– Ну что нам с ним делать, девочки? – кипятилась Шульман. – Как его подставить? Смотрите, он, как уж, скользкий, из всех ситуаций выкручивается. Вот и заявление на отгул задним числом оформил, собака. Я даже теряюсь. Почему я, такая хрупкая, должна все это выносить? Неужели нет на него управы? Впрочем, есть один проверенный метод… Надо его подпоить. А потом опорочить, желательно сфотографировать…
– Вы меня извините, но я в этом участие принимать не буду! – неожиданно подала голос Лера. – Елена Владимировна, можно я пойду – у меня срочная встреча.
– Иди. Но только смотри, никому не рассказывай о том, что здесь слышала, не надо.
– Не буду, – сказала Лера. И удалилась. И через пять минут в моем кабинете все выболтала.
– Я ставлю на вас, Евгений Викторович, – сказала Лера, – вы хоть и вредный мужик, но не бездельник. А эта сучка, я думаю, скоро уйдет. Я знаю, что вы не хотели, чтобы я переходила в отдел рекламы, но поверьте, я вам еще пригожусь.
Я поблагодарил ее за информацию.
Неожиданно войну Шульман объявили финансист Петушков и завхоз Мелков.
Мелков провел ревизию поездок Шульман по регионам. Оказалось, что она на служебном транспорте постоянно ездила в Казань, на Родину.
После этого Мелков (оказавшийся достаточно смелым человеком) лишил Шульман персонального автомобиля.
Финансист Петушков прислал мне служебную записку.
Прекратить все платежи по рекламе.
Я прекратил.
После обеда (к начальству всегда лучше заходить после обеда – у них в это время настроение лучше) я зашел в кабинет к Мелкову. Переговорил с ним. Пожаловался:
– Елена Владимировна оформляет договора без моей визы. И дает работу своим фирмам, по очень выгодным для них и невыгодным для нас тарифам.
– Я решу этот вопрос, – резюмировал уверенный в себе Мелков.
На следующий день он позвонил мне. И попросил зайти.
– Я разговаривал с Аметистовым, – сказал Мелков, – Алексей Федорович к вам очень хорошо относится. Попросил вас спокойно работать. А с договорами решили так: договора без вашей визы просто не будем регистрировать в протокольном отделе (а без этого они недействительны). Аметистов дал “добро”.
Я немного пришел в себя. И стал работать более спокойно.
Тем более что меня включили в оргкомитет по проведению ежегодного совещания Генеральных директоров Дочерних предприятий. Его по традиции намечали провести в Анапе.
Меня (а не Шульман) назначили ответственным за печать специальных раздаточных материалов – блокнотов с нашей фирменной символикой, буклетов и т.д.
Я расписал задания Надежде Алексеевне, чтобы не дразнить гусей, понимал: Шульман не даст мне спокойно работать с моими фирмами. Пусть Надежда поправит свой бюджет…
Она с задачей справилась успешно, получила свой небольшой стабильный откатик. И отрапортовала. И мне, и Шульман. Мы ей объявили благодарность.
…Прилетели в Анапу, в наш пансионат, на совещание Генеральных директоров филиалов “Страхуй”.
Разместились в шикарных, уютных деревянных коттеджах.
На завтраке оказался рядом с Шульман. Неугомонная, она сказала:
– Вместо одного твоего отдела будет четыре отдельчика. По связям с общественностью, рекламы, Интернет-сопровождения и редакционно-издательский. Этот вопрос решен. Аметистов уже дал команду Управлению кадров.
– А что будет со мной?
– Выбирай любой из четырех.
– А над отделами кто будет?
– Как кто? – удивилась Елена Владимировна, – Я, конечно.
Во время ужина я подошел к Аметистову:
– Шеф, не сдавай меня!
Он повел бровью – как бы удивился. Но ничего не сказал.
Ночью напились. Пошли купаться в море. Аметистов, его помощница Надюшка Раева, начальник Департамента инвестиций Леша Альтшуллер и я.
Купались, хотя было холодновато. Ели, пили. Орали песни. Аметистов надулся на меня:
– Ты почему подумал, что я тебя сдаю?! Я тебя не сдаю. Ты наш парень, у тебя только один недостаток.
– Какой? – робко спросил я.
– Водки взял мало! – пробасил Аметистов и захохотал.
Засмеялись и я, и Альтшуллер с Раевой.
Вечером все “страхуевцы” начали устраивать личную жизнь. Проституток в Анапе не оказалось, стали звонить аж в Новороссийск. В полночь местный сутенер Гурген привез на выбор четверых девиц.
– А минет без презерватива сделаешь? – спросил одну путану начальник Отдела медицинского страхования Валерка Окурков.
– Нет, только в резине, – ответила девчонка.
