Да, но и барщина никуда не делась, употребление слова «митьки» в популярной передаче шло в зачет индексу узнаваемости имени Дмитрия Шагина.
Ну, например, вот компания «Газпром» спонсирует футбольный клуб «Зенит» и потому наша команда должна носить майки с надписью «Газпром». Ни у кого никаких претензий, но вдруг после победного матча в раздевалку славных питерских футболистов заходит хмурый представитель «Газпрома» и заявляет, что все поменялось, это с футболистов следует брать деньги за то, что они надели такие майки: «А как же? Красуетесь в майках с „Газпромом“ ? Значит, должны отстегивать!»
Именно это положение вещей Митя несколько часов внушал Тихомирову, а Митин гипноз и по телефону работает. («Как в гестапо! — с дрожью вспоминает Тихомиров. — Три часа одни и те же слова!»)
МИТЯ: Передача ваша как называется? «Митьковские пляски»... А ты в какой группе прославился, забыл? Я напомню: «Митьки».
ТИХОМИРОВ: Ну и что?
МИТЯ: А то, что будет группа «Витьки» — там делай, что хочешь.
ТИХОМИРОВ: Ты хочешь сказать, что и Шинкарев тебе должен платить за слово «митьки»?
ШАГИН: А ты как думал? Группа-то «Митьки» называется!
ТИХОМИРОВ: Так он же придумал митьков!
ШАГИН (с треском хохочет): Ну-у-у... Вспомнил... Когда это было-то? Двадцать лет назад!
ТИХОМИРОВ: И мне что, Шинкареву сказать, что мы тебе должны платить?
ШАГИН: Да не надо, Володеньке лучше не говори. Ты затеял передачу, ты и придумай, как мне платить.
ТИХОМИРОВ: Да за что?
ШАГИН: Как за что? Будет группа «Витьки» — там, конечно, платить не будешь, а пока группа называется «Митьки»...
Разговор кончился условной победой Тихомирова: не было у Мити средств силового решения. А передача так и не стала выходить, не срослось что-то в сетке вещания.
45. Такие теперь отношения
Ну что, пора еще разок объясниться?
У каждого человека много, скажем так, ипостасей. Проснусь утром и вспомню: елы-палы, художник я или не художник? — всеми делами высокомерно пренебрегаю и давай картины писать. Или соображу: муж я или не муж?! — и иду на рынок за картошкой. Ипостаси спорят, кому проснуться: «Отец я или не отец?! Поэт или не поэт?! Гражданин или не гражданин?!» Однажды рявкнула совсем забытая ипостась: «Палеонтолог я или не палеонтолог?!»
Так что Трофименков излишне драматизирует сложность положения митька в уже приведенной цитате: «Знал ли Владимир Шинкарев, какого джинна выпустил из бутылки, сделав персонажами своих поэтических игр реальных, хорошо известных в кругах „подполья“ людей, превращенных им в героев борхесовского двоящегося мира, где каждый одновременно — обремененный мирскими заботами человек, художник и персонаж текста, подчиняющийся воле драматурга? »
Ипостаси проявляются одновременно: например, мое отношение к Дмитрию Шагину есть отношение художника к художнику, товарища к товарищу, автора текста к персонажу, митька к митьку. Некоторые отношения исчезнуть не могут — художниками мы с Митей так и остались; без особого интереса к нему отношусь, но лучше, чем к иным (напомню, две его картины до сих пор у меня висят). Отношение автора текста к персонажу ясно: как у Флобера к мадам Бовари. Дмитрий Шагин — это я.
Некоторые отношения, понятно, исчезли; все это личные дела, что о них публично горевать, — но в этом тексте сложилось отношение новое.
«Конец митьков» — это итог четвертьвекового наблюдения над доменом. «Сухо излагаю факты»: во что превращается среднестатистический срез нашей жизни и почему, какова технология власти. Конечно, это наблюдение выглядело бы объективнее, не будь я членом группы художников «Митьки». Просто стоял бы рядом и смотрел — но заметил бы меньше, пришлось бы использовать домыслы, метафоры: «Проснувшись утром после беспокойного сна, Дмитрий Шагин обнаружил, что превратился в страшное насекомое».
Как я знаю, Митя, с нетерпением ожидая публикации «Конца митьков», умом-то понимает большую себе пользу от публикации, но обижается, что полезное в данном случае не совмещается с приятным. Так комментирует то, что я могу написать: завидую славе Дмитрия Шагина, вот и озлобился, пытаюсь урыть.
