— Мой друг, все это напоминает мне плохую американскую комедию, — смеялся Адам. — Неужели ты не знаешь, чем обычно заканчиваются такие проекты?
Я перегнулся через стол и пристально посмотрел ему в глаза.
— Адам, для меня все это очень серьезно, — сказал я. — Если мне что-то еще и надо в этой жизни, так это Орели Бреден. Мне нужен спокойный вечер с этой женщиной. И у меня есть шансы, ты не согласен? Если надо поступиться правдой, я пойду и на это. Что мне твои американцы! Мы, французы, называем это «корректировать судьбу». — Я откинулся на спинку стула, любуясь утренним Парижем поверх железных стоек кафе, выкрашенных в темно-зеленый цвет. — Иногда судьбу нужно подтолкнуть в правильном направлении.
— Мадемуазель Бреден, мадемуазель Бреден! — закричал кто-то за моей спиной.
Я только что вышла из дома и свернула в каменную арку, ведущую на бульвар Сен-Жермен. День клонился к вечеру, я направлялась в ресторан. Из полумрака вынырнул высокий мужчина в темном зимнем пальто с красным шарфом. Рядом с мужчиной шел Андре Шабане.
— Что вы здесь делаете? — удивилась я.
— Вот, только что вернулся с деловой встречи, — улыбнулся он, кивнув в сторону «Прокопа». — Мой кабинет так завален рукописями и книгами, что я не могу принимать там больше одного человека. — Он помахал набитой бумагами кожаной папкой. — Какая приятная неожиданность! — Шабане огляделся. — Вы живете в прекрасном месте!
Я холодно кивнула. Он пошел рядом со мной.
— Вы позволите немного проводить вас?
— Вы это уже делаете, — сердито огрызнулась я и ускорила шаг.
— О, вы всегда такая злая ближе к вечеру? — спросил он.
— Я не нахожу вашим поступкам никакого объяснения, — ответила я. — Сначала вы пригласили меня в «Куполь», а потом даже не соизволили сообщить о встрече с Миллером в «Козероге». Что за игру вы ведете, месье Шабане?
Некоторое время мы шли молча.
— Послушайте, мадемуазель Бреден, — наконец заговорил он, — чтения в «Козероге» были для меня самого большой неожиданностью. Конечно, я хотел известить вас, но все время мешали дела, а потом как-то забылось.
— То есть у вас не нашлось тридцати секунд на то, чтобы сказать: «Мадемуазель Бреден, встреча Миллера с читателями состоится в понедельник в восемь часов»? А потом вы забыли? Какое же этому может быть оправдание? О важных вещах люди помнят, — продолжала я, не сбавляя шага. — А когда я позвонила в издательство, вы просто не подошли к телефону.
Он схватил меня за руку:
— Нет, это не так! Мне передали, что вы звонили, но в тот момент меня действительно не было на месте!
— Не верю ни одному вашему слову, — вырвав руку, ответила я. — Вы сами рассказывали мне в «Куполь», как секретарша оберегает вас от телефонных разговоров, которые понапрасну отнимают у вас время. Это о моих звонках, так?
Сама не знаю, с чего это я так разошлась. Может, дело было в разочаровании от вчерашнего вечера, и я просто-напросто вылила весь свой гнев на месье редактора, который и на этот раз «ничем не мог мне помочь».
— С моей мамой вчера случилось несчастье, вторую половину рабочего дня я провел в больнице, — объяснил Андре Шабане. — И я не имел вас в виду, когда говорил о людях, понапрасну отнимающих мое время. Ваши звонки значат для меня гораздо больше, мадемуазель Бреден.
Это было неожиданно. Я остановилась, застыдившись своей черствости.
— Бедненький мой. Мне очень жаль.
— Теперь верите? — Он посмотрел мне в глаза.
— Да. — Я отвела взгляд. — Надеюсь, с вашей мамой все благополучно?
— Она поправляется, — кивнул Шабане. — Упала на эскалаторе и сломала ногу. Вчера у меня был неудачный день. — Он тряхнул головой.
— У меня тоже, — кивнула я.
Он улыбнулся:
— Тем не менее не могу простить себя за то, что не предупредил вас о чтениях.
Мы шли рядом мимо освещенных окон бульвара. Потом обогнули группу японцев в сопровождении гида с красным зонтиком.
— Как вы, собственно, узнали о чтениях? — поинтересовался Шабане.
— Моя подруга живет на острове Сен-Луи, — ответила я. — Она увидела объявление в магазине, а у меня как раз в понедельник выходной.
— Ну, слава богу! — воскликнул он.
Мы остановились у светофора.
— Здесь нам придется расстаться, — сказала я, показывая в сторону улицы Бонапарта. — Я пойду.
— Вы на работу? — спросил Шабане.
