Абель горько пожалел о том, что не избавился от картонки, как планировал вначале, заподозрив ее потенциальную опасность. В день встречи с Карье они провели вместе какое-то время, но тот ни слова не сказал об этом предмете. Потом Абель вернулся домой в полном упоении от нового знакомства, которое вытеснило у него из головы заботу о пакете; он небрежно сунул его в тот же дальний угол шкафа и с тех пор вспоминал о нем лишь изредка, все еще собираясь выбросить, но откладывая это дело по душевной лености. Как же он сейчас раскаивался в этом! Шляпная картонка действительно могла быть тем самым рычагом, который привел в действие ловушку, да еще при наличии роковой даты 11 ноября 1954 года. Все это было пока темно и неясно, но Абелю стало безумно жаль самого себя. «Несчастная случайность» испустила дух.
Однако он взял себя в руки и довольно жестко спросил своего собеседника, что тот имеет в виду. Этот тон явно удивил, почти шокировал Карье.
— Да ничего особенного, — запротестовал он, — вовсе ничего, просто мне вдруг вспомнился этот сверток, вот и все. Сам не знаю, почему он меня заинтриговал. Я тогда подумал: а что там может быть внутри? Иногда, знаете ли, возникают такие вопросы. Но я не решился вас расспрашивать, я не хотел быть нескромным.
Его голос звучал вполне естественно, и сам он выглядел искренне огорченным: рассердив Абеля, он теперь приносил ему свои извинения, и Абель их принял. Чему верить? На сей раз Карье опять не сказал ничего, что нельзя было бы приписать обыкновенной случайности. Разумеется, такое нагромождение одновременных случайностей было довольно подозрительно, но из него пока что не следовало, что на Абеля объявлена охота, как он этого боялся; все еще могло закончиться благополучно. Все можно было отнести на счет «несчастной случайности».
Итак, «несчастная случайность» пришла в себя, открыла глаза, задышала и стала набираться сил. Невзирая на ничтожные шансы выжить, она все-таки существовала в данный момент, была вполне реальной, и Абель решил уцепиться за нее.
— Так что же? — безжалостно спросил Карье. — Что же в нем было, в том свертке?
Случайность или не случайность, а лгать не имело смысла.
Итак, сверток попал в руки Абеля, в нем находились предметы непонятного ему назначения, он решил от него избавиться, причем как раз в день их первой встречи, а потом то ли из лени, то ли по глупости оставил у себя. Вот и все. Карье выслушал его с выражением мурены, и хищный блеск его зрачков ледяным ужасом поразил «несчастную случайность».
— Вот так, — заключил Абель.
— А знаете, что нужно сделать?
— Сделать — с чем? — пискнул Абель, который, загнав до полусмерти «несчастную случайность», надеялся, что они наконец сменят тему.
— Со свертком, — ответил Карье, — с этой картонкой. Давайте вернем ее хозяину.
— Но я не знаю, кто ее хозяин.
— А я знаю, — объявил Карье. — Я с ним знаком.
Он сопроводил эту фразу новым взглядом — совершенно новым для Абеля; этот непонятный взгляд был тем не менее полон скрытого смысла, он означал, что с играми покончено, что о случайностях не может быть и речи, что Карье, завладевший тайной 11 ноября 1954 года, стал таким образом владельцем самого Абеля и всего, что ему принадлежит, в том числе и злополучной картонки, что Абель бессилен изменить это и что ему больше не на что надеяться. «Несчастная случайность», верная союзница Абеля до последнего рубежа обороны, щелкнула языком, поворачивая вокруг оси полый зуб со спрятанной в нем ампулой цианистого калия, раскусила ее, забилась в предсмертных судорогах и рухнула бездыханной. Абель молча следил за ее кончиной. Карье встал и объявил, что пора идти. Выйдя, он окликнул такси.
— На улицу Могадор, — приказал Карье, — а потом на бульвар Османна.
— Считайте, что вы уже там, — объявил автомедон[12].
Они забрались в моторку, и та, взвившись, как удалой конь, рванула с места. Селмер заложил крутой вираж, выполнил лихую глиссаду, и суденышко пошло утюжить водную поверхность, выбрасывая на лету пенные шлейфы, которые широким веером падали по обе стороны от кормы.
Их лица успели зарасти щетиной: несколько дней назад Арбогаст по неловкости разбил единственное зеркальце для бритья. Он так сокрушался по этому поводу, что Селмер в утешение предложил ему — будучи примерно того же роста и комплекции — бриться стоя лицом к лицу, симметричными жестами, то есть заменяя друг другу зеркало. «Ну давайте попробуем», — ответил Арбогаст. Они произвели опыт и изрезались в кровь. Видимо, сходство между ними было не так уж велико. «Отставить», — сказал Селмер.
