Николай Амосов - Мысли и сердце

Юля Кротова. В пятницу вшит клапан. Шестой клапан. «Отяжелела».

Докладывают:

– Температура высокая - тридцать восемь. Дыхание слева плохо прослушивается. Через дренаж отходит очень мало, прозрачная жидкость. Вот смотрите.

Показывают записи.

Смотрю. И все мне не нравится. Бледна. Взгляд какой-то беспокойный, руками беспрерывно двигает.

– Как чувствуешь себя, Юля?

– Ничего, спасибо. Только во рту сохнет. Спать не могу, что-то все мерещится.

Листок записей: все прилично. Давление сто двадцать, пульс сто двенадцать, дыхание учащенно - сорок в минуту.

Все равно не нравится. Мочи маловато - четыреста шестьдесят. За сутки из дренажа всего сто кубиков. Смотрю на ампулы отсоса - действительно светлая жидкость. А девушка бледная. Только веснушки выступают ярко…

– Давайте подсчитаем баланс жидкости и крови. И потом скажите, какое венозное давление.

Начинаем подсчитывать по записям - сколько чего перелито, сколько выделено. Паня назвала венозное давление - оно оказалось низким.

– Видимо, недовосполнена кровопотеря. А что на рентгене, Нина Николаевна?

Сегодня еще не смотрели. Вчера легкие были прозрачны.

– Посадите, я ее послушаю. Ну, беритесь. Юля, расслабь мышцы, не напрягайся. Вот так.

Постукиваю, слушаю. Дыхание действительно ослаблено, но есть хрипы. Кровотечение? Или ателектаз легкого из-за закупорки бронхов мокротой? А клапан работает отлично. Никаких шумов.

– Посмотрите на рентгене. Вместе с Марией Васильевной. Поторопитесь с анализами. Переливайте кровь, пока венозное повысится до нормальных цифр… Я еще зайду. Подумайте о сгустках в плевре или ателектазе.

«Нет мира под оливами»… Нехороша она. Не угрожаема, но подозрительна. Если сгустки в плевре, нужно расшивать рану и удалять их. Не так страшно, но нежелательно. Опасность инфекции. А так оставить - еще хуже. Посмотрим. Какая маленькая она, как девочка. А ведь ей двадцать два.

Двенадцатый час, а еще два этажа обойти. Правда, там легче, взрослые, диагнозы проще.

– Пошли к вам, Петро.

Второй этаж. Приобретенные пороки сердца. Здесь свои проблемы: митральный стеноз и недостаточность со всякими осложнениями. Искусственные клапаны.

Клапаны - это передний край.

Всех помню: Сима, Шура. (Картина: эмболия, без коры, искусственное дыхание. «Останавливайте!») Следующий был Саша, наш Саша. Как тогда я решился? Не представляю. С возрастом становишься все более осторожным.

Две причины осторожности у хирурга: жалко больного, жалко себя - расстройство, если неудача. У меня пока первое. «Цена человека». Но риск неизбежен. Иначе не будет прогресса. Этот может погибнуть, но следующий будет спасен.

Не помогает. «Этот» и есть главный.

Двое других больных с клапанами живы и хороши, но еще лежат в клинике. Юля еще может умереть. Нет, не дадим… Не хвались!

Первая палата. Женщины. Лечащий врач - Володя Сизов. Стоит у крайней кровати, высокий, круглолицый, старательный, не очень умный.

Здороваюсь.

Один взгляд: все лица хорошие. Тяжелых нет. Улыбаются. Приятно. Вот там в углу Лена - клапан номер четыре. Хороша.

– Прошу, докладывайте.

Володя:

– Сидорчук Аполлинария, тридцать семь лет, митральный стеноз третьей стадии. Назначена на операцию на четверг.

Помню, разбирали в субботу. Кажется, никаких трудностей не ждем. Послушать. Да, хорошо. Типичная мелодия митрального стеноза. Я здорово научился слушать!

Лицо. Обыкновенные черты немолодой женщины. Не мазалась кремами, работала на солнце. Ничего не спрашивает - все решила. Операция. Не представляет, в чем ее суть. «Доктор сказал».

– Детишки есть?

Улыбается. Вся осветилась сразу.

– Двое. Вот карточка, поглядите.

Карточку из-под подушки. Плохонькая фотография, деревенский фотограф.

Два мальчика - лет пяти и подросток. Бедно одеты.

– И муж у нас больной.

Это талисман. Должны защитить.

– Хорошие ребята. Не беспокойтесь, все будет хорошо.

Смотрю в список: оперировать должен Володя. Переставить, пусть Петро. Не одна жизнь - три.

Перечеркиваю. Володя расстроен. Не так много операций перепадает ординаторам. Он вполне уверен в себе. Несправедливость. Успокоить.

– В другой раз. (Взглядом на карточку.) Видел?

И здесь, у взрослых, те же трудные проблемы - оперировать или нет? Какой риск?