— Угадали.
— Все собираюсь зайти к вам в ресторан «Время вишен», — сказал он. — Действительно романтическое место.
— Приходите, — пригласила я. — И приводите с собой маму, когда она поправится.
Он недоверчиво посмотрел на меня:
— Вы шутите?
Я усмехнулась, и тут загорелся зеленый свет.
— Мне пора, месье Шабане.
— Подождите! — закричал он, когда я уже ступила на «зебру». — Скажите только, чем я могу загладить свою оплошность?
— Попробуйте что-нибудь придумать!
Перебежав дорогу, я помахала ему рукой, а потом свернула на улицу Принцессы.
— Что ты, собственно, делаешь на Рождество? — поинтересовался Жак, когда я помогала ему готовить говядину по-бургундски на кухне.
Второй повар, Поль, уже выздоровел, но собирался подойти позже.
Мы нарезали мясо на порционные кусочки и обжарили на нескольких сковородках, чтобы лучше подрумянилось. Теперь я тушила говядину в большом сотейнике, слегка присыпав мукой.
— Понятия не имею, — ответила я Жаку.
И тут мне пришло в голову, что впервые в жизни мне не с кем праздновать Рождество. Странное чувство. И ресторан с двадцать третьего декабря и до середины января будет закрыт. Я помешала мясо деревянной ложкой, ожидая, когда поджарится мука. Потом подлила немного бургундского вина. Оно зашипело, обдав меня приятным запахом, и образовало темный соус.
Тут подошел Жак с нарезанной морковью и грибами. Он высыпал и то и другое в сотейник с широкой разделочной доски.
— Ты могла бы приехать в Нормандию, — пригласил он. — Я буду отмечать Рождество с сестрой, а у нее большая семья и всегда весело. Зайдут хорошие друзья, соседи…
— Очень любезно с твоей стороны, Жак, но я не знаю… Я еще не думала. В этом году у меня все по-другому.
Почувствовав в горле комок, я прокашлялась. «Только без сантиментов, это ни к чему не приводит», — приказала себе я.
— Мне и одной будет хорошо, — продолжала я. — В конце концов, я не маленькая девочка.
Я уже представляла себя одиноко сидящей перед шоколадным рулетом, который у нас обычно подавали к рождественскому ужину на десерт. Папа ставил его с помпой на стол, когда у гостей, как они сами выражались, желудки лопались от праздничного угощения.
— Для меня ты навсегда останешься маленькой девочкой, — сказал Жак и положил мне на плечо тяжелую руку. — Но мне было бы спокойнее, если б ты поехала со мной к морю. Что ты собираешься делать в Париже, где все время дождь? Да и не годится встречать Рождество в одиночестве. — Он недовольно покачал головой, и его поварской колпак затрясся. — Свежий воздух и прогулки на побережье быстро вернут тебя к жизни. Кроме того, мне придется много готовить, и в этом ты мне поможешь. — Он пристально посмотрел на меня: — Обещай, что подумаешь, Орели.
— Обещаю, — кивнула я.
Добрый старина Жак!
— И знаешь, что мне там больше всего нравится? — спросил он.
— Что все вокруг далеко видно, — с улыбкой угадала я его мысль.
Жак попробовал соус большой деревянной ложкой.
— Можно смело добавить вина, — заметил он, подливая в чугунок бургундского. — Так, а теперь в духовку!
Я посмотрела на часы:
— Ой, пора накрывать!
Я сняла передник и косынку и тряхнула головой, взбивая волосы. Потом подошла к зеркальцу, висевшему возле двери, и подкрасила губы.
— Красивей ты уже не будешь, — заметил Жак.
И я вышла в зал.
Через несколько минут появилась Сюзетта, и мы вместе принялись накрывать столы, расставлять бокалы под вино и воду и складывать белые салфетки. Я заглянула в ежедневник. В ближайшее время нас ожидало много работы, нужно срочно нанимать новых сотрудников.
На каждый вечер почти все столики в нашем маленьком ресторане были забронированы — обычное явление для декабря.
— Сегодня у нас рождественская вечеринка на шестнадцать персон, — сообщила я Сюзетте. — Правда, они заказали все меню целиком. — (Сюзетта кивнула и принялась сдвигать столы.) — Нужно проследить, чтобы на десерт все гости вовремя получили блинчики Сюзетты,[33] — продолжала я. — Жак выйдет в зал и на глазах у публики польет их бренди и подожжет.
Когда шеф-повар лично выходит в зал и начинает сервировать блинчики Сюзетты или нарезать апельсины, посыпая их колотым миндалем и с важным видом поливая сиропом, это всегда производит впечатление. Полресторана затаив дыхание наблюдает, как вспыхивает на кончике свечи синее пламя.
