В ее номере пахло пылью и одеколоном, которым она недавно промывала головку кассетника. Аня зажгла свет, скинула пальто и сапоги и, пока Николай мыл руки, поставила воду для кофе. Банка растворимого, уже полупустая, стояла на подоконнике. Аня наскоро прибрала в комнате... та самая банка, купленная в Москве еще, в дорогу. И вспомнился тот последний перед отъездом день. Тяжелый день... Паршивый мокрый снег... Аня с силой вдавливается в переполненную дверь автобуса, ее вбивает туда чье-то плечо, черт, больно, она ввинчивается в неподатливую сырую массу тел в куртках, пальто, дубленках, воняет мокрой псиной и парфюмерией. В глубине автобуса взвизгивает женщина:
- Что за некультурный! А еще москвич!
- Ка-ак жа, москвичи тут. Лимита одна, - ворчит слева от Ани старик.
Автобус сворачивает, едет, стоит на светофоре. А ей вспоминается Углич, красивый городок с церквями, колодцами, и с тем парнем...
"Вот бы опять туда вместо этой стройки... ", подумалось ей сейчас.
Вошел Николай. Его круглое, чуть конопатое лицо вдруг показалось ей давно уже виденным где-то, знакомым раньше и нечаянно забытом... "Ну конечно, Углич!" - вспомнила Аня. "Вот на тебе, сразу не узнала!"
Закипела вода. Аня залила кофе.
- Садись, Коля. У-у, тут некуда. Да положи кассетник на пол. А ты... Ну, в общем, помнишь Углич?
- Что?
- Сумка с книгами.
- А... а... Так это ты была? Ты была то другая...
- Разве? Что, очень подурнела?
- Нет, ты что... Наоборот...
Аня разлила по стаканам кофе. Улыбнулась, глядя в глаза Николаю долго и пристально. Он вдруг встал, подошел к ней и, притянув к себе, поцеловал. Она расслабленно опустила плечи, прикрыла глаза... Но тут же резко оттолкнула его, вскочила, проговорила быстро:
- Нет-нет, ты что!
- А? - Николай смутился, отошел к окну, облокотился о подоконник. - А знаешь, - сказал, - я тогда вспоминал тебя. Странно... Когда видишь человека впервые, второпях, он кажется другим. Даже цвет волос, вообще... Все не так. Хотя, женщины склонны меняться. К их услугам косметика и всяческие женские ухищрения... Я думал о том, какая ты... Правда, потом уже не до того стало...
- Что так?
- Ну, сама понимаешь, стройка, план, неразбериха, тут уж не до лирики. Дома сдаются как попало, а отделочные работы вообще не к черту. Клеишь стандартные обои и знаешь, что новоселы все равно все это дело посдирают и помчатся доставать другие, по своему вкусу, в Москву поедут за обоями, ремонт затеют, будут мыкаться, платить шабашникам, где уж тут радость от новоселья, это же муки смертные! Жалко людей, понимаешь, жалко! - Николай разозлился, заговорил резко и громко: - Вот я и предложил делать опрос, показывать образцы отделки, кафель, обои, линоль, ну, будущим новоселам...
- Здорово, - улыбнулась Аня. - Постой, включу запись. - Она потянулась к магнитофону.
- Идею эту до сих пор пробиваем...
В цветущей долине башенка, отдаленно напоминающая минарет, точнее — детеныша минарета, (подумалось Лиде), казалась беззащитной и одинокой. Старинная, заброшенная, печальная. В прохладной пустоте ее Лида укрылась от дневного зноя. Пыльная внутри и равнодушная, башенка словно посвистывала от несуществующего ветра. В таких помещениях обычно водятся летучие мыши и пауки, но здесь царила абсолютная пустота. Какой там ветер? Ее посвистывание было лишь кокетливым притворством... Если камень может притворяться... Впрочем, чего только не случается в наше время... Откуда-то слабо доносились позывные радиостанции "Маяк" и невнятное бормотание, и Лида различала то мелодию песенки популярной, то отдельные фразы: "Ввиду отсутствия продовольствия и товаров народного потребления.. -" "... замена дензнаков на продовольственные карточки... " "... очереди за прессованной кукурузой... " Ей почему-то подумалось о детских игрушках. Смогут ли дети обойтись даже без этого?.. Вспомнила своего Витюху - как ему там, с отцом... Где они сейчас, или уехал Олег с Витькой куда-нибудь... Не может быть, чтобы так уж безысходно все... Что-то врет "Маяк"...
Потом она подумала о своем детстве, о единственной кукле Вовке - тряпичной с пластмассовой головой... И о том, как летом ездила с отцом за грибами, и у Вовки в лесу вдруг оторвалась голова, и как она в ужасе закричала, потому что малыш Вовка молчал от боли и мог погибнуть, а отец рявкнул: "Не ори, заткнись", рванул из ее рук маленькое тельце и, размахнувшись, забросил далеко в кусты, и следом швырнул голову, сказав: "Другую куклу купим", и как она убежала вглубь леса и потом двое суток, прячась от грибников, искала Вовкины останки...
