Начальник полиции и директор «Эн-би-си» положили трубки и взглянули друг на друга.
– Думаю, придется подождать, босс, – констатировал полицейский. – Может, меня пока загримируют?
– Обязательно, босс, – ответил телевизионщик.
В это время Уэйн отошел от телефона.
– А что вы имели в виду, когда сказали, что я просто куколка и это будет настоящее шоу? – спросила Велвет. Голос ее, по вполне понятной причине, слегка дрожал. – Что вы со мной собираетесь сделать?
– Все в порядке, милая, – попыталась успокоить ее Фарра, хоть это и была явная ложь. – Мы что – твои заложники?
Уэйн налил себе бурбона; он полагал, что заслужил хорошую порцию спиртного. Скаут по-прежнему сосала свой коктейль. Она не слишком любила спиртное.
– Ну, что-то в этом роде, – ответил Уэйн. – Вообще-то у меня есть план.
– У Уэйна с самого начала был план, – с гордостью сказала Скаут.
– Какой еще план? – заорал Брюс. Он больше не справлялся с раздражением. – О чем ты говоришь?
– Я говорю о плане, который нам со Скаут поможет избежать электрического стула. Вряд ли в нашем положении можно думать о чем-то другом.
Брук все еще была в сознании. Велвет когда-то посещала курсы медицинской первой помощи. Проявив завидное самообладание, которое, наверное, удивило бы ее учителей и одноклассников, она сумела усадить Брук в правильное положение и придавила ее рану подушкой, так что Брук могла следить за ходом разговора.
– Какой там план! – подала голос Брук. – У вас нет шансов. Вы оба сдохнете.
– Молчите, – вмешалась Велвет. – У вас серьезная рана, и любая физическая активность препятствует свертыванию крови. – Она повернулась к Уэйну.
– Ей нужен врач. Разве нельзя позвать сюда врача?
– Может быть. Пока не знаю, – ответил Уэйн.
– Но она же умрет.
– Мисс Деламитри, я думал, вы уже поняли, что меня такие вещи не слишком огорчают.
Брюс по-прежнему стоял у окна. Полицейские машины и фургоны телевизионщиков продолжали прибывать. Все восемь акров земли перед домом были заполонены людьми и техникой. Невероятно! За двадцать минуту Брюса во дворе вырос целый поселок. Здесь были спутниковые тарелки, треноги, шикарные прически, машины, десятки тысяч метров электрического кабеля. Шум, который производил весь этот муравейник, наверное, был слышен за много миль отсюда.
Брюс пытался составить полную картину происходящего.
Его охранник мертв. Карл мертв. Брук умирает. Ему только что дали «Оскар», а вся пресса Лос-Анджелеса и примерно половина полицейских разбили лагерь на его газоне. Но хуже всего было то, что человек, который организовал все это (за исключением «Оскара», хотя, по мнению журналистов, он и к «Оскару» был причастен), стоял в его гостиной, беззаботно попивая его бурбон и держа под прицелом его семью. Как такое могло случиться? К тому же за столь короткое время? В чем тут дело?
– Какой у тебя план, Уэйн? – спросил Брюс. – Пожалуйста, расскажи мне о своем плане.
– Хорошо, Брюс, расскажу. Как тебе известно, мы со Скаут убивали и крушили в четырех штатах. Что правда то правда. Отрицать это бессмысленно, поскольку так оно и было. И я хотел бы сказать тебе: все эти покойники по всей Америке заслуживали смерти. Хотел бы я, чтобы все было как в кино и все они были насильниками, грубиянами, продажными полицейскими, лицемерами и плохими родителями своим детям, и все без исключения получили по заслугам. Но это не так.
Скаут подумала, что Уэйн слишком строг по отношению к самому себе. Разве должны они перед кем-либо оправдываться?
– А может, это и так, Уэйн, – возразила она. – Мы ведь не были ни с кем из них достаточно знакомы, чтобы утверждать обратное.
– Не важно, милая. Суть в том, что мы глубоко увязли в дерьме. Они знают, кто мы, и рано или поздно нас поймают. Наши физиономии попали на сотню видеозаписей в супермаркетах. К тому же Скаут не удержалась и отправила фотографию, где она заснята во всей красе, в местную газету своего родного города. Это было глупо, но я ее прощаю.
– Они писали, что я дешевка! Вот я им и показала.
– Да, милая, ты им показала. Короче, Брюс, я веду к тому, что, как бы мы ни изворачивались, нас скоро поймают. И при таком раскладе вероятность, что нас поджарят на электрическом стуле, у меня и у Скаут выше среднего.
Брук булькнула, сидя на ковре. В переводе ее бульканье означало что-то вроде: «Чем раньше, тем лучше, приятель».
Уэйн на нее никак не среагировал.
