– Здравствуйте, Триц, – представился он. – Еще раз мои соболезнования.
– Здравствуйте, Триц, – попугаем ответил Паша. Будучи действительно расстроенным, он не заметил, что передразнивает Трица.
– Вы будете отвечать за похороны?
– Больше некому.
– Вы успокойтесь, не волнуйтесь. Я здесь не первый раз. Сейчас сбегаю в морг и возьму справку. Это все вас не касается. Чтобы вам не переживать так сильно, я лучше схожу сам. Для этого и нужны агенты. Знаете ли, чужое горе, оно все равно чужое, и человек не теряет голову.
– Да, спасибо.
– Давайте вот о чем поговорим. Вы уже выбрали кладбище, или у вас есть место?
– Места нет. А кладбище то, что ближе к Кремлю, – от тоски глупо пошутил Паша.
– Ближе всего к Кремлю – Новодевичье. Но там Кремль решает, кого хоронить.
Паша очнулся от тоски. Гриша ответил шуткой на шутку и показал, что тонко чувствует юмор. Какой вопрос – такой ответ. Гриша тоже понял, что у клиента есть чувство юмора.
– А если серьезно, то какие варианты?
– О, варианты – любые. Сейчас в Москве семьдесят шесть действующих кладбищ.
– Семьдесят шесть?
– Да, представьте себе. Полтыщи покойников в обычный день.
– Так много?
– Это в среднем. А если серьезно о близости к центру, в Москве таких кладбищ около десяти. Еще при Екатерине во время чумы все кладбища вынесли за версту от Москвы. Вот они все и оказались на теперешнем третьем кольце. Некоторые знаменитые, как Новодевичье, а другие и коренные москвичи не знают, такие, как Пятницкое.
– А это где?
– Вот вы, вижу, москвич, а тоже не знаете. Это за Рижским вокзалом, за мостом. Как оно так получилось, что одни кладбища всемирно знаменитые, а других никто и не знает? – Гриша посмотрел вдаль и похлопал себя по коленкам.
Прервал его размышления Паша:
– А Спасо-Преганьковское можно?
– Ну конечно, можно. Хоть у могилы самого Сушкина.
– Нет, на это у меня денег не хватит. А можно поискать что-нибудь и не у дальнего забора, и не в самом центре?
– Да, вам повезло. У меня там хорошие приятели. Сейчас я им позвоню.
Гриша достал свой мобильник (в качестве звонка он играл траурный марш Шопена), сказал что-то по телефону (что именно, Паша не понял), и вернулся к прерванному разговору:
– Все устроим, вы не волнуйтесь. Давайте договоримся так: сейчас я иду в морг, делаю там все дела. Потом беру справку, еду в ЗАГС и получаю свидетельство о смерти.
– А мне надо присутствовать?
– Вовсе не обязательно. Я сам соберу все документы. Вы пока успокоитесь, выясните, каковы ваши финансовые возможности. Завтра на Спасо-Преганьковском встретимся и решим вопрос с местом. Потом заедем ко мне в контору, решим вопрос с гробом, венками и прочим необходимым. Договорились?
– Ну, а хотя бы порядок суммы?
– Несколько тысяч условных денег. Причем скорее не две-три, а пять и больше.
– Хорошо, – Паша вздохнул.
Паша не был жадным. Скорее сентиментальным. Он понимал, что квартира в центре Москвы – это такой подарок, что он ничего не пожалеет, чтобы теткина воля была выполнена. Хотя такой воли и не было. Но Паша для себя создал странную формулу: «Если бы тетя Зина была жива, ей бы понравилось». Столько наличных не было, и он пошел собирать деньги.
В квартире, где он был буквально месяц назад, стояло запустение. Ему казалось, что смерть хозяйки чувствуется кожей. Он прошел к секретеру, выгреб все наличные деньги, присел на стул, за которым Зинаида обычно работала, и уставился на папку с надписью «Последний рассказ Сушкина». Он с трудом соображал от горя, но не мог не развязать тесемки. В папке были вырезки из газет и журналов, какие-то статьи и даже справки – видно, рассказ искали всерьез. Привлекла Пашу только записка, написанная рукой тети:
«Я давно мечтала познакомиться с Савелием Сушкиным, но мне удалось это сделать только за две недели до его кончины. Он был и писателем, и актером, щедро расточал свое дарование. Поэтому у него постоянно были съемки, а в свободное время он писал. Встретиться раньше мы нигде не могли, может быть, только на премьерах его фильмов, но меня туда не приглашали, а я особенно и не рвалась, так как считаю кино скорее забавой, чем творчеством.
