Одиннадцать — девять.
Мы еще продвигаемся вперед и наконец спрыгиваем вниз — я первый раз оказываюсь в немецком окопе; мы вопим так, словно от этого зависит наша жизнь, несемся по незнакомым проходам, и я понимаю, что на ходу стреляю куда попало; я заворачиваю за угол, бью прикладом по голове мужчину постарше, ломая ему не то нос, не то челюсть, и он падает.
Не знаю, сколько времени мы проводим в этом окопе, но наконец мы им окончательно завладеваем. Мы захватили немецкий окоп. Вокруг валяются немцы, все до единого мертвые, и сержант Клейтон восстает, как Люцифер из адовой утробы, собирает нас и сообщает, что мы хорошие солдаты, выполнили свой долг, как он, сержант, нас учил, и это важная победа Добра над Злом, но нам нельзя расслабляться, нужно этой же ночью продолжить наступление, в миле на северо-запад есть еще один окоп, и нам надо немедленно добраться туда, иначе мы утратим стратегическое преимущество.
— Четыре человека останутся здесь охранять захваченную территорию, — говорит он, и каждый из нас молится про себя, чтобы выбрали его. — Милтон, Бэнкрофт, Эттлинг, Сэдлер, вы четверо, ясно? Думаю, атаки можно не опасаться, но все равно не расслабляйтесь. Милтон, возьмете мой пистолет, ясно? Вы — командир. Остальные, в случае чего, стреляйте из винтовок. Если другое подразделение начнет наступать с востока.
— А если они начнут наступать, сэр, как нам обороняться? — неосторожно спрашивает Милтон.
— Включите соображалку, — отвечает Клейтон. — Вас этому учили. Но я чуть позже вернусь сюда, и если окажется, что фрицы снова заняли этот окоп, я лично расстреляю каждого из вас!
В этот совершенно безумный миг я начинаю хохотать, настолько бессмысленны его угрозы: если немцы снова захватят окоп, мы все четверо мгновенно окажемся на небесах.
* * *
— Пойду осмотрюсь, — говорит Уилл и скрывается за углом, лениво забросив винтовку за плечо.
— Прямо не верится, что нас оставили тут, — ухмыляется мне Милтон. — Вот свезло, а?
— Да нет, — возражает Эттлинг, тощий парень с огромными глазами, похожий на какое-то земноводное. — Я бы с радостью наступал дальше.
— Это легко говорить, когда делать не надо, — презрительно отвечает Милтон. — Сэдлер, что скажешь?
— Говорить легко, — киваю я и оглядываюсь по сторонам. Стрелковые ступени у немцев из лучшего дерева, чем у нас. Стены сделаны из неровного бетона — интересно, был ли у немцев инженер-строитель, когда сооружали этот окоп. Кругом валяются мертвые тела, но я уже давно привык к покойникам.
— Поглядите, какие у них одиночные окопы, — говорит Милтон. — Неплохо устроились, а? По сравнению с нашими — просто роскошно. Вот же идиоты, позволили себя захватить.
— Смотрите, карты. — Эттлинг наклоняется и подбирает восьмерку пик и четверку бубей. Странное дело, то, что я нафантазировал чуть раньше, оказывается реальностью.
— Как ты думаешь, за сколько времени они захватят тот окоп? — спрашивает Милтон, глядя на меня.
Я пожимаю плечами и достаю сигарету.
— Понятия не имею, — говорю я, закуривая. — Часа за два? Если вообще захватят.
— Не смей так говорить, — зло отвечает он. — Как пить дать захватят.
Я отвожу взгляд, думая о том, куда запропастился Уилл, и тут же слышу шаги — кто-то в сапогах идет по грязи. Из-за угла появляется Уилл. Но уже не один.
— Черт возьми, — произносит Милтон, оборачиваясь. На лице у него восторг, смешанный с недоверием. — Кого это ты привел, а, Бэнкрофт?
— Он прятался в одном из укрытий ближе к тыльной части, — объясняет Уилл и выталкивает вперед мальчика, который с ужасом оглядывает нас всех по очереди. Мальчик очень тощий, белобрысый, с челкой, которую, похоже, откромсали как попало, лишь бы волосы не лезли в глаза. Он заметно дрожит, но храбрится. Под слоями грязи — милое, детское лицо.
— Эй, фриц, ты кто такой? — спрашивает Милтон, как говорят с идиотами — громко и угрожающе; он подходит вплотную к мальчику, нависает над ним, а тот пятится в страхе.
— Bitte tut mir nichts[10], — говорит мальчик. Слова выскакивают быстро-быстро, словно спотыкаясь друг о друга.
— Что он говорит? — спрашивает Милтон, глядя на Эттлинга, словно тот должен был понять.
— А черт его разберет, — раздраженно отвечает Эттлинг.
— И хрен ли мне тогда от него толку? — злится Милтон.
— Ich will nach hause[11]. Bitte, ich will nach hause, — твердит мальчик.