Вот молодая женщина с интеллигентным лицом. Слегка подкрашены губы, еще сохранилась прическа. Я ее знаю - лежит уже две недели. Недостаточность митрального клапана.

– Профессор, мне трудно ходить, пожалуйста, оперируйте.

Это значит - вшивайте клапан.

Я смотрю исследования, что проделаны на прошлой неделе. Ничего. Функция сердца еще удовлетворительная. И печень в порядке. Рентгенограмма - умеренное расширение сердечной тени.

– Нет, не могу. Вы еще можете жить так, без операции.

– Но я же хочу быть здоровой!

– Не уговаривайте меня. Я уже объяснил. Выпишите ее, Владимир Карлович. Прошу вас дома соблюдать строгий режим: минимум физических движений, лекарства. Вы должны продержаться год; если у нас с клапанами будет порядок, тогда я обещаю вам операцию. Все. Следующая.

Вижу: недовольна. «Какой он жестокий».

А может быть, прооперировать ее? Уже девять месяцев прошло после первой операции у Симы. Все хорошо. Нельзя же оперировать только тяжелых больных - вон сколько было осложнений. Если не умерли, так только по счастью, везет. Она же сама настаивает. Нет. Она не понимает опасности.

Многие сейчас меня осаждают с такими просьбами: «Вшейте клапан!» Помощники тоже: «Давай!» Мне и самому очень хочется оперировать побольше. Все-таки престиж. Ни у кого в Союзе еще клапаны не идут. Да и в Америке митральных немного.

Довольно. Все обговорено, решено. Если через год после первых операций будет хорошо, значит начнем оперировать более легких больных. Уже не только для спасения жизни, но и для труда, для радостей.

Саша работает, Сима писала - на танцы ходит. А эта должна лежать, ждать.

Да, должна. Осторожность. И ответственность.

Иду от одной больной к другой. У каждой - своя болезнь, своя судьба.

У этой стеноз, но «кальцинаты». У нас отличный рентгенолог - все видит насквозь. Как ей это удается? Кусочки кальция, отложенные в толще измененных клапанов Операция сразу делается опасной и ненадежной. Кусочки могут оторваться и попасть в мозг - эмболия. Не проснется. Даже если все обойдется - створки толсты и неподвижны, все равно плохо закрываются.

Снова та же проблема - говорить или нет? Или просто отказать? Но операция, возможно, удастся. А так - безнадежно. Смерть через два-три года, не больше. Может быть, сама откажется. Снимет ответственность. Подловато.

– Вы сильно настроены на операцию?

– Да, а как же? Разве нельзя?

– Я еще не уверен. Муж у вас есть? Я бы хотел поговорить с ним.

Опечалена. «Я так надеялась…»

Пожалуй, «расчеты» у взрослых еще сложнее. Первое - это болезнь: нужно или нет оперировать, какой риск, чего можно ждать. Второе - домашние обстоятельства. Третье - характер: выдержит ли? Пожалуй, есть еще и четвертое - врач. Хватит ли сил, способен ли взять ответственность…

У каждой кровати идут эти расчеты. Вот, наконец, Лена. Клапан вшит три месяца назад. Лежит довольная, всем улыбается.

– Совсем хорошо себя чувствую, когда вы меня домой отпустите?

Тон даже немного капризный. Так много с ней возились, что уже вообразила себя центром вселенной. Умишка маловато, девушка молоденькая. Но не буду пресекать. Спасибо, что не умерла.

– Выпишем. На этой неделе сделают все исследования, и в следующий понедельник домой. Довольна? Давай послушаем.

Я уже слушаю эти клапаны без страха. Уже знаю, что прирастают - и прочно. Почти уверен в успехе. Много можно людей спасти. Так и хочется начать широко оперировать, каждую неделю. Вон американцы вшили несколько сот аортальных клапанов. Хорошая статистика. А вот митральные у них не получаются. Молодец Миша - такой клапан сделал отличный. Мы, русские, тоже не лыком шиты. Сильно на него надеюсь. А ткань, идущая на клапаны, проверена. Сам слышал в Штатах, как хирург говорил, что оперировал одного больного через год - и створка как новенькая, ничего ей не сделалось.

Приятно, когда чего-то достигнешь. Даже если не знает никто. Но лучше, если знают. Мы уже доложили в Москве на научной сессии о первых трех операциях. Статью в журнал попросили. Напишем.

Дальше. Идем дальше.

Последняя палата этого отделения. Устал. В общем все хорошо. Есть, конечно, осложнения, ошибки, но «в пропорции». Даже у Степы в палате порядок. Все записано, исследования сделаны. Лечение получают правильно. Петро небось в субботу проверил. Оберегает. Месяца два ходил в героях после Саши, того случая с прямым переливанием крови. Но потом опять проштрафился, правда, не сильно. До ультиматума не дошло. Может, и притрется? Парень честный.