— Смотри, перепугаешь угрей до смерти. Угри ужасно трусливые, и, главное, сегодня восточный ветер, а они не клюют, когда ветер с востока.
Он встал и намочил палец, сунув его в рот. Потом подержал его с минуту в вертикальном положении. В воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка.
— Конечно, восточный! Видишь — холодный, с восточной стороны.
Но угри клевали лучше, чем предсказывал Джо. Не успел я вытащить «клубок» из устланной травой жестянки и опустить его в воду, как леска вздрогнула. Я дернул удочку вверх и выбросил «клубок» вместе с угрем на берег. Угорь забился.
— Хватай его! — закричал я.
Джо зажал обеими руками извивающегося угря, а я тем временем раскрыл перочинный ножик, потом перерезал рыбе позвоночник, и мы отправили ее в мешочек, лежавший у костра.
— Один есть, — с удовлетворением сказал Джо. — Должно быть, восточный ветер стих, и хорошо сделал. Мы сегодня наловим много.
К одиннадцати часам у нас было восемь угрей, по Джо хотелось обязательно десять.
— Если наловишь десять, это здорово! — рассуждал он. — Куда лучше сказать: «Мы вчера наловили десять», чем: «Мы наловили восемь».
Мы решили остаться до полуночи. Взошла луна, света было много, и добраться домой не представляло для нас труда. Джо собрал побольше хвороста для костра. Стало прохладно, а мы были легко одеты.
— Нет ничего лучше хорошего костра, — заметил я, подбрасывая сухие эвкалиптовые ветки в огонь, пока пламя не взвилось выше наших толов.
Джо швырнул на землю охапку сучьев и бросился к дрогнувшей в это время удочке. Он вытащил на берег угря, который упал неподалеку от костра и, поблескивая серебристо-черным телом, стал уползать от огня.
Это был самый крупный из пойманных нами угрей, и я с жаром ринулся на него. Он вырвался из моих рук и скользнул к реке. Я быстро потер ладони о землю и пополз вслед за ним, но Джо бросил удочку и успел схватить его у самой воды. Угорь извивался в руках Джо, размахивая головой и хвостом. Джо цепко держал его, однако он все нее как-то вывернулся и упал на землю. Джо снова бросился за ним и поймал бы угря, хотя тот уже был почти в реке, но поскользнулся в грязи и слетел в воду.
Джо никогда много не ругался, но тут он начал чертыхаться.
Он выглядел сейчас очень смешно, но я не смеялся. Джо выбрался на берег, выпрямился, растопырив руки, и посмотрел на лужу, собравшуюся у его ног.
— Ну и попадет же мне за это, — сказал он озабоченно. — Еще как! Я должен высушить штаны, хоть умри.
— Сними их и повесь у костра, — предложил я. — Они мигом высохнут. Как это он у тебя вырвался? Джо обернулся и взглянул на реку.
— Я в жизни не видел еще такого большого угря, — сказал он. — Я не мог обхватить его руками. А какой тяжелый! Черт! Вот это вес! Ты ведь держал его — как думаешь, сколько он потянет?
Это был замечательный случай дать волю фантазии, и мы с Джо упивались.
— Не меньше тонны, — сказал я.
— А то и больше! — прикинул Джо.
— А как он бросался! — воскликнул я. — Точно змея…
— Он обвился вокруг моей руки, — заметил Джо, — и чуть было не сломал ее.
Он замолчал, потом вдруг стал снимать штаны с такой поспешностью, как будто в них забрался большой муравей.
— Надо их высушить.
Я взял палку с развилиной и воткнул ее в землю так, что верхняя часть находилась над костром и штаны могли скорее высохнуть.
Джо вытащил из карманов кусок мокрого шпагата, медную дверную ручку, несколько стеклышек, положил все это на землю, потом повесил штаны на палку и начал прыгать вокруг костра, чтобы согреться.
Я снова бросил «клубок» в реку, надеясь поймать Угря, которого мы упустили, и, когда клюнуло, дернул Удочку с силой, рассчитанной на большую тяжесть.
Извивающийся угорь вместе с «клубком» мелькнул высоко в воздухе над моей головой, описал дугу и угодил прямо в палку со штанами Джо. Штаны полетели в огонь.
Джо нырнул было вслед за ними, но стремительно отскочил назад, когда пламя дохнуло ему в лицо. Он поднял руку, защищаясь от жара, и попытался другой дотянуться до штанов. Потом вдруг помчался, зло ругаясь, вокруг костра, выхватил у меня удочку и стал тыкать ею в горящие штаны, стараясь подцепить их и вытащить. Когда наконец ему удалось подсунуть под них удочку, он поторопился и рванул ее так, что штаны стрелой вылетели из пламени и, прочертив огненную дугу на темном небе, оторвались от удочки и с шипением упали в реку, откуда поднялись клубы пара.