— Заткнись! — рявкает Милтон. — Все равно мы ни слова не понимаем. Так он там один был?
Последняя фраза обращена уже к Уиллу.
— Вроде бы, — отвечает Уилл. — Там окоп кончается. Куча тел, но живой вроде бы он один.
— Наверное, лучше его связать, — предлагаю я. — Мы сможем взять его с собой, когда двинемся дальше.
— Взять его с собой? — переспрашивает Милтон. — Это еще зачем?
— Затем, что он военнопленный, — говорит Уилл. — А что мы, по-твоему, должны с ним сделать? Отпустить?
— Бля, еще чего, отпускать его. Но обуза нам тоже не нужна. Давайте отделаемся от него прямо тут, и все.
— Ты прекрасно знаешь, что так нельзя, — резко обрывает Уилл. — Мы не убийцы.
Милтон смеется и оглядывается кругом, указывая на лежащих мертвых немцев: их тут десятки. Мальчик-немец тоже на них смотрит, и я вижу по его глазам, что он узнает их — это были его друзья, а теперь он остался один-одинешенек. Как бы ему хотелось, чтобы они ожили и защитили его.
— Was habt ihr getan?[12] — спрашивает мальчик, глядя на Уилла, в котором, похоже, видит главного защитника, раз это Уилл его нашел.
— Тихо, — говорит Уилл, качая головой. — Сэдлер, посмотри кругом, нет ли веревки.
— Бэнкрофт, да не будем мы его связывать! — сердится Милтон. — Не строй из себя исусика. Это даже не смешно.
— Не тебе решать. — Уилл повышает голос: — Я взял его в плен, ясно? Я его нашел. Я и буду решать, что с ним делать.
— Mein vater ist in London zur schule gegangen[13], — говорит мальчик, и я гляжу на него, всем сердцем желая, чтобы он молчал, потому что его мольбы лишь ухудшают дело. — Пиккадилли-Серкус! Трафальгарская плошать! Букингемски тфорец!
Он выкрикивает эти названия с фальшивой бодростью.
— Пиккадилли-Серкус? — удивленно переспрашивает Милтон. — Трафальгарская площадь, бля? О чем это он?
Безо всякого предупреждения Милтон отвешивает мальчику оплеуху — такую сильную, что у того изо рта вылетает гнилой зуб, у нас у всех зубы гнилые, и падает на лежащее рядом мертвое тело.
— Господи, Милтон, ты что, спятил? — Уилл делает шаг к нему.
— Он немец, скажешь — нет? Противник, черт бы его побрал. Ты что, не помнишь, какой нам дали приказ? Противников мы убиваем.
— Только не тех, которых взяли в плен, — не сдается Уилл. — Именно этим мы отличаемся от них. Или должны отличаться. Мы уважаем человеческое достоинство. И человеческую жизнь.
— А, ну да! — кричит Эттлинг. — Я и забыл, твой папаша ведь священник? Ты, Бэнкрофт, как есть алтарного вина перепил.
— Захлопни пасть, — парирует Уилл, и трус Эттлинг повинуется.
— Слушай, Бэнкрофт, — говорит Милтон. — Я не собираюсь с тобой спорить. Но выход только один.
— Уилл прав, — соглашаюсь я. — Мы сейчас свяжем этого парня и отдадим сержанту Клейтону, а тот пускай уже сам решает, что с ним делать.
— Сэдлер, тебя вообще кто-нибудь спрашивал? — насмешливо кривится Милтон. — Чего еще от тебя ждать, бля. Ты вечно Бэнкрофту в рот смотришь.
— Заткнись, Милтон. — Уилл надвигается на него.
— Не заткнусь! — рявкает Милтон, глядя на нас так, словно готов смахнуть обоих одним движением, не задумываясь, как только что ударил мальчика-немца.
— Bitte, ich will nach hause, — снова говорит мальчик. Голос его испуганно срывается.
Мы все трое смотрим на него, а он очень медленно, осторожно подносит руку к нагрудному карману гимнастерки. Мы, заинтригованные, смотрим. Карман такой маленький и плоский, что в нем как будто ничего и нету, но немец вытаскивает небольшую карточку и протягивает нам; рука у него дрожит. Я первым беру фотографию и гляжу на нее. Мужчина и женщина средних лет улыбаются в камеру; между ними стоит маленький светловолосый мальчик, щурясь на солнце. Лица различить трудно — фотография очень зернистая. Она явно очень давно живет у него в кармане.
— Mutter![14] — произносит он, указывая на женщину на фотографии. И на мужчину: — Und vater[15].
Я смотрю на фотографию, потом на него, а он с умоляющим видом оглядывает нас всех.
— В бога душу мать! — кричит Милтон, хватает мальчика за плечо и дергает к себе, одновременно отступая на несколько шагов, так что они оказываются на противоположной стороне окопа от нас с Уиллом и Эттлингом. Милтон выхватывает из кобуры пистолет Клейтона и взводит курок, проверяя, заряжен ли пистолет.
