Мальчик взялся за дело с еще большим усердием. Он попытался стереть карандашные линии, но вместе с ними и блекли краски. Переставало улыбаться солнце, в голубом небе появлялись проплешины а корова стала серой. И только дорога осталась прежней.
Нарисованное и нравилось мальчику и не нравилось одновременно. Мир, нарисованный им стал обыденным, а так задумывался как сказочный, как волшебный. И тогда он взял серебряную пыльцу. Ту, что хранил его отец, а до него хранил его дед, и прадед хранил. Она осталась после того как к ним в огород упала серебряная звезда. Прадед аккуратно собрал пыльцу и сложил в деревянную коробочку. И сказал своей испуганной жене:
– Это нужно хранить для самого главного.
И семья хранила.
А он взял и макнул в нее свою кисть и провел по рисунку. И рисунок ожил. Зашумели травы на лугу, зажурчал ручей, замычала корова. Мальчик улыбнулся и пошел спать. Теперь он был доволен своим творчеством.
А утром, когда он посмотрел на него, удивлению его не было предела. На рисунке постоянно сновали какие то люди. Одни строили танки и устонавливали ракеты. Другие махали разноцветными флагами, третьи сидели и молились. Людей было столько, что мальчик не смог даже сосчитать их количество. Они постоянно кричали и что – то требовали. Корову они сьели, дерево спилили, на берегу ручья построили завод. В левом углу теперь висела луна, и она совершенно не отличалась от поблекшего солнца. И цвета, они стали совершенно другими. Непонятными и пугающими. И только дорога осталась прежней, петляющей и уходящей в гору.
Мальчик рассердился и захотел смять свой рисунок. Но вдруг заметил в самом нижнем углу такого же маленького мальчика. Тот сидел и усердно пытался что – то нарисовать. Мальчик протянул свою руку и отдал ему краски.
– Бери, – сказал он, – бери и рисуй. Рисуй так как оно и было задумано. Только рисуй сразу, без эскизов и набросков. Как видит это твое сердце, как ты это видишь и чувствуешь.
И мальчик ответил ему:
– Мне кажется что вот там должно быть дерево, вот здесь радуга а вот тут должна пастись разноцветная корова. А в этом углу должен сидеть маленький мальчик и рисовать.
Мальчик улыбнулся и передал ему серебряную пыльцу. И сказал:
– А это храни, для самого главного. Пусть твой мальчик рисует другую картинку, а на его картинке, еще один мальчик будет пробовать свои таланты. И еще… и еще… и еще. И вот когда у одного из них выйдет сравнительно не плохо. Вот только тогда он пусть и макнет свою кисть в серебро. Только тогда, но не раньше. Не совершайте моих ошибок. Идите своим путем.
И мальчик собрался и ушел, по своей извилистой дороге в гору. А другой начал рисовать. Луг, корову, радугу, солнце.
Где он этот мальчик? Куда увела его ветвистая дорога? Я не знаю.
Я сам был таким же мальчиком, но макнуть свою кисть в серебро так и не решился. Уж очень плох был мой рисунок.
Пятиэтажные хрущевки и серое небо. Промерзлая земля и вечно спешащие люди. Все куда – то бежали и ругались. И только дорога. Она получилась неизменной. Но только моей. И пошел по ней со слезами на глазах. Когда я закрывал их то видел эту необыкновенную синеву неба, эту радугу и этот луг. И мне не хотелось открывать глаз. И мне не хотелось переставать плакать. Плохой из меня вышел художник. Не важный.
И только в углу моего рисунка все так же сидит усердный и пытливый ум. Он разложил краски и начал творить. И коробочка рядом. И я верю в него. В то, что у него это получится гораздо лучше чем у нас всех вместе взятых. И тогда то мир содрогнется и все встанет на свои места. И дерево и радуга и река. И дело пойдет. Я верю в это. Я верю. Я верю.
Я верю. Я верю. Я верю. Я верю…
И еще я верю в то, что он то окажется умнее всех нас. И просто слепит из своего чистого листа маленький бумажный кораблик, да и запустит его по реке.
И с этим убеждением я и ухожу по своей извилистой дороге. В гору. С настежь закрытыми глазами.
