— А что такое ганьсунь? — спросила Кейси.
— Это значит «близкий к телу». Таково более точное название служанок, которых мы именуем ама. Как в Китае до сорок девятого года, в богатых семьях, так и здесь, в большинстве европейских и евразийских семей, у детей всегда были свои «близкие к телу», которые заботились о них и в большинстве случаев оставались с ними всю жизнь. Большинство ганьсунь дают обет безбрачия. Их можно легко узнать по длинной косичке. Мою ганьсунь зовут А Тат. Она чудесная старушка и до сих пор живет с нами, — пояснил Данросс.
— Моя была мне роднее матери, — подхватил Гэваллан.
— Значит, «Карга» Струан — ваша прабабушка? — спросила Кейси у Линбара.
— Господи избави, нет! Нет, я… я веду свой род не от Дирка Струана, — ответил Линбар, и Кейси заметила, как на лбу у него выступил пот. Странно… — Моя линия происходит от его сводного брата, Робба Струана. Робб Струан был партнером Дирка. Тайбань — прямой потомок Дирка, но даже при этом… никто из нас не ведет своей родословной от Карги.
— Вы все родственники? — удивилась Кейси, чувствуя какое-то необычное напряжение в зале. Линбар явно не знал, что сказать, и, хотя она обращалась к нему, смотрел на Данросса.
— Да, — отозвался тот. — Эндрю женат на моей сестре Кэти. Жак — двоюродный брат, а Линбар… У Линбара наша фамилия. — Данросс усмехнулся. — В Гонконге многие до сих пор помнят Каргу, Кейси. Она всегда носила длинное черное платье с большим турнюром и смешную шляпу с огромным, побитым молью пером. Все абсолютно вышедшее из моды. А ещё у неё была черная палка с серебряным набалдашником. Обычно Каргу носили по улицам в чем-то вроде паланкина четверо носильщиков. Росту в ней было не больше пяти футов, но она была круглая и крепкая, как ступня носильщика-кули. Жуткий ужас она наводила и на китайцев. Они дали ей прозвище Почтенная Старая Мать — Заморская Дьяволица с Дурным Глазом и Зубами Дракона.
— Это точно, — хохотнул Гэваллан. — С ней были знакомы мой отец и бабка. Они владели торговыми компаниями здесь и в Шанхае, Кейси, но во время Великой войны[69] почти обанкротились и в девятнадцатом году присоединились к «Струанз». Мой старик рассказывал, как ещё мальчишкой часто ходил с приятелями за Каргой по улицам. Когда её особенно донимали, она вынимала вставную челюсть и клацала ею на них. — Он изобразил, как Карга это делала, и все рассмеялись. — Старик божился, что эта челюсть была в два фута, высотой, на какой-то пружине и издавала вот такой звук: клац, клац, клац!
— Да, Эндрю, я об этом и забыл, — ухмыльнулся Линбар. — Моя ганьсунь, старая А Фу, хорошо знала «Каргу» Струан, и всякий раз, когда поминали её имя, А Фу закатывала глаза и молила богов защитить нас от злого глаза и волшебных зубов. Мы с братом Кайлом… — Он остановился, а потом продолжил уже другим голосом: — Мы ещё подшучивали над А Фу по этому поводу.
— Наверху в Большом Доме есть её портрет, вернее, два, — сказал Данросс, обращаясь к Кейси. — Если вам интересно, когда-нибудь покажу.
— О, спасибо, с удовольствием. А портрет Дирка Струана есть?
— Даже несколько. И один портрет Робба, его сводного брата.
— Очень хотелось бы взглянуть на них.
— Мне тоже, — поддержал Бартлетт. — Черт возьми, никогда не видел фотографий деда с бабкой, не то что портрета прапрадеда. Мне всегда хотелось узнать, какие они были, мои предки, и откуда родом. Знаю лишь, что дед якобы управлял компанией по перевозке грузов в местечке под названием Джеррико. Должно быть, здорово знать, откуда ты. Вам повезло. — Он не принимал участия в разговоре, а вслушивался в завораживавшие его недосказанности, ища то, что позволило бы за отпущенное на это время принять решение — Данросс или Горнт. «Если это будет Данросс, — говорил он себе, — то Эндрю Гэваллан — враг, и ему придется уйти. Молодой Струан ненавидит Данросса, француз — загадка, а сам Данросс взрывчат, как нитроглицерин, и не менее опасен». — По вашим рассказам, «Карга» Струан — просто фантастическая фигура, — сказал он. — Да и Дирк Струан, видимо, был личностью довольно своеобразной.
— Вот вам шедевр умолчания! — провозгласил Жак де Вилль, и глаза его засверкали. — Да это был величайший пират во всей Азии! Подождите, вот посмотрите на портрет Дирка и увидите фамильное сходство! Наш тайбань — его копия, вылитый Дирк, и, ma foi[70], унаследовал все его худшие черты.
