А сегодня сразу же споткнулась о чей-то портфель.
- О, прошу прощения, - парень с кудрявой бородкой поспешно задвинул портфель под стол.
Она уселась у окна, взяла сосиски и чай.
За окном накрапывал дождь пополам со снегом, двигалась плотная мешанина из людей и машин. Хорошо, что чай горячий. Продрогла.
Ввалилось сразу несколько посетителей.
-Эй, ребята! - гаркнул парень с бородкой.
- Он уже здесь! Успел!
- Саша, у тебя голос, как у Зевса...
- Хо-хо-хо, - загрохотал бородач.
Все уселись за одним столиком, тесным кружком. Тут были и две девушки, блондинка в синем костюме и другая, высокая, в кожаных брюках.
"Студенты", - подумала Галя.
Столик тесно заставили кефиром, тарелками, бутербродами. Ели, не переставая разговаривать.
- Братцы, у кого конспекты по античке? - гудел бородач.
- Ой, Сашка, свалишься, под тобой стул ходуном...
- Ха-ха-ха!
Кто-то стал читать по учебнику:
- "... женщина-змея, залегающая в пещере, у нее нежное девичье лицо и пестрое змеиное тело, прекрасное в своей пестроте... она заманивает путников и душит их в своих объятьях"...
- Все вы, женщины, таковы...
- Ха-ха-ха!
- Тебе нравится кофе с мороженым? - допытывался парень в вельветовой куртке. Он явно ухаживал за блондинкой.
- ... Постой, да это же миксантропический миф...
"Филологи", - с завистью подумала Галка.
- Принести кофе с мороженым? – спрашивал парень свою соседку.
- Не верь ему, Катюша, он, знаешь ли, "двамо женамо"...
- Ха-ха-ха!
Гале не хотелось уходить. Ей нравилось смотреть на студентов, слушать их разговоры. Общество их казалось ей недосягаемым. И эти две девушки, как две богини. Вот счастливые... Галя взглянула на часы. Надо идти.
- Катюша! Не верь ему! Верь мне, - пробасил бородач.
Все покатились со смеху.
- Ты бы лучше сидяше да молчаше, - серьезно посоветовал кто-то.
Снова хохот...
Гале стало совсем тоскливо, когда она вышла на улицу. Косой дождь, снег под ногами - кофейная жижа.
Вбежала в подъезд, поднялась на лифте, Перерыв еще не кончился, и все сидели на батарее возле корректорской, курили. Закурила и Галка. Она начала курить совсем недавно. Пришлось научиться, потому что неудобно торчать рядом с другими и молчать, как будто лишняя. А когда куришь, то вроде как все, вроде и говорить не надо... Как все, так и она.
Наконец, перерыв кончился. Кто-то крикнул: "Раиса идет", и все расселись по местам. Напарница сказала, что им с Галей дали на вычитку сигнальный экземпляр, переводы какие-то. Стихи... "Мы с тобой легки, как лани, мы на двадцать лет помолодели, и шагают вместе с нами наши длиннотелые тени..." Галка сделала перенос строки.
Вошла Раиса Сергеевна. Сразу же вокруг забубнили:
- "Процент товарности сельского хозяйства..."
- Курсив, перевод с бурятского...
- "Он схватил ее за руку, крепко прижал к забору..."
- "Прости меня, Клава, — сказал Семен..."
Напарница сердито заерзала на стуле. Зашипела:
- Черт знает, что за чернила! Это Раиса их разбавляет, из экономии...
- Скажешь, тоже...
- Да, да. Сама видела, водичку из графина туда льет... Ну, начали. "Мы с тобой легки, как лани..."
Галя уже не слышала, что вычитывают другие.
Звуковой туман заволакивает уши. А перед глазами - сплошное серое буквенное поле. Буквы, буквы... Тут еще заболела спина. И в пищеводе началась какая-то резь. Изжога. У мамы тоже изжоги, когда долго работает за столом.
Стемнело. Внезапно вспыхнул яркий свет и слова резко выступили на печатных страницах.
Только, что за слова, не разберешь. Когда слова распадаются на буквы, они теряют смысл. Серое поле, а на нем - целые толпы букв. Пропуск буквы, правка. Лишняя буква, правка. Перескок букв, правка. Буквы вверх ногами... Буквы, буквы...
Заныли, заслезились глаза. Галка откинулась на спинку стула, зажмурилась.
- Ну чего ты? Скорей, скорей, - торопит напарница.
Она-то уже четвертый год работает, привыкла... "Сейчас вот встану и выйду на минуточку", решает Галя. "Только бы до двери дойти, не упасть".
И тут раздается звонок. Конец рабочего дня. Все сразу выпрямляются, облегченно вздыхают...
Дождь на улице кончился, в лужах плавают бурые кленовые листья. Один - маленький, розовый. Еще не втоптанный. Галя стряхнула с него воду, сунула в карман. Закладка для учебника.
А вот и остановка. И автобус как раз идет, тот самый, кособокий, медленно тащится. Вдруг вспомнила: домой-то ехать незачем, а надо идти в кафе "Луна". А может, не ходить?.. Нет, надо, раз обещала. И мама ждет.
