Или — почти нет.
Крохотный островок надежды, малозначащее «почти» робко забрезжило во тьме, когда судьба, неожиданно расщедрившись, свела их с Мартином Вэнном, мужем и продюсером восходящей звезды До-До.
Большие маслянистые глаза Мартина вспыхнули, едва пробежав по первой странице потрепанной книжицы — сорок листов дешевой бумаги, скрепленных степлером.
Только и всего.
Страница была грязной — десятки небрежных рук оставили на ней отпечатки. Многие легко угадывались невооруженным глазом. Позже это казалось даже символичным.
Пройдет совсем немного времени, и фильм, снятый по этому сценарию, назовут самой грязной и вызывающей лентой Голливуда. И едва ли не самой кассовой одновременно.
Немолодой католический священник — брат-близнец хмурого отца Станислава — давно обуздал тело целомудренным воздержанием.
Душа, напротив, бунтует яростно и неистово — в мечтах святого отца рождается и живет страстная, необузданная блудница. Образ ее становится все более ярким, зримым и наконец — не без помощи преисподней — обретает плоть. Призрак врывается в реальный мир и, осмелев, замахивается на мир небесный. Совращены благопристойные отцы семейств, глубокие старцы, скромные домохозяйки, мальчики из церковного хора, девочки из монашеского приюта. Остановиться бесноватая красавица не может — и не хочет!
Сила темной страсти оживляет изображения на старинных фресках в соборе. Грехопадение святых угодников отвратительно и ужасно. Сатанинский — вне всякого сомнения — фильм был снят мастерски. Отталкивающие кадры завораживали. Отражались в подсознании, будили в нем что-то глубинное, темное, страшное, будоражили воображение.
Ватикан потребовал запретить ленту, и несколько европейских правительств вняли призыву.
Но деньги — тонкие ручейки и полноводные реки звонких монет и шелестящих купюр — стремительно прибывали на банковские счета прокатчиков.
Остановить дьявольскую фантасмагорию было невозможно.
Родня в Техасе всерьез подумывала о перемене места жительства и благодарила создателя за то, что блудная — воистину! — дочь соизволила взять псевдоним.
Потом Ален написал еще десять сценариев, а Мартин благополучно их поставил.
Потом Алена не стало. Однажды он просто не рассчитал дозу.
Людям по-прежнему интересны были его фантазии, но каждый раз — новые, к тому же они постоянно требовали добавить перца. Исправно поставляя толпе наркотик, он и сам испытал нужду в сильном допинге. И немного ошибся.
Мартин и Долли взгрустнули по старому другу, но быстро развеялись, закатившись на пару недель в Биарриц.
Скандал в роскошном «Hotel du Palais», сопровождаемый битьем наполеоновских ваз, окончательно вернул звездной паре вкус к жизни.
К тому же за пятнадцать лет их триумфального сотрудничества сотни подражателей научились писать «под Алена Луковски».
Мартин без особого труда отобрал троих.
Все пошло своим чередом.
Долли наконец собралась встать с пола.
Осторожно — в голове по-прежнему гулко ухало, да и в желудке пока не было покоя — поднялась на ноги. Сделала несколько неуверенных шагов. Без неприятностей, разумеется, не обошлось. По дороге в спальню зацепила громоздким кринолином тяжелую позолоченную вешалку для халатов.
С трудом удержалась на ногах.
Вешалка обрушилась на розовый мрамор со страшным грохотом — его-то и услышала притаившаяся внизу прислуга.
Сначала — грохот, потом — долгое витиеватое ругательство.
Секундой позже зазвонил телефон.
— Жива, алкоголичка?
— Пошел к дьяволу! Клянусь, Марти, когда-нибудь я откручу твоим доносчикам яйца.
— Не обольщайся, дорогая, столько яиц не под силу открутить даже тебе. Вчерашнее шоу в «Fagade» [45] наблюдало слишком много народа. Говорят, ты пыталась поиметь ди-джея прямо на пульте.
— Неужели? И что же, интересно знать, помешало мне сделать это?
Про «Facade» Долли не помнила ничего.
Хотя начиналось все в высшей степени респектабельно. Роскошный банкет в «Beverly Hilton». Разряженная — в пух и прах — публика. Натянутые улыбки, ревнивые взгляды, обмен колкими любезностями и любезными колкостями. Потом, как водится, лед начал таять — к тому времени До-До уже изрядно набралась.
Потом, видимо, был «Facade».
Ну и черт с ним!
Подробности она узнает уже очень скоро — из газет.
Долли отшвырнула трубку.
Рухнула на кровать.
И заплакала.
5 апреля 2002 года11 часов 03 минуты
Зрелище было комичным.