Да, бросается в глаза, что автор использовал свой обычный прием и сделал Митю главным персонажем книги, повествующей о закономерностях развития доменов, технологии власти и т.д. Но не злюсь я, нет у меня (как говорят судмедэксперты) «аффекта, вызванного длительной психотравмирующей ситуацией», все эти личные отношения — дело сентиментального прошлого. Как исследователь среднестатистического среза я уже не могу нервничать: исследуемый образец, нормальный хороший художник и низкооплачиваемый кочегар Дмтрий Шагин был помещен в максимально питательный раствор и стал бурно развиваться — с какой стати наблюдатель должен чувствовать к этому процессу злобу? Что, неудачный результат жестокого эксперимента? Неудачных результатов не бывает, неудачный результат — он результат и есть.
Вот отчет о нем, «Конец митьков». И хотя все описанные события и разговоры имели место в реальной действительности, один художественный персонаж здесь есть. Это Владимир Шинкарев, который в тексте «Митьков» появлялся только эпизодически, например, чтобы дать Мите возможность произнести цитату «Володенька, отзовись!».
У этого персонажа неблагодарная роль: набрякнуть, растопыриться; для пущего драматизма изложения сделать вид, что обуян тяжелой гордыней. Без устали зачем-то доказывать, что написал книгу «Митьки». Персонажу Шинкареву досталось взволнованно, желчно как-то реагировать на все действия Дмитрия Шагина, вскрывать мотивы этих действий, то есть обладать повышенным чувством справедливости, от которого в реальной жизни я, надеюсь, избавился. (Тяжело и вредно страдать повышенным чувством справедливости. Ни один реальный человек в таком состоянии, называемом «рессентимент», 25 лет движения митьков, да даже года, — не вынесет.)
А как иначе? Аналогия такая (желаю сравнить себя с Данте): Борхес в лекции о «Божественной комедии» говорит, что Данте вводит в число действующих лиц персонажа Данте, который бродит по аду, на каждом шагу пугаясь и шарахаясь от чего-нибудь. Не следует думать, замечает Борхес, что Данте излишне труслив, постоянный испуг персонажа Данте — средство описания ада.
Потому-то, описывая историю группы художников «Митьки», приходится приправлять происходящее рессентиментом, и никакому христианскому смирению с этой художественной необходимостью не совладать.
46. Митьки и рессентимент
— Послушай, кто держит себя — знает, кому ответ держать!
—Ты мне еще Ницше начни цитировать! Логика у тебя, гражданин Зубек, — готов доказать — фашистская!
— Чего? Чего ты сказал?
— И не к свободе она тебя ведет! Знаешь, куда она тебя ведет?
— Сам фашист!
«Мама не горюй», мой и Митин любимый фильм 90-х годов, особенно это место
Когда Ницше ввел в общий обиход понятие рессентимент (от фр. ressentiment, мстительность), оно сразу стало совершенно необходимым; непонятно, как же раньше-то без него объяснялись. Если строго по Ницше, то рессентимент — проистекающая у слабых и ординарных людей из чувства собственной неполноценности бессильная ненависть к благородным и превосходным. Превосходный, человек аристократической морали, занимается деятельностью, творчеством, всякими плясками и играми, а ординарный, раб, — поглощен рессентиментом. Раб у Ницше — это не кто-либо подчиненный по судьбе или социальному положению, а именно одержимый рессентиментом, отравляющий своим духом мщения чистые источники благородных. Рабов следует держать в узде, ибо они чем дальше, тем больше склонны к беспределу, к восстанию против господства аристократических ценностей. Сверхчеловеком же называется такой аристократ духа, чья воля полностью очистилась от рессентимента, кто так могуч, что уже не может ни сострадать, ни мстить, ни жаловаться.
Понятно, что это слишком круто; рессентиментом, исключив из системы координат Ницше, стали называть некий посыл безвыходной зависти и враждебности. («Это блуждающая во тьме души затаенная и независимая от активности Я злоба, которая образуется в результате воспроизведения в себе интенций ненависти или иных враждебных эмоций». М. Шелер «Рессентимент в структуре морали».) К рессентименту стали относиться не так резко (философ Славой Жижек даже склонен представить его как аристократическую ценность), ведь все мы уязвлены жизнью, сверхчеловека так и не появилось.
Состояние рессентимента настолько распространено в современном мире, что те, кто этого понятия не знает, вынуждены сами изобретать эквивалент, типа «набрякнуть». Флоренский изобрел выражение «закусить сук»[11], находя повод употребить его почти в каждом разговоре. Например: «Включаю вчера телевизор и натыкаюсь на передачу про Пурыгина... говно художник! Показывают его мастерскую в Америке: громадная зала, одна стена стеклянная, с видом на океан! Сидит, курит сигару, пьет коньяк и смотрит на океан! Я опрометью кинулся за суком, вцепился зубами: больно, кровь изо рта течет...»
