Конни извинилась и включилась в разговор:
— Может быть.
— Хорошо. А ты?
Тина лениво кивнула.
Черт. Конни вспомнила, что она только что пообещала Ричи сходить с ним в субботу в кино.
— А Рича он пригласил?
— Откуда я знаю? Я к нему в секретари не нанималась.
Кони с Тиной, вскинув брови, удивленно переглянулись.
Тина откинулась на спинку стула:
— Эй, подружка, остынь. Тебе просто задали вопрос.
К их ужасу, Дженна разразилась слезами. Тина, пристыженная, обвела взглядом кафе, потом обняла подругу. Конни играла с соломинкой. Всхлипы Дженны постепенно стихли, она шмыгнула носом, взяла со стола салфетку и высморкалась.
— Простите, — прошептала она. — Я такая дура.
Она тяжело вздохнула, и Конни показалось, что Дженна вот-вот опять расплачется. Она схватила подругу за руку, стиснула ее ладонь.
— Что случилось?
— Вчера вечером я занималась сексом с Джорданом.
Тина закатила глаза и убрала руку с плеч подруги:
— Ну и чего ты плачешь? Ты ведь давно хотела с ним переспать.
— Это был секс из жалости. — Дженна высыпала содержимое пакетика с сахаром на стол и стала пропускать крупицы через пальцы. Тина в замешательстве посмотрела на Конни. Та пожала плечами:
— Как это?
Секс из жалости — это когда нормальный парень дает тебе пососать или сношает тебя в задницу из жалости, зная, что ты любишь его. Так однажды, она слышала, сказал ее отец. Или, может, ей приснилось, что он так сказал? Или она считает, что он мог бы так сказать?
Дженна, продолжая играть с сахаром, не ответила Тине.
— Дженна, что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— У тебя есть сигарета?
Тина мотнула головой.
— Блин, я хочу курить. Сколько у нас денег?
Девочки проверили свои карманы. После того, как они расплатятся за соки, у них останется на троих пять долларов тридцать центов.
Дженна встала, перекинула школьную сумку через плечо:
— Пойду стырю где-нибудь.
Они оплатили счет и последовали за подругой по торговому центру. Дженна прямым ходом направилась в табачную лавку, но продавщица, увидев, что на них школьная форма, одними губами произнесла: «Вон, вон».
— Сука.
Конни подумывала о том, чтобы расстаться с подругами. Когда Дженна была в плохом настроении, как сейчас, ей было плевать, что она навлекает неприятности и на себя, и на своих подруг. Дженна почти бегом кинулась к супермаркету. Когда Конни с Тиной нагнали ее, она стояла, перегнувшись через прилавок табачного отдела, в котором не было продавца. Девушка, сидевшая за ближайшей кассой, не замечала ее, так как обслуживала покупательницу, пожилую гречанку, которая внезапно подняла голову и неодобрительно покачала головой, увидев, чем занимается Дженна. Старая карга показала на табачный отдел, и кассирша повернулась. Конни оттащила подругу от прилавка.
— Если б в вашем тухлом магазине было достаточно персонала, — крикнула кассирше Дженна, — мне не пришлось бы заниматься самообслуживанием. — Она показала язык пожилой гречанке и грязно выругалась на школьном греческом. Яя недовольно поджала губы. Зубов у нее не было, и потому ее рот напоминал сморщенную сливу. Через стеклянные двери торгового центра Конни увидела направлявшегося к ним Линина. Тот был еще в школьной форме. Походка у него была неуклюжая, и растрепанные черные кудри на его голове подпрыгивали в такт его размашистому шагу. Стеклянные двери открылись, он вошел в торговый центр, и Конни окликнула его.
— Чего вам?
Дженна резко повернулась и сердито посмотрела на него:
— Сигареты есть?
— Нет, я не курю. От курения можно заболеть раком и стать импотентом.
— Пошел ты.
Линин перевел взгляд с Дженны на Конни:
— Что с ней?
— Можешь достать?
Линин нервно глянул на молодую кассиршу и медленно кивнул.
— Моя смена через пятнадцать минут, — шепнул он. — Тогда и приходите.
Настроение у Дженны мгновенно поднялось. Она привстала на цыпочках и поцеловала его. Ему пришлось наклониться, чтобы она дотянулась до его щеки. Конни восхищалась его чистой белой кожей. Такой светлой кожи, молочной белизны, она прежде ни у кого не видела. Они смотрели, как Линин неторопливо идет между полками к подсобному помещению, находившемуся в глубине магазина. Его высокая, худая фигура дергалась в такт ритму, звучавшему только в его голове.
