Все рыжие Тани имеют мужей-алкоголиков, а уж Клеопатры любят мужчин вплоть до восьмидесяти лет.
— Ой, фигня это все! — напоследок сказал вслух о России и подумал то же самое Илья Леонидович и уснул.
На земле шел дождь, Америка властвовала, Россия бедствовала, какие же сволочиии…
— А Майкл Джексон — простой украинский мальчик, и мамка у него молдаванка! — к чему-то сказал во сне Илья Леонидович и, поджав ноги к набитому животику, заснул в положении эмбриона (до лучших времен).
— Деньги и коммунизм — две утопии! — Илья Леонидович поставил жирную точку, почесал затылок и пошел в бутик на улицу Цурюпы, ту, которую пересекает проспект Всех Замученных Лениным и Остальными Такими же.
Когда у бомжа не было денег, он просто каждую секунду думал об обустройстве России, однако, оказавшись при деньгах, он вдруг торопливо задумался о себе: «Может быть, еще не поздно начать новую?.. Как там ее?.. Жизнь!»
Первым делом на деньги из двух кофейных банок Илья Леонидович купил золотые часы «Женева».
Не в бутике, а с рук, и не за безумную какую цену, а всего за три тысячи рублей. Киллер один продавал. С выбитым глазом.
Золотые часы «Женева» на руке пьяненького бомжа привлекли внимание трех местных путан, и они обслужили Илью Леонидовича без очереди, бесплатно и досрочно, чем повергли тихого человека в краску стыда, смущенное волнение и гусиную кожу.
— Вы давно от стилиста? — со знанием дела спросила третья, очень симпатичная путанка, отлипаясь от Ильи Леонидовича. Тот блаженно замычал.
— Он?! Недавно! — закуривая, тоном, не терпящим никаких «но», присела на нижнюю часть туловища Ильи Леонидовича первая и самая заводная из девиц. — Вот только что вышел! Я сама видела. Ну что, старичок, ты еще теплый?
Илья Леонидович умиротворенно закрыл глаза и отдал себя на волю свалившегося на него счастья.
На следующее утро в баре на привокзальной площади Илья Леонидович барствовал по полной программе, до вечера.
На телеэкране за барменом сидели и лоснились опухшие от денег олигархи.
— Дай поцелую! — закричал Илья Леонидович Брежнев, отрываясь от пивной кружки с «Хеннесси».
— Кого? — удивился бармен.
— Черномыр — ик! — дина… и Бороди — ик! — на! — выговорил Илья Леонидович устало.
— Иди целуй! — разрешил бармен.
Илья Леонидович с явными криминальными намерениями посмотрел по сторонам и кругами пошел к телевизору.
— Стул возьми, не дотянешься, — посоветовал ему официант.
Сперва Леонидыч ткнулся в телевизор, оставив на экране пятипалые отпечатки от кетчупа, потом телевизор взорвался и потух. Илью Леонидовича отбросило, он долетел до выхода и рванул в дверь. Никто за ним не бежал, все чего-то ждали.
— Мне миндального мороженого — на все! — протянул двадцать долларов Илья Леонидович в новом костюме от Армани и сияющих ботинках.
— Так мы тут синькой торгуем… и зеленкой, — с уважением сказала дама за прилавком, разглядывая экстравагантного старика. — Вам направо, левая дверь.
— А почем нынче синька? — потоптался у порога Брежнев.
— Совсем дешево! Десять рублей пол-литра! Ящик отдам за девяносто…
Илья Леонидович, недолго думая, взял и, прижимая его к себе, понес к выходу.
— Тяжело! — вздохнул он. — А! Ладно!..
И, оставив ящик в углу, быстро вышел на улицу, где всего в двух шагах шла бойкая торговля мороженым.
Деньги разлетелись быстро.
Ну, если так гулять…
Когда ты беден и тебе с утра нечего есть — это нормально.
Это в порядке вещей.
Зато если вчера ты ел швейцарский шоколад и закусывал его норвежской селедкой, а сегодня ничегошеньки от этого изобилия нет, то впору заняться шантажом.
Илья Леонидович проснулся опухший.
Деньги тратить — занятие приятное, но тяжелое. С деньгами вообще так муторно, не передать! А без денег — с одной стороны, конечно, хорошо, а с другой — просто тихий ужас.
Илья Леонидович поднял руку, чтобы… и не поверил глазам — золотые часы «Женева» исчезли.
Вот тогда-то гражданин Брежнев и пошел на шантаж…
Человек в шляпочке, а это был Илья Леонидович, нырнул в подворотню и стал ждать. В рваном костюме от Армани Илья Леонидович смотрелся комично. Наконец он вышел, когда увидел ее. На четырехдюймовых золотых шпильках мимо подворотни шла Альбина. Вдова прошла, не заметив бомжа, все ее мысли были… о Вите.
— Там был большой байрам, — пропустив Альбину, громко буркнул бомж.