— Шёл бы ты, Жак, — добродушно парировал Данросс. И повернулся к Кейси: — Это не так. Жак всегда меня поддразнивает. Я на Дирка совсем не похож.
— Но вы же ведете свою линию от него.
— Да. Моя прапрабабушка Уинифред была единственной законной дочерью Дирка. Она вышла замуж за Лечи Струана Данросса, из нашего клана. У них был один сын, мой прадед. Насколько нам известно, наша семья — Данроссы — единственные прямые потомки Дирка Струана.
— Вы… вы сказали «законная»?
Данросс улыбнулся:
— У Дирка имелись другие сыновья и дочери. Один из сыновей, Гордон Чэнь, был от дамы, которую на самом деле звали Шэнь, — о ней вы знаете. Сегодня это линия Чэнь. Есть также линия Чжун — от Дункана Чжуна и Кейт Чжун, его сына и дочери от знаменитой Чжун Мэй-мэй. Во всяком случае, так гласит легенда, и эти легенды здесь принимаются на веру, хотя никто не может подтвердить их или опровергнуть. — Данросс на миг замолчал, и вокруг его глаз обозначилась сеточка морщинок, подчеркивавших глубину улыбки. — В Гонконге и Шанхае наши предки вели себя… э-э… дружелюбно, а китайские дамы красивы, как были, так и есть. Но женились они на своих дамах редко, а противозачаточные пилюли изобрели недавно, так что не всегда и знаешь, кому ты, может быть, приходишься родственником. Мы… э-э… мы не обсуждаем вещи такого рода прилюдно. В лучших британских традициях делаем вид, что этого не существует, хотя все знаем, что верно обратное, и никто не теряет достоинства. Евразийские семьи в Гонконге обычно принимали фамилии матерей, а в Шанхае — отцов. Похоже, все мы сжились с этой проблемой.
— У нас все это по-свойски, — пояснил Гэваллан.
— Иногда, — добавил Данросс.
— Значит, Джон Чэнь — ваш родственник? — спросила Кейси.
— Если идти от садов Эдема, то, думаю, мы все родственники. — Данросс смотрел на пустующее место за столом.
«Не похоже это на Джона — пускаться в бега, — с тревогой думал он, — и не тот Джон человек, чтобы оказаться замешанным в контрабанде оружия, какая бы причина за этим ни стояла. Или быть таким глупцом, чтобы попасться. Цу-янь? Ну, этот — шанхаец и мог легко запаниковать — если рыльце в пуху. Джона слишком хорошо знают, чтобы его не заметили при посадке в самолёт сегодня утром, так что это отпадает. Должно быть, на лодке — если он сбежал. Но куда на лодке? В Макао — нет, это тупик. На корабле? Как нечего делать, если заранее запланировать или даже не планировать, а договориться за час до отплытия. Круглый год от тридцати до сорока рейсов отправляется ежедневно по расписанию во все части света, большие суда и маленькие, не считая тысяч джонок, которые не подчиняются никаким расписаниям, и даже если ты в бегах, несколько долларов туда-сюда — и вывезут без вопросов, вывезут или ввезут. Мужчин, женщин, детей. Наркотики. Все, что угодно. Однако ввозить что-то контрабандой нет смысла, кроме людей, наркотиков, оружия, спиртного, сигарет и бензина, — остальное не облагается пошлиной и ввозится без ограничений.
Кроме золота».
Данросс улыбнулся про себя. Ввозишь золото легально по лицензии — тридцать пять долларов за унцию — для транзита в Макао, а что происходит потом, никого не касается, но невероятно выгодно. «Да, — размышлял он, — а совет директоров нашей компании „Нельсон трейдинг“ собирается сегодня днем. Прекрасно. Это предприятие, которое стабильно всегда».
Накладывая на тарелку рыбу с предложенного серебряного подноса, он почувствовал на себе пристальный взгляд Кейси.
— Да, Кейси?
— О, я просто подумала — откуда вы знаете полностью мои имена? — Она повернулась к Бартлетту: — Тайбань удивил меня, Линк. Нас ещё не представили, а он уже назвал меня Камалян Сирануш, с такой же легкостью, словно произнес «Мэри Джейн».
— Это персидское имя? — заинтересовался Гэваллан.
— Изначально — армянское.
— Камааля-ан Сиррраннууушш, — пропел Жак, которому понравились шипящие и свистящие. — Très jolie, mademoiselle. Ils ne sont pas difficiles sauf pour les crétins[71].
— Ou[72] les англичан, — добавил Данросс, и все рассмеялись.
— Как вы узнали, тайбань? — спросила Кейси. Называть его «тайбань» было как-то удобнее, чем «Иэн». «„Иэн“ не к месту, пока ещё», — думала она под впечатлением от его прошлого, «Карги» Струан и теней, которые, казалось, окружают Данросса.
— Я спросил у вашего адвоката.
— Что вы имеете в виду?
