— Да, по-своему.
— Я не имел в виду ничего дурного. Просто думаю, мужчина мог бы добиться от него большего. Это ведь всего лишь случайность, что его соединили с тобой.
— Хочешь сказать, женщина тут с тобой равняться не может?
— Тише, тише. Не надо строить из себя Анджелу Дэвис.[25]
Эд был из новой породы мужчин, уверенных, что если не скрываешь своих расистских и сексистских взглядов, если прямо о них заявляешь, то тебя это оправдывает, как минимум, наполовину. Что если расизм — вещь неизбежная, то лучше, мужественнее и благороднее честно в нем признаваться. По правде говоря, Кэт предпочла бы скрытность.
— И в мыслях не было, — сказала она.
— Плохой отец велит ему поступать плохо. Хороший отец с большей вероятностью сумеет убедить его вести себя хорошо. Материнская фигура для этого недостаточно авторитетна. Она лишь прибежище. Но она не может противостоять плохому отцу. Ее дело — утешить.
— От всей души надеюсь, что ты не прав. Даже не могу выразить, как сильно надеюсь.
— Я тоже на это надеюсь. И мы этого маленького поганца достанем.
В голосе Эда слышалась ледяная жестокость. Когда он бывал таким, у Кэт в голове раздавался щелчок вот настоящий убийца.
— Ага, — сказала она. — Мы его достанем.
В отсек вошел Пит, принес ей кружку черного кофе.
— Ты моя радость, — сказала Кэт.
— Мы всё там же, — сказал ей Пит.
— Такого не бывает.
— Ребята проверили зубные карты двух с лишним тысяч пропавших детей. Зубы, которые нашли на месте взрыва, не соответствуют ни одной.
— Досадно.
— Первый мальчишка прямо как будто из воздуха нарисовался.
— Или никому не известно, что он пропал. А может, никому нет до этого дела.
— Понимаю, понимаю. И все равно забавно.
— Согласна. Забавно.
Тут встрял Эд:
— Или кому-то не приходило в голову хоть раз сводить ребенка к зубному.
— Тоже вполне вероятно, — сказала Кэт. — Заметил, как он начинает теряться, когда волнуется?
— В каком смысле? — спросил Пит.
— Логики становится меньше. Начинает выдавать строчки из Уитмена. Или, как сам выражается, из дому.
— Ему все трудней и трудней подбирать слова, — предположил Эд.
— Возможно, — сказала Кэт. — Или наоборот — все легче и легче. Такое ощущение, что эти стихи — и есть его язык. То, что звучит у него в голове. Может быть, сказать «Я боюсь умереть» ему труднее, чем «Долговечен ли город огромный?».
— Ну это ты, по-моему, загнула, — сказал Эд.
Она хотела было снова сослаться на ощущение, но при Эде не могла. Потом он использует это против нее самой. Она — выпускница Колумбийского университета, прочитавшая больше книг, чем все мужчины отдела вместе взятые, которая пошла в полицию только потому, что не удалось заняться частной юридической практикой. Она чрезмерно агрессивна и недостаточно квалифицированна. И при этом полагается на ощущения.
Кэт сказала:
— Эд, это просто одно из предположений. По-моему, сейчас самое время перебрать все варианты, даже самые невероятные. Я не права?
Царственные манеры, четкая дикция школьной учительницы — тут явно неуместные. Но не факт, что все это сработает. По крайней мере, в большинстве случаев.
— Права, права, — сказал Эд. — Абсолютно с тобой согласен.
— Есть что-то странное в том, как у мальчика строятся ассоциации, — сказала она уже своим обычным тоном. — Он как будто запрограммирован. Как будто к нему по проводу поступают сигналы, он эти сигналы принимает, но не способен уловить заложенный в них смысл. Он как бы проводник чьих-то чужих желаний. Стихи что-то для него означают, но он не может сказать, что именно.
— Я думал, выйти на след будет проще, — сказал Пит. — Это ж дети.
— Они действуют по чьему-то наущению, — сказала Кэт.
— Не знаю, не знаю, — вставил Эд. — Никто пока не взял на себя ответственности.
Кэт сказала:
— Дети могут звонить нам именно потому, что он так хочет. Не исключено, что таким образом он и берет ответственность на себя.
Пит сказал:
— Попытался я вчера вечером почитать Уитмена. Если честно, сам черт ногу сломит.
— Сегодня я встречаюсь со специалисткой из Нью-йоркского университета.
— Хорошо.
— Что еще нам известно про Дика Харта? — спросила Кэт.
— Много чего, — ответил Пит. — Но ничего выдающегося. Никаких шашней с мальчиками. И даже с девочками никаких. Самая обыкновенная история. Учился на юридическом…
— Где?