– Ну, это не интересно, – сокрушался Валерка.
Неожиданно сразу двух девиц забрал к себе в номер тишайший главный специалист Отдела медицинского страхования Серега Алаев.
Еще двух путан пригласили к себе Альтшуллер и его зам. Владимир Игоревич Сворович, солидный пятидесятилетний финансист.
А мы с Окурковым, понурив голову, поперлись домой смотреть новости по телевизору.
На следующий день играли в футбол. Команда Центрального офиса против директоров филиалов. Битва гигантов. Аметистов бегал как угорелый, активно играли также Уточкин, Альтшуллер. Я вспомнил все свои юношеские футбольные навыки и забил два гола.
Дуська, помощник Аметистова, кричала:
– Жэка, теперь мы тебя точно оставим на работе! Ты игрок суперкласса!
Сыграли вничью. 2:2.
Вечером гуляли по набережной с Серегой Алаевым. Рассуждади о том о сем. О работе и путанах – ни слова.
– Как ты думаешь, в России когда-нибудь будет порядок? – спросил я Серегу.
– Нет, это невозможно, – ответил он.
– Почему?
– Да потому что правители у нас дурные.
– А кто нанес самый большой вред России?
– Те, кто ее уменьшил. Я убежден, что Горбачев и Ельцин – это враги страны. Развалить такую державу…
– Но ведь они хотели дать людям свободу.
– Они хотели получить как можно больше денег в собственный карман. И думали только о личной власти. Они показали полное неумение управлять. В результате наши друзья стали нашими врагами. Страны Прибалтики уже в НАТО, скоро и Украина с Грузией туда войдут.
– Какой же выход – сталинская диктатура?
– Нет. Но я никогда не соглашусь с утверждением, что Сталин был никчемным политиком.
– Почему? Ведь при Сталине вон сколько людей полегло!
– При Сталине людей полегло меньше, чем в посткоммунистическое время. И границы сейчас изменились не в нашу пользу. Страна стала на двадцать процентов меньше.
– Значит, ты за Сталина?
– Нет, конечно. Чего ты прицепился с этим Сталиным! Но мне кажется, что выйти из социалистического кризиса можно было менее болезненно. Нужно было дать реальную свободу гражданам. Свободу передвижения и свободу торговли, разрешить мелкий частный бизнес. И все бы шло нормально. А ты, кстати, когда лучше жил? При Советах или сейчас?
– Я и при коммунистах кое-что имел и сейчас живу хорошо. Раньше журналисты обслуживали ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ – мы и сейчас их кадры обслуживаем, правда, называются они теперь, как ты знаешь, по-другому. Теперь они Генеральные директора… Я давно понял, что в нашей стране (а, может, и во всем мире) есть только класс рабовладельцев, класс рабов и прослойка мастеров… Так было при социализме, так и сейчас. Суть взаимоотношений людей в социуме (между прочим, и в семье тоже) неизменна.
– Значит, есть только рабовладельцы, рабы и прослойка мастеров?
– Да, это так.
– А что имеют рабы?
– Они имеют галеру (тяжкую работу на заводе, рынке, в поле…), пещеру (квартиру, дом), средство передвижения (ослик, машина) и кусок мамонтятины (завтрак, обед, ужин). Это имеют хорошие рабы.
– А плохие?
– Раннюю смерть. Даже на сытом Западе ситуация похожа. И класс рабовладельцев оставляет рабам только самый минимум, просто более вкусную, чем у нас, пайку.
– Что же имеют рабовладельцы?
– Ну это ты знаешь не хуже меня. Они, казалось бы, имеют все блага. Правильно? Правильно. Но следует признать, они имеют и повышенную головную боль. Это у них мы требуем свою пайку, это к ним мы приходим с лозунгами, а, говоря по-старому, устраиваем бунт. Сейчас все восторгаются дворянами, их кодексом чести. Но кто такие дворяне? Это люди, находившиеся на государственной службе и имевшие (какое емкое словцо!) за это чины, земли и рабов, если воспользоваться эвфемизмом, крестьян. Помнишь, как нынче называются люди, состоящие на государственной службе? Они называются чиновниками. По сути, они – те же дворяне, имеющие и чины, и земли (лучшие и обширные участки), и рабов (наемных рабочих). Спроси у любого пахана, какая мафия самая страшная? Он ответит: “Чиновничья!” То есть ситуация на протяжении веков не меняется. Причем, как показывает жизнь, нигде. Она приобретает только немножко другую форму. И чиновник (он же дворянин или рэкетир) всегда будет брать дань (оброк, взятки) с тех, кто слабее его.
– Может быть, ты сгущаешь краски?
– Может быть, я же не семи пядей во лбу. Но я так думаю.