Встретились мы на квартире Леши, профессия которого – быть со всеми знакомым, особенно с влиятельными и знаменитыми людьми. Кроме Сушкина с женой-актрисой был еще начальник Спасо-Преганьковского кладбища. Вопреки обычному представлению об этой профессии, он оказался интересным и обаятельным человеком с хорошим чувством юмора. Одет он был в прекрасный костюм из черного бостона, сказал, что это у него форма такая: всегда могут позвать к клиенту. Все шутили: если что, у нас хорошее знакомство. И он отвечал с юмором: мол, милости просим. Кто бы знал, что это так быстро перестанет быть шуткой!
Савелий Макарович выглядел постаревшим и усталым. А может быть, мы привыкли видеть его в кино в гриме? Но в жизни он был интереснее.
Говорили о литературе, музыке и кино. К сожалению, Савелий Макарович много пил. Его жена безобразно одергивала его и унижала. Выпив, Сушкин обещал дать мне первой прочитать свой следующий рассказ. Я сочла бы за честь стать его первым редактором и критиком, но этому не суждено было случиться.
Директор Спасо-Преганьковского кладбища через неделю заходил к Сушкину, и начало рассказа он видел, в том рассказе и про нас написано. К сожалению, когда Сушкин погиб, рассказ в его бумагах найти уже не удалось. Может быть, его уничтожила жена Сушкина, которая была показана не в лучшем свете? А возможно, Сушкин его отдал кому-то или отправил по почте в редакцию журнала. Я обошла все крупные журналы. Из литературных журналов мне даже справки дали, что рассказ не получали.
Дорогой Паша! Если ты это читаешь, значит, меня уже нет в живых. Попробуй приложить свой светлый ум и журналистский опыт.
Желаю тебе долгих и счастливых лет жизни. Твоя тетя Зина».
Ясности в вопросе, где рассказ Сушкина, это послание не прибавило. Искать можно было где угодно, от архивов до друзей и собутыльников великого русского писателя. Паша отложил литературные поиски и вернулся к простому и неизбежному – собиранию денег.
Смотрины участка на Спасо-Преганьковском кладбище прошли классически. Сначала Триц и Серега, представитель кладбища, повели Пашу прямо к Сушкину. Лежать около Сушкина, конечно, почетно, но Парамон не чувствовал, что тетя его хотела бы этого. Она была скромным литературоведом – далеко не последней в своем деле, но и не известной настолько, чтобы лежать рядом с самим Сушкиным. Да и местечко это стоило целую московскую квартиру, а продавать теткину квартиру в Пашины планы не входило.
Затем Сережа повел их к самому дальнему концу кладбища. Сереже было на вид лет пятьдесят, не меньше. Одет в кладбищенскую форму, не новую и не старую, не чистую, с иголочки, но и не очень запачканную, учитывая его работу. Он постоянно курил какие-то вонючие сигареты без фильтра – одну за другой. Когда Паше начало казаться, что кладбище бесконечное, стали видны забор и хозяйственный двор. Собственно, и предлагаемый участок был когда-то частью этого хозяйственного отделения, но земля дорожает, дворников с метлами и могильщиков с лопатами подвинули и нарезали несколько хороших могил. Во двор заезжали машины – зимой чистить снег, а летом, в жару, поливать дорожки. Видимо, водители, стоявшие в пробках на третьем кольце, часто принимали служебный въезд за проезжий переулок, поэтому кто-то повесил огромную вывеску: «Дорога только на кладбище». Паша подивился человеку, написавшему такое. Конечно, вывеска имела простой прямой смысл и означала то, что написано, но можно было прочесть это и как скрытую угрозу: мол, поедешь – не поздоровится.
Естественно, участок на бывшем машинно-тракторном дворе Паше не понравился. Тогда все пошли на пустой участок в центре кладбища, в тихом месте, недалеко от входа.
– Этот будет подороже.
– Сколько? – уточнил Паша.
– А вот пять зеленых, – ответил Сережа.
Это была как раз та сумма, которую захватил с собой Паша. Как будто похоронные деятели точно знали, что сказать.
– Хорошо, беру.
– Мы тут того... Березы, в общем, не будет, – радостно продолжил Сережа. – Хорошо, могилка сухая будет, мы тут песочка подбросим.
Паша посмотрел на березу. Видно, участочек уже не раз был последним приютом. От могилки не осталось и следа, но огромная береза говорила о том, что кто-то когда-то под ней лежал. Береза была большая, старая. Паша сомневался, что береза исчезнет в один день, а впрочем, тете она бы не помешала, подумал он. Он достал пачку денег и передал Трицу. Тот, не особо стесняясь, чуть отвернувшись для приличия, отсчитал свои комиссионные, а остальное передал Сереже.
– Теперь надоть в контору, все оформить.
– Да-да, – подтвердил интеллигентный Триц, – в конторе вам выдадут свидетельство о праве на участок.
