говорить гениальному сумеречному ангелу – Лермонтову. А наше дело маленькое: утром встал – и на работу. Надо бы себе какое-то тяжёлое и полезное занятие придумать. Надо выбираться из одиночной камеры к людям.
Как ни соблазнительно высокомерие, как ни привлекательна гордость – это, я знаю, далеко не высший этап развития существа. Мой любимый Родион Романович – разночинец, подмастерье, выскочка, остро переживающий свою незаурядность. При этом – герой, кто спорит. Однако дивно справедлив лукавый и мудрый совет Порфирия Петровича: «Станьте солнцем, вас все и увидят». Бросить, бросить, к чёрту, пока не поздно, героическую роль, уйти в статисты, в пейзаж, начать всё сначала, без страха, без обид принимая всё. Раскольникова спасли его Соня, Евангелие и острог на берегу Иртыша. Что спасёт меня? У меня нет любящей женщины, я сама женщина и должна любить. Я всем должна. Мне-то кто-нибудь должен? Нет, моя дорогая, тебе – никто не должен.
Я знаю, незаурядность не кредитная карта, а всего лишь залог движения. Высочайшая точка развития – быть солнцем, царём, святым светом… да разве это возможно здесь? Откуда такие силы взять? И на кого взирать в экстазе подражания – где примерчики-то?
А кроме того, и цари ошибаются. Ошибся даже всеми обожаемый царь Соломон.
Царь Соломон, сын царя Давида, поэт и сын поэта. Для меня его история – самая прекрасная и самая печальная в Книге Книг. История о Божьем любимчике.
Взойдя на престол, Соломон первым делом отправился в уединённое место и попросил у Господа мудрости, необходимой для того, чтобы править Царством.
Совершенно изумлённый Господь, у которого всю дорогу просили чего угодно, только не мудрости, мгновенно отозвался. «Соломон! – приветливо, против обыкновения, сказал Господь. – Ты не просил у меня ни богатства, ни славы, ни здоровья, ни душ врагов твоих, а попросил у меня мудрости. И я – я дам тебе мудрость, а заодно и богатство, и здоровье, и славу, и души врагов твоих!»