Когда пламя угасло, Джо охватило отчаяние; тонущие штаны темным пятном выделялись на поверхности поблескивающей воды, потом исчезли; Джо, не отрывая глаз, следил за этим пятном, наклонившись над водой, упершись руками в колени; при свете костра его голый зад казался нежно-розовым.
— Господи! — произнес Джо.
Оправившись настолько, что он уже мог обсуждать создавшееся затруднительное положение, Джо объявил, что мы должны как можно скорее попасть домой. Ему уже не хотелось поймать именно десять угрей, и он думал только о том, что его могут увидеть без штанов.
— Ходить без штанов запрещено законом, — серьезно заявил он мне. — Если меня кто-нибудь заметит в таком виде, я пропал. Как только тебя поймают без штанов, сразу угодишь в каталажку. Вот Добсон, — Джо имел в виду местного велосипедиста-спортсмена, который недавно сошел с ума, — поехал в Мельбурн и пробежал без штанов через весь город. Его посадили черт знает на сколько времени… Надо двигаться! И зачем только сегодня полнолуние!
Мы торопливо привязали удочки к коляске, положили мешочек с угрями на подставку для ног и отправились в путь. Джо в мрачном молчании сидел на моем колене.
Я вез тяжелый груз, и, когда встречался подъем, Джо приходилось слезать и подталкивать коляску сзади. Но подъемов было мало, и я двигался все медленнее и медленнее.
Джо жаловался, что совсем замерз. Мне было тепло, так как я усиленно работал руками, а от ветра защитой мне служил Джо, который все время похлопывал себя по голым ногам, чтобы согреться.
Далеко впереди, на ровной дороге, мы увидели горящие свечи в фонарях приближающегося экипажа. Слышно было цоканье копыт лошади, трусящей не спеша.
— Похоже, что это Серый старика О'Коннора, — заметил я.
— Ну да, это он, — сказал Джо. — Остановись! А вдруг он не один! Я сойду и спрячусь за деревьями. Он подумает, что с тобой никого больше нет.
Я подъехал к краю дороги, Джо выскочил, побежал по траве и скрылся за темными деревьями.
Я сидел, обрадовавшись передышке, наблюдая за приближающимся экипажем и вспоминая по кускам путь, который мне еще предстояло проделать: легкие участки, длинные подъемы, нашу дорогу и последний перегон перед домом.
Когда фонари экипажа были еще на некотором расстоянии, ездок перевел лошадь на шаг, а поравнявшись со мной, крикнул: «Тпру!» Лошадь остановилась.
Он наклонился с сиденья и взглянул на меня:
— Здравствуй, Алан!
— Добрый вечер, мистер О'Коннор.
Он перекинул вожжи через руку и полез за трубкой.
— Ты откуда?
— С рыбной ловли, — ответил я.
— С рыбной ловли! — воскликнул он. — Гром меня разрази! — Затем, растирая в ладонях табак, он проворчал: — Не пойму, чего ради такой парнишка, как ты, болтается по дорогам среди ночи в этой проклятой штуковине. Ты убьешься! Вот увидишь! Я тебе говорю. — Он повысил голос: Черт! Тебя кто-нибудь переедет насмерть спьяну, вот что будет.
Он перегнулся через щиток и сплюнул на землю.
— Будь я проклят, если могу раскусить твоего старика, и не один я, другие тоже никак не разберут. Калека мальчонка, вроде тебя, должен быть дома в кровати. — Он растерянно пожал плечами: — Что ж, слава богу, это дело не мое! Нет ли у тебя спички?
Я вылез из коляски, отвязал костыли и подал ему коробок. Он зажег спичку и поднес ее к трубке. Потом начал энергично, с шумом и бульканьем втягивать воздух, и огонек в трубке то разгорался, то затухал. Затем он отдал мне спички, поднял голову с трубкой, торчащей изо рта под углом, и продолжал сосать, пока весь табак не затлел.
— Да, — произнес он, — у каждого свои заботы. Вот у меня от ревматизма так и сводит плечо, так и сводит. Я знаю, что такое беда! — Он взял было вожжи в руки, потом спросил: — А как поживает твой старик?
— Неплохо. Он объезжает пять лошадей миссис Карузерс.
— Миссис Карузерс! — фыркнул О'Коннор. Потом он добавил: — Спроси, не займется ли он моей кобылой-трехлеткой. Она еще не ходила под седлом. Спокойная, как ягненок. Сколько он берет?
— Тридцать шиллингов.
— Слишком дорого, — решительно сказал он. — Я дам ему фунт — это хорошая цена. У кобылы нет ни на грош норова. Спроси его.
— Хорошо, — обещал я. Он дернул вожжи.
— Будь я проклят, если знаю, чего ради такой парнишка, как ты, болтается чертовой ночью по дорогам, — пробормотал он. — Но-о! Трогай!