Яроцкая споткнулась.
— Где там?.. — посмотрела на бомжа Альбина ясными глазами.
— Ну, откуда ты золотишко сперла, — пьяно и застенчиво буркнул бомж.
Альбину передернуло.
— Чего ты хочешь? — глядя на сталактит соплей, свисающий из ужасающей по размерам ноздри, кашлянула Альбина.
— Половину, — быстро сказал бомж.
— Приходи к моей двери через полчаса, — стараясь не вдыхать запах, исходящий от Ильи, ответила вдова.
— До скорого, — деловито попросил бомж.
У Альбины в память о муже осталась капсула с ядом гадюки индийской (для Натанчика, мысленно шутила Альбина Хасановна). От этого яда кровь загустевает и начинает идти сперва из десен и старых ран. А потом просто вытекает вся…
Через полчаса философски настроенный бомж поднялся на четвертый этаж и стукнул трижды в дверь 48-й квартиры. Никто ему не открыл. Бомж нахмурился и посмотрел под ноги, на половичке одиноко лежала бутылка водки.
— «Цар-ская», — прочел по слогам он. — Записка… — Взяв в руки клочок розовой бумаги, бомж повертел его и наконец разобрал: «Срочно уехала. Пока — вот это. Если желаете».
Илья Леонидович взял бутылку и пошел в трансформаторную будку. Вдова через глазок наблюдала за ним.
— Дармовщинка, — выпив полбутылки и занюхав лимонной корочкой, сказал Илья Леонидович и провалился в сон.
В вечный.
Спасите мою бессмертную душу!
— Уберите кошку-у-у!.. — кричал слепой Жидков, если Лабрадор кидался на четвероногую вместо сопровождения незрячего хозяина по его слепым делам.
Кошка, а это был цвета лондонского тумана Скаредный Кот, от охотничьей собаки-лабрадора кинулся прямо под трансформаторную будку! Лабрадор за ним — сунув морду между кирпичами и подвывая от наслаждения! Кот орал и шипел, отбиваясь лапой, а слепой Жидков, у которого поводок от ошейника был намертво привязан к ремню на брюках — руки-то у него были заняты двумя сумками, — влетел в будку и упал на бомжа!
Тот прохрипел, вглядываясь в гладкое лицо слепого в стильных очках:
— Помираю, дядя… Спаси мою бессмертную душу!
На что Жидков встал на четвереньки и, кое-как поднявшись, ответил:
— Каждый свою… каждый свою!..
Но «Скорую» вызвал, сразу как только поймал озорника в ошейнике. И Илья Леонидович был спасен, также остался живым Скаредный Кот из соседней «сталинки». Никто в тот день не простился с жизнью.
Мы с Таней вошли в подъезд одновременно. Я вернулась из больницы, она — с похорон.
Я подняла глаза и в темноте сказала:
— Здравствуй, Таня.
Она ответила:
— Привет, Наташ.
Мы развернулись и пошли — она к лифту, держа сверток с дочкой, а я вздохнула и свернула к 34-й квартире, за дверью которой дружно лаяли собаки.
И, словно каким-то магнитом, нас повернуло друг к другу.
— Где ты была?! — спросила я.
— У меня муж умер, — ответила Таня.
— А мой сидит… ну, ты знаешь, — стараясь говорить не очень громко, сказала я.
— Пойдем ко мне, — придерживая ногой лифт, попросила она. — Я боюсь туда входить. Мать осталась в Красноуральске, оформляет все. А я не знаю, как буду жить, а ты?..
— А я знаю, — как автомат сказала я, твердо зная, что, пока жива, — не пропаду. Я вся в бабушку. «Наташка, — говорила моя ба, — меня гонят, а я снова туда лезу!» Вот и я такая… Такие мы!
— Правда? — с надеждой спросила Таня.
— Ага, Тань, — сказала я. — На работу устроюсь, вот только Глафиру не с кем оставить…
— Ой, а оставь у меня, — быстро предложила она. — С бабкой, конечно, не оставишь — ребеночек… И сама оставайся у меня.
— Я тебя не отпущу, — сказала Анна Львовна и, не мигая, посмотрела на меня слезящимися глазами. — Я скучала по тебе. И я не смогла уйти.
— Анна Львовна, зачем вы держите собак? У вас такая маленькая пенсия, — глядя на то, как Анна Львовна экономит буквально на всем, чтобы прожить месяц до пенсии, взяла и спросила я.
— Наташ, зачем ты родила ребенка? — вопросом на вопрос отвечает Анна Львовна, и глаза ее смеются.
— Так… само собой, — оглянувшись на пускающую пузырики Глафиру Дмитриевну, пожимаю плечами я.
— Ну и они сами собой появились, — сказала она, глядя на черную, белую и рыжую собак, которые внимали с балкона, что говорит их Анна Львовна. — Конечно, если бы у меня были дети, разве нужны мне были собаки?..
