– Тогда лучше его не искать, – задумчиво распорядился комиссар Шинн. – Не ищите больше!
Воскресенье.
– Маленькая грязная дрянь, тебя снова не было всю ночь? – сквозь зубы прошипела Хелин. – Где тебя носило?...
Мать и дочь переглянулись.
– Ненавижу, – беззвучно пробормотала Деспина и, хлопнув дверью, выбежала на улицу. «Папа влюбился в феечкуиз цветочного магазина... Если мама узнает, она ему устроит райскую жизнь!» – увидев машину отца, подумала она.
Рейтель покосился на вьющийся плющ, на дочь, бегущую к калитке, потом на жену, гневно грозящую кулаком из окна, и дал по газам... Он любил бесцельно ездить; а еще он любил слушать ветер, лежа в траве...
Мимо с лязганьем пронесся ржавый «Линкольн» без верха – с негром-водителем и толстухой в качестве пассажирки.
– «Море-море, мир бездонный!..» – донеслось оттуда.
«Меня не любят, – подумал Рейтель. – Ну и что?... Почему, интересно, меня должны любить?...
Потому что хочется! – ответил он себе. – Итак, все, наконец, скатилось к той грани, за которой – вакуум... Физиологически я уже не могу жить с Хелин... У нас друг на друга что-то вроде аллергии... Вот только развестись в нашем случае достаточно проблематично...»
«Они от меня не уйдут!» – твердил Лео Мозес, настигая беглецов по маячку, который был на его мотоцикле. Он остановился в чистом поле и прислушался... Хаверь и Лихута должны были быть где-то здесь, но вокруг стояла такая тишина... что у Мозеса зашевелились волосы, и он со страху позвонил жене.
– Ты скоро вернешься, Нахал? – весело спросила Хэльга. – Марк соскучился, спрашивает: где папа, где папа...
– Я не вернусь, пока не найду их, – проворчал Мозес и прервал разговор.
На огромном рапсовом поле по обе стороны от дороги трещали мириады сверчков, на небе покачивалась оранжевая луна размером с большую тыкву...
«Не давать спать, и человек сойдет с ума – реальность и сон перемешаются навсегда в его голове. Вроде бы такие опыты проводились в концлагерях», – Мозес вспомнил, сжав кулаки, как провел один такой отдельно взятый опыт над своими пленниками Хаверем и Лихутой, не давая им спать в собственном подвале.
Измененное сознание этих двоих в итоге сыграло очень злую шутку с самим Нахалом – его пленники бесследно исчезли, несмотря на то, что начисто не помнили – кто они?...
Лео Мозес поморщился, вспомнив об этом...
– Туман над болотом. Болото курит! – сказал Старик.
Дружище задумчиво кивнул...
Они остановились в небольшом заброшенном доме на краю болота и сидели, ужиная икрой морских ежей из банки, поддевая ее на домашний хлеб... Им очень нравилось ездить целый день, изредка останавливаясь, чтобы подзаработать на хлеб насущный и, если повезет, переспать с какой-нибудь покладистой девушкой. Оба так и не вспомнили своих настоящих имен, и везде, где их останавливали на предмет выяснения личности, они предъявляли найденные в карманах брюк документы Лео Мозеса.
Оба были счастливы от такой бродяжьей жизни, словно вырвавшиеся из клетки щеглы... Ничто не тянуло их из прошлого – ни одно ненужное воспоминание, ни одно злое или доброе лицо... Ведь нас нещадно тянут наши мысли о прошлом, наши обязательства перед близкими, не отданные долги, злые и добрые дела, а их – Старика и Дружище – ничто этоне трогало, вот и все.
Железный жеребец, на котором они ехали, постоянно ломался, они чинили его и ехали дальше.
Просто ехали вперед по дороге...
– Мы удачники или неудачники? Мы должны разрешить этот вопрос, – вдруг произнес Дружище.
– Удачники, – жуя кусок подсохшей колбасы, решительно отозвался Старик.
– По-моему, мы попали на какую-то планету одиночек или планету крупных микробов... Тебе не кажется? – вдруг сказал Дружище, чутко прислушиваясь. По полю определенно кто-то ехал.
– Это Земля – так они называют ее, – вдруг вспомнил Старик. – Странное название для планеты.
– Не говори, Старина, – подхватил Дружище.
А за ними по пятам по Эстонии двигались, кроме Нахала Мозеса, – Дед, Дон Элгуджа, а также полковник Брук, в иллюзорной надежде, что украденные картины отыщутся, если им в руки попадет вор Хэнк Лихута, даже без полковника Виктора Хаверя.
Наивные, жадные и мелочные...