Девочки пошли гулять по торговому центру — заглянули в музыкальный магазин, потом — в зоологический. Когда они вернулись к супермаркету, Линин, в своей грязной оранжевой робе, стоял за одним из кассовых аппаратов и сканировал покупки одного из покупателей. Его именной жетон криво сидел на его груди.
Дженна окликнула его, и он, не поворачивая головы, что-то скинул на пол с полки, на которой стоял кассовый аппарат, и пинком подпихнул в их сторону. К их ногам прилетела пачка сигарет. Дженна нагнулась, делая вид, будто завязывает шнурки — что выглядит весьма подозрительно, подумала Конни, ведь кроссовки у нее на липучках, — и подняла сигареты.
Они послали Линину воздушный поцелуй — тот не обратил на них внимания — и, смеясь, побежали через автостоянку на холм, на котором раскинулся парк Всех народов. Смеясь и отдуваясь, упали на скамейку, стоявшую на самой вершине холма. Они сидели и смотрели на лежащий внизу город. Дженна протянула подругам сигареты. Конни глянула на золотистую пачку, открыла и закрыла ее, потом взяла одну сигарету. Тина дала ей прикурить. Первая затяжка оставила мерзкое ощущение.
— Так что это за секс из жалости?
— Секс из жалости — это когда с тобой занимаются сексом в качестве одолжения.
Все-таки отец это говорил. Ее матери. Та безутешно рыдала, плакала из-за какого-то мужчины, а отец утешал ее. Конни рисовала акварельными красками посреди комнаты. Должно быть, тогда они жили в Айлингтоне[69], в доме, который они снимали вместе с Грегом и его возлюбленным Клемом, а также с Шелли и Джоанн. Она любила тот дом, хотя там было холодно и постоянно возникали перебои с горячей водой. В том доме было полно укромных уголков, и даже чердак. Там у нее были три мамы и три папы.
Дженна выкурила сигарету в несколько затяжек и окурок бросила в кусты. Конни хотела сделать ей замечание, но сдержалась. Дженна знала, что произойдет с ее окурком: он окажется в море. Конни встала со скамейки, подобрала окурок и убрала его в боковой карман своего рюкзака. Позже она его выбросит.
— Прости.
Конни в ответ лишь пожала плечами.
— Почему ты решила, что это был секс из жалости?
— Потому что весь вечер он только и делал, что болтал о Веронике. Он до сих пор с ума по ней сходит. Мы встретились, чтобы вместе позаниматься, а ему хотелось только о Веронике говорить. Потом его мама заставила нас поужинать, а после мы пошли в парк, что напротив его дома. У него с выходных осталось полдозы, мы на пару добили ее, а он все продолжал талдычить мне про свою чертову Веронику. Он был такой грустный. И такой милый. Я просто должна была его поцеловать.
Тина с Конни молчали.
— Он сказал, что я — его лучший друг. Что мы ничего такого не должны делать. Я сказала, что хочу, чтобы он меня взял. — Дженна вызывающе тряхнула головой и сунула в рот другую сигарету. — И мы переспали.
— В парке? — Голос у Тины был настолько ошеломленный, что Дженна с Конни невольно расхохотались.
— Нет, мы вернулись к нему домой.
— А мама его где была?
— Не знаю. — Дженна, казалось, сейчас ударит Тину. — Не будь кретинкой. Спала, наверно.
— А ему известно, что у Вероники другой парень, да?
Конни думала о своем. Время от времени она кивала, но за ходом разговора перестала следить. Дженна давно сохла по Джордану. С переменным успехом. То она его любит, то не любит. Конни не была уверена в том, чего на самом деле хочет ее подруга — чтобы у нее был роман с Джорданом или она предпочитала страдать от неразделенной любви. А знала ли Дженна, что такое любовь, какую боль она причиняет, как пьянит, как мучает? Знала ли Дженна, что любить — это значит постоянно находиться в состоянии дурмана, как от наркотиков и спиртного одновременно, и при этом чувствовать себя так, будто тебя всю выворачивает наизнанку? С рассеянным видом Конни взяла еще одну сигарету из украденной пачки и наклонилась к Тине. Та дала ей прикурить.
— Ну и как, понравилось?
Тина никогда не встречалась с парнем, и секс ее завораживал. Ей хотелось знать, как это бывает, хотелось знать самые интимные подробности. Атанасиу был, пожалуй, самым симпатичным парнем в их параллели. Сложен он был фантастически, хотя спортом не занимался. А они отдавали предпочтение спортивным мальчикам. Он всегда носил футболки с эмблемами музыкальных групп — «Кьюэ», «Плацебо», «Пиксиз». И кожа у него была восхитительная. Настоящий красавчик. Все девчонки так считали. Даже у ее тети Таши перехватило дыхание, когда она впервые увидела его: «Боже, Конни, он выглядит совсем как молодой Элвис. Твоему отцу он бы понравился».