В башенке было уютно. Лида поднялась по винтовой лесенке и села на камень в проеме в стене... Это был выход на лоджию, похожую на пояс минарета. Массивный древний камень, великолепный изразец, необычные лестничные переходы Лида разглядывала, но радостного удивления все это у нее не вызывало. Тягостно, муторно было, будто отравили, реветь хотелось, только для слез влаги не хватало — все высушило солнце. Когда-то мечталось о свадебном путешествии в знойную часть света с чудесами и старинными башнями... Сбылось, но все не так... Почему?.. Пустячок, небольшая ошибочка - судьба не в ту эпоху занесла, не в ту страну, не в тот социальный слой... Вот и живи среди серых, раздавленных действительностью мрачноватых людишек с одинаковым мышлением и почти похожей речью, с неинтересными судьбами... И будь такой же... Да, пыталась, и получалось... Зачем?.. И не желала вырваться из замкнутого круга, изменить что-либо... Чтобы не быть паскудой... Нет, не виновата, ну только в мыслях грешила, а в жизни терпела, терпимеца (или терпелица, есть какое-то такое слово), и молила бога чтоб помог, и то ли бог помог, то ли другие согрешили, но все сделано не ее волей... Лучше ли стало?..
Крошечный Витюха, круглоносенький и круглолицый милый такой пузырь, он нездоровым родился. Все ночи вопил и без конца мочился, замучилась пеленать. Как маятник бродила по темной комнате и трясла его на руках — спи... Голова кругом, руки немеют, в ванне — гора пеленок. Устала, ноги отекли. В ушах звон. Не хотела будить Олега, забывшегося мертвым сном после работы. И матери не жаловалась - сама справлялась. Так и заснула на ходу, Витька выпал из рук, бухнулся под ноги, заорал, разбудил Олега. Очнулась, охнула - и вдруг, будто замкнуло в мозгу, вспомнила бешеные глаза своего покойного отца, взбесилась сама и, схватив кричащего ребенка, размахнулась и чуть не запустила его в окно... Олег вовремя подскочил и выхватил сына... Малыш всю ночь спокойно проспал на тахте с Олегом, а она мучилась, вся исплакалась, утром не смела глаз поднять на мужа. А он все позабыл, или не понял тогда спросонья, и был очень удивлен, обнаружив в своей постели ребенка. Но ни о чем не спросил, не заметил даже, что лицо жены опухло от слез. Позавтракал и помчался на работу. "Любит ли?" - царапнуло душу. "- Другую завел?" Ну конечно любит, но по-своему, по-мужски, не до мелочей ему. "Или сердце у него холодное, или не любит. Обидно. А я — люблю? За что его любить? Что он для меня такого совершил, какой подвиг ради моей любви? Просто вот так взял и женился? Просто так... Дешево же ему досталась королева... Ну ладно же, заставлю его помучиться, заслужить... Сама... Зачем вышла за него... Так, захотелось нарядов, колец и праздника, поскорее хорошего после всего плохого, и чтобы каждую ночь — поцелуи и ласка... Свой дом, свой угол, и малыша настоящего взамен куклы... И мужа... И любовь была тоже... И предала... "
"И предала их... Обоих... Живы ли?.. Поломала им жизнь... А сама тут с уголовником в любовь играю, на легких харчах разъедаюсь, смотрю по телеку политические бредни и... Смотрю, как детектив, на гибель страны, и философствую, и меня это не коснется, ведь... "
Лида зажмурилась, закусила дрожащую губу. Лицо намокло от слез.
"Брошусь сейчас с башни вниз, на камни, головой, и - конец... "
Сердце со стоном ухало в горле. Тяжесть расплющивала душу. Она подняла голову, взглянула на оранжевое, словно взбитые желтки, небо, потом посмотрела вниз на яркую долину, и увидела... танк... Танк был рядом. Из люка полувылез и нелепо застыл лохматый бородач. Он стеклянно глядел в пространство и бормотал:
— Удача, удача, эк самолет на танк сменял, удача, а танк-то толкну на рынке, на машину поменяю...
"Псих", решила Лида и тут узнала того самого угонщика. "Ведь мы летели с психом!"
Нина на работу не вышла. Никто не знал, куда она пропала. В обед Холодков побежал к ней в общежитие, объясняя всем, что он, как бригадир, головой отвечает за каждого человека. Вахтерша рассказала, что приезжали родственники девушки и со скандалом увезли се в Ленинград. Николай поблагодарил вахтершу и, пошатываясь, вышел. Вот те и на! Вот это сюрприз! Только сейчас он вдруг понял, как ему нужна Нина... И не знал, что теперь делать... После работы бродил потерянно, оказался возле гостиницы, зашел к Ане. Хотелось говорить о Нине, но вместо этого опять толковали о стройке. Аня приходу Николая обрадовалась, стала расспрашивать о ходе работ на объекте, уточнила некоторые подробности о бригаде, поинтересовалась, есть ли вести с комбината. Напоила его крепким чаем, который сама без конца хлебала, чтобы не заснуть. И все-таки уснула за столом, пока Николай, раскрыв десертным ножиком кассету, склеивал порванную пленку. Он бережно перенес Аню на койку. Уходя, Холодков оглянулся на спящую девушку и вздрогнул от неожиданности: ему показалось, что это Нина безмятежно посапывает, улыбаясь во сне. Быстро вышел, нахлобучил на ходу шапку, сбежал по коридорной лестнице вниз, хлопнул дверью подъезда так, что стекла зазвенели. В лицо шибанул ветер сырой, пронзительный, заныла кожа. Ноги заскользили по обледенелой бугристой земле. Ночные заморозки! Порывы ветра сдувают клочьями снег, сносят в сторону ночных прохожих, того гляди сорвут одежду. Погодка не из приятных... Коля свернул в переулок, решил пройти к своему общежитию напрямик через пустырь и стройку. Его окликнули.
