— Мне не нравится система нынешнего образования, — сказала я.
— Ох вы как! — засмеялся географ. — Сразу быка за рога! Так-так-так, это уже интересно, я же говорю — зря на чай-кофе не заходите!
Мы вошли в столовую вместе. Я еще издалека увидела смеющуюся Розу, которая быстро ела, кивала, смеялась, одновременно оглядывалась, кому-то махала, кому-то показывала кулак. Бедная Роза. Или не бедная? С чего я решила, что ей тяжело? Ей хорошо, это ее место на земле, ее империя, ее почва под ногами. Ей тяжело и хорошо, вот так, наверно. Как мне было в первые три года, когда родились мои близнецы. Невыносимо тяжело и очень-очень хорошо. Я много гуляла с коляской, не спала по ночам, спала днем вместе с ними, падала просто, то плакала от физической усталости, то смеялась их невероятным первым словам и фразам, открывала мир. И мир никогда ни до, ни после не был таким невероятно насыщенным, ярким, меняющимся каждый день.
Задрожал и запел в заднем кармане телефон Настькиным высоким крепким голоском: «Линия твоей руки…». Раз «линия руки», значит, звонит Никитос, это его звонок. Странно, вообще-то секретарь по связи с общественностью, то есть со мной, у нас Настька. У Никитоса телефон — бесполезный. Мне, по крайней мере, он не звонит.
— Мам, это ты? — спросил Никитос.
— Да, это я. Что случилось?
— А это точно ты?
— А что такое?
— Просто ты мне сейчас звонила, но я не понял, что ты сказала.
— Никита, подожди. Я тебе не звонила… Где Настя? Алло, Никитос!
— Мам, а ты где?
— Никитос, да что происходит?
Анатолий Макарович вопросительно поднял брови и тихо спросил:
— Помощь нужна?
Я отрицательно покачала головой и отошла к окну.
— Никитос, я в школе. У тебя ведь сейчас перемена?
— Нет, — ответил он.
— Как нет? Как нет?! Позови Настю!
— Она в школе!
— А ты где?!
— Мам, мы ходили во двор, смотреть, как снег там… В общем, я не понял.
— Какой двор? Какой снег? Где ты сейчас?
— А потом ты мне позвонила и сказала… только я не понял, что ты сказала… И я пошел тебя искать.
— Иска-ать? Меня? Никитос! Я… — Я растерялась, затикали виски, мгновенно пересохло во рту. На улице где-то стоит… или не стоит… идет, бежит маленький Никитос, один, очень глупый, очень доверчивый… — Никитос! Встань.
— Куда?
— Остановись, где ты стоишь.
— Хорошо, — покладисто ответил Никитос. — А можно, я сначала собаку поглажу?
— Нет! Нет, не надо никого гладить! Стой, где стоишь. И оглянись вокруг — ты где сейчас? И кто тебе звонил? И что сказал?
— Он не ответит вам сразу на три вопроса, — тихо сказал сзади мужской голос. — Задайте один.
Я нервно оглянулась, не сразу поняв, кто и что от меня хочет. Некрасивый географ стоял, чуть склонившись ко мне, и внимательно на меня смотрел. Что? Почему? Почему рядом навязчивые мужчины, от которых нет никакого толка?
— Задайте только один вопрос. Четкий.
— Хорошо, — кивнула я. — Никитос, говори четко: ты — где — сейчас?
— Не знаю, мам, — легко ответил мне Никитос. — Ты же знаешь, я никогда не знаю, где мы.
Это правда. Никитоса можно на улице прокрутить три раза вокруг себя, заставить оглядеться, и он не будет знать, где он. Он — там, где сейчас его активные идеи и фантазии.
— Хорошо. Описывай, что видишь. Есть какие-нибудь магазины, аптека?
— Магазина нет, — задумчиво ответил Никитос. — Но есть киоск. Там что-то не по-русски написано.
— Как не по-русски? Никитос! Внимательно смотри!
— Не по-русски, — так же задумчиво проговорил Никитос и отключился.
Я стала звонить ему. Но абонент был недоступен. Я набирала номер снова и снова. Разрядился телефон? Никитос случайно нажал кнопку и выключил его? Я быстро позвонила учительнице и услышала то, что уже было понятно: она вышла с детьми во двор на положенную в нашей школе прогулочную перемену, которую часто заменяют гимнастикой в коридоре. Но если погода хорошая, то дети после второго или третьего урока двадцать минут гуляют в большом школьном дворе, к сожалению, незапертом. И когда она повела детей обратно, Никитоса не обнаружилось. «Спасибо», — сказала я, не дослушав взволнованно картавившую учительницу, и позвонила Настьке. Настька, как можно было догадаться, уже пятнадцать минут как рыдала, поскольку позволила Никитосу потеряться, и толку от нее никакого не было.