В разных концах огромного кабинета, обставленного классическим «Chippendale» [46], два респектабельных господина говорили по телефону. Вернее — по телефонам. Каждый — по двум одновременно, к тому же — на двух языках.
Энтони Джулиан занял позицию у окна — со своими собеседниками он общался соответственно по-французски и по-гречески.
Сергей Потапов — у противоположной стены, в глубоком, как раковина, кожаном кресле — перемежал русскую и английскую речь.
Стоило ли удивляться тому обстоятельству, что в кабинете было довольно шумно?
— Мне кажется, Полли, они неплохо обходятся без нас.
— Осталось пять дней.
— Я помню. И что?
— Ничего, просто интересно, что будет твориться непосредственно перед отплытием? Смогут они говорить сразу по трем телефонам?
— Тогда уж — по шести.
— Почему именно по шести?
— Арифметическая прогрессия. Если каждый день будет прибавляться по телефону — в момент отплытия им придется говорить одновременно по шести.
— Потянут?
— Слабо.
Энтони Джулиан, придержав одну из трубок плечом, освободил руку. Исключительно для того, чтобы энергично погрозить кулаком. Жест, без сомнения, адресован был Стиву.
— А вы говорите, слабо. Он умудрился вас услышать. Еще и вас.
— Цезарь. Гай Юлий. Слышишь, Энтони, с кем я тебя сравнил?
Джулиан изобразил на лице умиление.
— Слышит.
— А я — нет. О чем толкуете? И почему на пороге? Потапов закончил переговоры первым.
— Не хотим вам мешать. Ты уверен, что не собираешься поговорить с кем-нибудь еще?
— Совсем не уверен. Но разговор с вами, друзья мои, важнее прочих.
Лукавый чертенок, не таясь, резвился в глазах отставного полковника Мура.
— Похоже, мы теперь в цене. А, Полли? Самое время просить прибавки к жалованью.
— А мне говорили, что у вас проблемы.
— Тогда уж у нас, Сергей. У нас проблемы.
— Ясное дело. За тем и звали.
— За тем и пришли.
Шутки закончились. Разговор зашел о вещах в высшей степени серьезных.
— Неплохая работа, ребята. Но хотелось бы все же, чтобы вы довели ее до конца.
— Почему — мы? Габриэль Лавертен занимается Скотленд-Ярд по запросу швейцарцев. Не думаю, что им понадобится наша помощь.
— Но она до сих пор на свободе?
— Да. Полиция не слишком усердствует, полагая, что дама в любом случае не опоздает к отплытию.
— Вот именно! Они намерены устроить шоу на причале или — того хуже! — у нас на борту. При большом стечении народа, перед объективами камер. Sorry! Это не входит в наши планы. Никак не входит.
— Допускаю. Но каким образом мы можем повлиять на ситуацию, мистер Джулиан?
— Энтони, Полина! Эн-то-ни. А еще лучше — Тони.
— Ему будет намного приятнее, если вы станете называть его сэром Энтони, Полли.
— Наглая, беспардонная ложь! Никогда не цеплялся за титулы. Взгляни на мою визитку, поганец!
— Легко объяснимо. Все вместе они просто не помещаются. А вычеркнуть пару у тебя не поднимается рука. Но вы не ответили на вопрос, сэр Энтони. Прикажете оставить боевое дежурство и броситься на поиски старушки Габи?
— Даже не мечтай. Вы уже слетали в Париж.
— Вот-вот. Благодаря этому…
— Оставьте, Стив. Сэр Энтони не в духе. И потому, как говорится, каждое лыко… Впрочем, русские поговорки — ваш конек. Возвращаюсь к теме. Никто не спорит — сработано блестяще. Но, сдается мне, следует продолжить работу в этом направлении.
— То есть, Сергей?
— То есть вы блестяще вычислили предсказательницу, продолжайте в том же духе — рассчитайте, где она теперь. Лорд Джулиан прав: скандал в день отплытия нам ни к чему.
— А после можете поехать на бал.
— Что такое, Поленька?
— Это из «Золушки».
— Значит, придется поработать Золушкой.
— Нет проблем, сэр. Золушкой так Золушкой.
— Приятно слышать. У нас еще один фигурант?
— Да. Но его в любом случае придется допустить на борт.
— Это еще почему?
— Вынужден напомнить, что ты сам пригласил его, Энтони.
— Я пригласил — я и дам пинка под зад. Очень логично.
— Без объяснений?
— Почему же без объяснений?! У нас есть пленка.
— А он скажет, что хотел проверить, как работает служба безопасности.
— А я скажу, что приглашал его не для этого.
— Нелогично, сэр Энтони. Он должен сообщать читателям правду, не так ли? Вопросы безопасности волнуют всех — вот он и решился на рискованный эксперимент.