Взмыленные Дед и Дон Элгуджа приехали в старинный городок Раквере и к ночи ни с чем уехали обратно... Ничего в том доме, где когда-то обретался прадед Лихуты – многодетный монах-доминиканец, они так и не нашли. Ни намека на картины, за исключением нескольких старых гравюр на чердаке и лестнице.
И уже на подъезде к Тапе Деду пришло в голову, что Лео Мозес по кличке Нахал вдруг пропал куда-то... Значит, надо аккуратно расспросить его жену и поехать следом за ним!.. Хитрюга Мозес, вероятно, уже нашел Хэнка Лихуту, с его-то звериной интуицией, вдруг понял Дед. И машина, не доезжая до Тапы всего километра, свернула к хутору под названием «Свинарник Эльзы».
Фура-длинномерка «Скания», под завязку груженная песком, стояла у обочины, карта-тахограф со временем и километражем лежала на правом сиденье и была в полном порядке.
На месте водителя сидел полковник Интерпола Брук и пил кофе из китайского термоса.
– За каждую картину обещано миллионное вознаграждение, – говорил он время от времени, обращаясь к мухе, залетевшей в кабину.
Муха, жужжа, искала выход, чтобы улететь от полковника и обрести вожделенную свободу перелета.
– Где мог хранить похищенные картины этот чертов Лихута, а?... – продолжал допрашивать эстонскую муху английский полковник – муха не сознавалась и огрызалась громким жужжанием...
– Этюд «Христос и грешница» Поленова, парочка полотен Модильяни с голыми загорелыми торсами мужчин, морской пейзаж Рембрандта, «Портрет» Моне, «Концерт» Вермеера... – перечислил наизусть Брук.
Фура-длинномерка ездила по всей Эстонии, не привлекая ничьего внимания, уже неделю. Брук проверял одну за другой возможные версии того, где могут находиться украденные Хэнком Лихутой картины; пока поиски были безуспешны.
Если б он только знал, что в одной из старых православных церквей в приграничном с Россией селе, на складе инвентаря, среди древних слепых икон, именно там хранились украденные Хэнком Лихутой картины... Если бы...
Фуат разглядывал мальков в реке и представлял... агентов.
Как они носятся по земле, как маленькие рыбки, собирая информацию обо всем, а кто-то эту информацию ждет, потом анализирует и систематизирует в столбики.
Два агента – Фуат и Шипп, сидя у реки, рассуждали о пропавших Хавере и Лихуте и о руке фельдъегеря, наверное, в сотый раз.
– Один обладает диверсионной подготовкой, и для него норма добыть взрывчатку, провести разведку местности и устроить засаду, – перечислял агент Фуат особенности личных качеств отставника спецслужб, полковника ГРУ Виктора Хаверя.
Агент Шипп слушал и кивал.
– А второй – не может не воровать, – счел нужным добавить он.
– Они себя должны проявить, ну, хоть где-то, если остались живы. Ведь так? – Фуат посмотрел на кабысдоха – тот сладко спал в пыли, а над ним кружились слепни, не решаясь укусить грязного пса.
Кабысдоху снилось, как в прошлом декабре он вытащил с хулиганскими собачьими намереньями из машины Мозеса чью-то... руку с «дипломатом» и утащил ее в свою конуру. В ту самую ночь, когда Мозес вез Лихуту и Хаверя на свой хутор – подальше от места аварии «Боинга».
Как же Мозес громко чертыхался, обнаружив пропажу «дипломата», который он даже не успел раскрыть!.. Кабысдох ухмыльнулся во сне, – он ничего не забыл.
Агенты мельком посмотрели на кабысдоха и продолжили разговор.
– Будь они живы – они бы давно дали о себе знать. Даже Интерпол их ищет, – повторил агент Шипп.
– Я вдруг подумал, что, упав с такой высоты и при этом выжив, они стали не теми – ну, кем были, а? – Фуат кинул камешек в воду. – Как считаешь, Шипп?...
– Я в это не верю, – агент Шипп зевнул.
– Я только сделал предположение. – И Фуат смерил взглядом агента сопредельного государства.
А из динамиков на пляже вовсю звучал мегашлягер года: «Шпроты!.. Шпроты!.. Шпроты!..»
Агент Шипп, постукивая в такт ногой, весело подпевал.
– Бороться со злом – это огромная привилегия, – вздохнул он и расправил плечи.
– Настоящий мужчина всегда готов бороться со злом, – согласился агент Фуат. – Это заводит...
– И не говори!..
Агенты переглянулись и пошли на пляж – попить пива и познакомиться с красивыми девушками. Лодочная станция сегодня была закрыта на карантин.
А назавтра оба агента получили нагоняй от начальства и информацию о том, что эксперты дают неоднозначную оценку последствий падения с самолета; лишь двое из пяти допускали, что человек при падении на замерзшее болото может остаться в живых, остальные трое сказали твердое «нет».