– И вот тут в игру вступаешь ты, Брюс.
– Я? Но что я могу?
– Ты нам нужен, Брюс. Ты нас спасешь.
– Ты наш спаситель, Брюс, – добавила Скаут. – Поэтому мы здесь. Ты все изменишь в нашей жизни.
– Отдай им все, что они хотят, Брюс. Отдай им все – пусть забирают! – Это был голос Фарры. У нее вновь появилась надежда на счастливый конец в этой истории. Неужели им все-таки удастся выкупить свои жизни? И застрахован ли Брюс от ограбления?
– Я не знаю, что им нужно! – крикнул Брюс Фарре. И снова повернулся к Уэйну. – Так что же тебе нужно? Скажи, и ты это получишь, чего бы ни попросил.
– Нам нужно оправдание, Брюс, – сказал Уэйн. – Нам нужен кто-то, кто возьмет на себя вину.
Репортеры на газоне у Брюса продолжали пережевывать те крохи информации, которые у них имелись:
«…Оскароносец… Магазинные Убийцы… красавица-модель/актриса… хорошенькая дочка… бывшая жена…»
На телеэкране репортажи сопровождались отрывками видеозаписи вчерашней церемонии: Брюс на красной дорожке… Брюс на пылающих ногах и с «Оскаром» в руке… Брюс и Брук, танцующие на балу.
Затем – «назад, в студию», где важные телеведущие повторяли информацию для тех, «кто только что к нам присоединился»:
«…Оскароносец… Магазинные Убийцы… красавица-модель/актриса… хорошенькая дочка… бывшая жена…»
И снова – к репортерам на газоне.
«Давайте посмотрим, как развиваются события в доме Брюса Деламитри».
«События пока не развиваются, – отвечали репортеры. – Все, что на данный момент известно, – это… Оскароносец… Магазинные Убийцы… красавица-модель/актриса… хорошенькая дочка… бывшая жена…»
«Ну что ж, тогда давайте обратимся к нашим экспертам в области шоу-бизнеса и криминальной психологии».
В Лос-Анджелесе и по всей стране на скорую руку были собраны «эксперты», которые теперь, напудренные и снабженные микрофонами, делились с телезрителями своей оценкой происходящего.
«По вашему мнению, что именно происходит в доме Брюса Деламитри?» – важно спрашивали телеведущие.
«Hy-у… это классический случай, – дружно пели в ответ эксперты, и каждый неизменно добавлял: – Именно такой случай подробно описан в моей последней книге, которую вы, конечно, можете найти во всех крупных книжных магазинах».
Брюс и Уэйн стояли рядом у окна, глядя на город, выросший у Брюса на лужайке. Сотни орудий были нацелены на Уэйна, но не стреляли, потому что Скаут находилась вне зоны досягаемости.
– Ты хочешь, чтобы кто-то взял на себя вину? – переспросил Брюс. – И как ты это себе представляешь? Какой-нибудь маг и волшебник объяснит происходящее оптическим обманом и заявит, что на самом деле всех перестреляли не вы, а кто-то другой?
Брюс только притворялся удивленным. На самом деле в его мозгу уже зародилось страшное подозрение.
На полу, у мини-бара, закашлялась Брук. Может быть, пыталась что-то сказать, а может, просто кашляла.
– Ей нужен врач, – забеспокоилась Велвет. – Позовите врача.
Уэйн снова разозлился и резко навел на Велвет пистолет.
– Я эту суку не просил угрожать моей девушке. Она сама виновата, нечего было хвататься за пушку. А теперь заткнись – мы с Брюсом разговариваем. Или тебе помочь заткнуться, а?
Он шагнул к девочке и занес над ней кулак. Велвет разрыдалась.
– Если ты ее ударишь, – сказал Брюс, – клянусь, на мою помощь можешь не рассчитывать.
– Ты будешь делать то, что я тебе скажу, даже если маленькая сучка схлопочет по шее. – Настроение Уэйна менялось с пугающей быстротой.
– Пожалуйста, не бей меня, – рыдала Велвет.
– Она же ребенок, Уэйн, – вмешалась Скаут. – Не надо ее бить. Не опускайся до такого.
– Никакой она не ребенок, милая. В Голливуде дети рождаются взрослыми. Эта маленькая сучка, наверное, уже потратила больше денег за свои недолгие годочки, чем твоя мамаша получила бы за пятьдесят жизней. Она заслуживает хорошей порки.
– Повторяю, – снова заговорил Брюс, – если ты ее ударишь, о своем плане можешь забыть.
Уэйн медленно опустил кулак.
– Хочу пояснить, Брюс: я выполняю желание моей девушки – не твое. Заруби себе на носу: ты будешь делать то, что мне угодно, врежу я твоей пигалице или нет.