— Он… с телефоном… стоял… — отчаянно плакала в трубку Настька, — а потом я оглянулась… его нет… я побежала, а его нет… Я стала звать его…
— Ясно, — ответила я и отключилась. Ей надо плакать, иначе ее разорвет, она так создана.
А мне надо искать Никитоса. Но где? Заявлять в милицию?
Я быстро подошла к Розе, которая в этот момент громко хохотала, держа в руке большой кусок подсохшей пиццы.
— Роз, извини, у меня сын во время перемены пропал из двора, можно мне с уроков уйти?
— Это не ко мне, в любом случае, — пожала плечами Роза. — А он у тебя в четвертом классе?
— В третьем еще. И очень глупый. Нереальный человек.
— Ну-ну, как ты сразу про ребенка — «глупый»! Вот поэтому дети тебя и… — Роза осеклась. — Ладно, сейчас не про это. А куда ты пойдешь его искать?
— Не знаю. В полицию обратиться надо, наверно.
— А он когда пропал?
— На прошлой перемене, как я понимаю. Или в начале этой. Толку ни от кого не добьешься, одна ревет, другая картавит, всё подряд говорит, лишь бы себя обелить… — Я остановила саму себя, не о Юлии Игоревне сейчас речь. — Никитос сейчас звонил мне, сам не знает, где он, и отключился, телефон не работает у него, недоступен. И он такой человек, понимаешь. Он дороги не найдет.
— Дороги не найдет? — Роза вопросительно посмотрела на меня. — Бывает… у мальчиков еще и не такое бывает… Ну, в полиции вряд ли будут этим заниматься. Времени прошло слишком мало. Помочь тебе? Далеко уйти он не мог. Давай-ка мы сейчас десятиклассников подрядим. У них вроде сегодня ничего ответственного нет, ничего не пишут, не сдают…
Роза, затолкав в рот огромный кусок пиццы, быстро запила его компотом и, жуя на ходу, помахала рукой большим мальчикам, стоящим у окна:
— Доедайте быстро, за мной!
Мальчики точно так же, как Роза, натолкали полные рты, хлебнули компота и потопали за ней.
— Давай сейчас подумаем, нарисуем быстро дворы и пошлем ребят. Вмиг его найдут.
— Он у какого-то киоска стоял, где не по-русски написано.
Роза взглянула на меня:
— Действительно, нереальный он у тебя человек… — Говоря, она уже рисовала у кого-то из мальчиков в тетрадке дворы вокруг школы. — Так, здесь у нас непроездной двор, здесь выход на проспект, вот два плохих переулка, машины носятся, здесь — тупиковый проезд. Тупиковый проезд — смешно, правда?
— Смешно, — ответила я, вновь и вновь пытаясь звонить Никитосу. Но его номер был недоступен.
Через пять минут быстро одевшиеся десятиклассники уже отправились по двое, каждая пара в свою сторону.
— А они домой не убегут? — спросила я у Розы.
— Они? Домой? — Роза усмехнулась. — Да нет. Если они выполняют мое поручение, то вернутся и доложат мне о выполненном задании.
Я кивнула. Мне в кои-то веки было не до шуток. Сердце, как начало биться, так и билось судорожно, с перебоями, громко и как будто бы где-то не в груди, а перед ней, отдельно.
— Я тоже побегу искать, — сказала я Розе, надев пальто.
— Во-первых, в туфлях сейчас холодновато еще, — кивнула Роза на мои ноги. — Снег на улице и вообще… А во-вторых, — она решительно сдернула с меня пальто, — иди на урок. От тебя толку никакого. Будешь как бешеная метаться по дворам. Ты бы сейчас видела себя! Ничего страшного, уверяю тебя! Просто надо будет потом с ним поговорить, чтобы знал границы. Если хочешь, я поговорю. Ты думаешь, он у нас один такой? И пятиклассники уходят, и второклассники пытаются. Редко, правда. Учителя обычно следят.
— За Никитосом бесполезно следить, не уследишь! Роз, я пойду, а?
— Нет! — сказала Роза и крепко прижала к себе мое пальто. — Набери лучше ему еще раз, вдруг телефон включил. А он в торговый центр не мог поехать? А то они любят болтаться целый день по магазинам…
— Не знаю. Он не доедет, не знает, куда ехать. Позвоню… — Я покорно достала телефон. — Урок уже начался, я пойду?
— Иди на урок, конечно, — кивнула Роза. — Мальчики его найдут, я уверена. А я на всякий случай позвоню в полицию. На, возьми пальто свое. Повесь. И успокойся. Да?
— Да.
Я стала подниматься по лестнице и ничуть не удивилась, увидев рядом с собой Анатолия Макаровича.
— Что-то с ребенком? — спросил он.
— Да, — кивнула я. — Пропал.
И в этот момент зазвонил телефон. Я увидела незнакомый номер.
— Анна Леонидовна, — проговорил мужской, очень вежливый голос. Вежливый и… молодой, да, слишком молодой. — Ваш сын заблудился на улице.