Зато отраставшие бородки все больше и больше уподобляли их друг другу. Растительность закрывала большую часть обоих лиц, скрадывая индивидуальные черты и оставляя открытыми лбы (довольно высокие) и носы (довольно правильные), словно Господь Бог лепил их по одному образцу. Глаза у них были разного цвета, но, поскольку Селмер жаловался на слишком резкий свет, Арбогаст отдал ему свои запасные очки, и теперь обе пары глаз скрывались за черными стеклами, которые делали из мужчин прямо-таки близнецов. Правда, что касается бород — черной у одного и желтой у другого, то они, хоть и превращая лица в две одинаковые маски, одновременно, вкупе с шевелюрами, составляли их главное цветовое различие.
Моторка с задранным носом шла параллельно берегу; огибая остров, она на всем пути твердо держала угол наклона по отношению к океанской поверхности, ухитряясь описывать в этой неустойчивой, неуравновешенной, невозможной вне воды позиции идеально ровный круг. Тела обоих мужчин, обнаженные до пояса, недвижные, словно приклеенные к красным кожаным сиденьям, описывали крут вместе с лодкой и казались почти одинаковыми, вплоть до цвета растительности на груди. Они напоминали штампованные пластмассовые фигурки водителей, раскрашенные машинным способом и привинченные к миниатюрной модели моторки, на полной скорости крутящейся в восьмигранном бассейне Люксембургского сада.
Вернувшись в блокгауз, они немного отдохнули и послушали Шумана — вернее, то, что дешевенький магнитофон оставил от Шумана. Арбогаст очень любил романтиков. Смотав Шумана обратно, Арбогаст предложил обследовать несколько ближайших островков: вдруг там отыщется этот пресловутый склад оружия? Селмер сел за руль, и они отбыли.
Прежде Селмер часто мечтал водить мощный автомобиль, и, когда Арбогаст преподал ему искусство управления моторкой, он мгновенно освоил это, реализовав таким образом старую мечту. Циферблаты на панели, кожаные сиденья, руль из пластика под слоновую кость вполне могли бы сделать честь какому-нибудь «бьюику», но тот факт, что под нынешним болидом расстилалась бескрайняя водная пустыня, доступная для любых вывертов (Селмер иногда тешил себя, разрисовывая ее огромными росчерками и гигантскими монограммами, пользуясь лодкой как пером, чтобы запечатлеть недолговечными пенными буквами свое морское имя, свою подпись на Тихом океане), и что сама моторка, с ее обтекаемым, устремленным вперед корпусом, идеальным тангажем и, как правило, поднятым верхом, очень походила на «бьюик», придавал особую пикантность материализации его давних автомобильных грез.
Они держали курс на юг. Сначала моторка пересекла абсолютно пустой сектор моря, свободный от всяких рифов. Затем из водной глади выступили верхушки атоллов; эти скопления звездчатых кораллов им случалось видеть и раньше. Подойдя к атоллу, который нравился им больше других, они решили ненадолго остановиться и подошли к нему, сбросив скорость, осторожно лавируя между коралловыми выступами и подводными скалами.
Атолл, как и большинство атоллов, имел форму кольца, разрезанного в одном месте; этот узкий проход позволял проникнуть извне во внутреннюю лагуну, в центре которой Селмер и заглушил мотор. Воды лагуны лениво колыхались, пребывая в усредненном состоянии между коварными внешними волнами и сонной поверхностью пруда или, иначе, между бурным морем и бассейном. Они нырнули вглубь.
Несколько минут они плавали с широко раскрытыми глазами в пронзительно-голубой воде, где шныряли разноцветные рыбешки. Потом влезли обратно в лодку и разлеглись в ней, отфыркиваясь и давая солнцу испарить воду с кожи, на которой вскоре выступили соляные разводы. Селмер заметил вслух, что вода в лагуне гораздо более соленая, чем в открытом море, и Арбогаст объяснил, что концентрация соли меняется от атолла к атоллу. Растянувшись в лодке, которая легонько покачивалась на воде, они созерцали остров, возвышавшийся цирком вокруг них, заросший буйной зеленью и окаймленный полосой отлогого пляжа; чудилось, будто он возник тут случайно, по ошибке. Каждому из них не терпелось сообщить другому, что они находятся сейчас в кратере давно потухшего вулкана, но каждый знал, что другому это известно. Высохнув, они покинули атолл.