— В Кардозо, не в Гарварде. Несколько лет адвокатской практики, потом занялся недвижимостью. Женился на приличной девушке, разбогател, бросил приличную девушку и женился на другой, тоже приличной, но покрасивее. С этой второй завел двоих очаровательных детишек. Большой дом в Грейт-Нек, загородный коттедж в Уэстхэмптоне. Короче говоря, тип вполне заурядный.
— Разве что богатый, — сказала Кэт.
— Правильно. Но он занимался недвижимостью, а не владел потогонными фабриками. Сотрудники его не любили, но и до ненависти было далеко. Они имели свои деньги, пользовались какими-то льготами. Каждый год на Рождество получали бонусы и вдобавок вечеринку в «Рихга-Роял».[26]
— А я-то всегда думала, что практически у всех богатых людей есть враги.
— Его враги были из одного с ним круга — люди, которых он обставил в разного рода сделках. Но они его не ненавидели. У них все по-другому устроено. Это же клуб. И Дик Харт был далеко не самым сомнительным его членом.
— Что там с сыном, которого пришлось отправить учиться в Вермонт?
— Обычный трудный ребенок. Стал баловаться наркотиками и хуже учиться. Вот папаша с мамашей и решили сплавить его в деревню. Уверен, сделали они это без собой радости, но слишком и не переживали.
— Как Дик Харт оказался у Нулевого уровня? — спросила Кэт.
— Он был одним из тех боссов, которые проталкивали идею, что на месте «близнецов» надо построить торгово-офисный центр. А не устроить мемориал и разбить парк.
— Этим он мог нажить себе немало врагов, — сказала Кэт.
— И среди них десятилетнего мальчишку?
— Десятилетнего мальчишку, который помнит наизусть «Листья травы».
— Придурка, — добавил Эд.
— Или, возможно, мудреца, — сказала Кэт.
— Одно другого не исключает, — сказал Пит.
— Да, — подтвердила Кэт. — Не исключает.
Все утро Кэт сидела и ждала нового звонка. В литературе — кто лучше всех умел ждать?
Пенелопа — дожидаясь Одиссея, ткала, а вечерами распускала сотканное
Златовласка в своей башне
Белоснежка, Спящая Красавица и прочие коматозные принцессы
Как ни старалась, она не могла припомнить ни одного мужчины, которому приходилось бы ждать. Но, как выразился Эд, Не надо строить из себя Анджелу Дэвис. Она постарается.
Она несколько раз прослушала запись разговора, полистала «Листья травы».
Они готовят к смерти, но приготовлений еще не закончили — только начали,
Они никого не приводят к концу, никому не приносят довольства и завершенности,
Тех, кого забирают, они переносят в космос, чтобы оттуда созерцать рождение звезд, постигать, что оно значит,
Чтобы силою безграничной веры нестись сквозь бесконечные сферы и никогда больше не ведать покоя.
Маленький мальчик, кого ты хочешь унести в космос созерцать рождение звезд?
В половине одиннадцатого Кэт сунула в сумочку сотовый и поспешила к Нью-йоркский университет к Рите Данн. Ее кабинет располагался на Уэверли-плейс, где в одном из строений — Кэт не знала точно в каком — когда-то помещалась сгоревшая в пожаре потогонная фабрика, Этот сюжет был ей знаком лишь смутно: выходы были заперты, чтобы работницы раньше времени не улизнули домой… Что-то в этом роде. Фабрика загорелась, женщины оказались заперты внутри. Некоторые выпрыгивали из окон — не того ли здания, в которое она сейчас входит? Женщины в охваченных пламенем платьях падали на мостовую — прямо здесь или там, дальше по улице? Теперь весь квартал принадлежит Нью-йоркскому университету. Теперь здесь студенты и просто люди, гуляющие по магазинам, кофейня и книжная лавка, где продаются фуфайки с символикой Нью-йоркского университета.
Кэт поднялась на десятый этаж и представилась секретарше, которая кивком показала, куда идти.
Рита Данн оказалась рыжей женщиной лет сорока пяти, одетой в зеленый шелковый жакет и сильно накрашенной. Подведенные черным глаза, умело наложенные румяна. На шее — янтарные бусы, каждая бусина чуть меньше бильярдного шара. Она больше походила на отставную фигуристку, чем на профессора истории литературы.
— Здравствуйте, — сказала Кэт.
Она дала Рите секунду на то, чтобы опомниться. Никто ни разу не сказал ей в лицо: по телефону и не подумаешь, что вы черная. Но у каждого обязательно возникала такая мысль.