До кафе недалеко, две остановки... Медленно побрела по мокрой мостовой, останавливалась у фотовитрин, у театральных афиш, купила в киоске мороженое. Оно приятно освежило рот.
Сейчас она войдет в кафе. Мама нарочито по-свойски помашет рукой, скажет: "Присаживайся, коллега!.." Отец учтиво улыбнется. "А-а, уже совсем большая!.." Галке всегда становилось неприятно от этой его улыбки. И странно: она почти забыла, как выглядит отец, не помнит, какого цвета у него глаза. А вот улыбку эту помнит. По ней сразу узнает отца, хотя бы и через сто лет.
Вот, наконец, и кафе.
В ярких огромных окнах двигаются, словно рыбы в аквариуме, люди. Галка остановилась, стала вглядываться... Столики, столики...
А вот и мама. Там, в самом дальнем углу.
Как-то неестественно смеется. Усиленно курит. Вся в дыму. Слишком накрашена, это даже издали заметно. Рядом с ней... Да нет, это не отец. Рядом сидит кто-то моложавый, толстенький, в щегольском костюме цвета "маренго". Он вежливо улыбается, но то и дело взглядывает на часы. А мама все посматривает на дверь. Ясно, ждет свою Галку... Войти или не войти?..
Вот мама с наигранной лихостью закинула ногу на ногу, смяла сигарету, засмеялась. Очень эффектная поза. Толстячок любезно протянул руку к бутылке, наполнил бокалы. Мама явно не в своей тарелке, толстячок — тоже. Может, Галино появление разрядит обстановку? Нет, нет... Она отошла от двери.
Все было ясно. Отец не пришел, а вместо себя прислал сотрудника. Передать деньги, или просто свой горячий привет. Так бывало и раньше.
Галя вдруг повернулась и побежала прочь. Она чувствовала себя несчастной, заброшенной, ненужной. Совсем не нужен ей этот "отец"! Не нужен, и никогда она его больше не увидит. Никогда! Клятва!
Она бежала, не оглядываясь. Это было предательство. Мама ждет, а она... Ну и пусть! Пусть ждет! Не надо жить иллюзиями! Она, Галка, к черту посылает всякие иллюзии. Клятва!
Галка бежала, потом ехала в автобусе, потом снова бежала. Дома сразу ткнулась лицом в "свой" угол. Тот, с ободранными обоями. "Жалко маму, ох, как жалко. И обидно. И стыдно!"
Потом разделась и легла в постель.
Скоро пришла мама. Долго возилась у вешалки, вздыхала, оттирала бумажкой праздничные лакировки.
Заглянула в комнату, спросила веселым голосом:
- Галя! Ты что не пришла? Я ждала, ждала, да уж и ждать перестала.
- Собрание было, - уткнувшись в подушку, пробурчала Галка. - Производственное. Я хотела уйти, да не отпустили...
- Жаль! - мама вздохнула. - Все было о'кей! Отец спрашивал о тебе, очень хотел тебя видеть... А ты что-то рано легла. Устала?
Галя не ответила.
- Эх, ты... Ну, ничего, спи. Завтра рано вставать. Спи, коллега!
Фитк перестал говорить, и я словно выпала из какой-то иной реальности, из иной эпохи. Да так оно и было на самом деле. Я только что побывала в другом мире. И в мире том мне было интересно. И захотелось снова туда попасть, на время.
- А ведь там было что-то этакое, романтический этакий сквознячок, - вырвалось у меня.
- Да, романтики тогда было хоть отбавляй, – ответил Фитк.
- А сейчас она куда подевалась? – спросила я.
- Все убил Интернет, порнуха, и «мани-мани-мани». Эпоха тотальной американизации… Кстати. Вон там в шестом ряду налево лежит романтик. Пошли, познакомлю. Олежка, ясновидец хренов…
Мы перешли на ту могилу, и Фитк, усевшись на перекладину ограды, (для меня он сотворил из воздуха кресло), принялся рассказывать:
- Стянул перчатку – тугая, прилипла к ладони, и он долго дергал за длинные кожаные пальцы, прежде чем она слезла с руки. Сейчас из-за угла появится троллейбус. Вот он. Далеко, номера не видать. Да и неважно – там, за окошком водителя, табличка будет: «По маршруту 31». Вагон будет полупустой. Возле окна там будет девушка с косичками короткими и толстыми, студентка. Она глядит в окно и думает стихами. Талантливая. Сейчас она думает:
Так хмелен этой осени запах,
Во все небо объятья раскинь,
Мой приятель от дурости запил,
Хоть положено пить от тоски…
Мягко подкатил троллейбус… Он ухватился за поручень, подтянулся. Р-раз! – за его спиной с треском захлопнулись дверцы. Он нашарил в кармане пиджака пятак и бросил в щель кассы, оторвал билет. Троллейбус сильно качнуло, и он, чтобы не упасть, прислонился к стенке – складный круглолицый парень с короткой стрижкой. Внешность неприметная. Глаза вот только особенные: внимательные и чуть застенчивые, большие, пристальные. Знает: девушка со светлыми косицами сойдет на следующей остановке. Так и не заметит его.
