- То-то мне всё время кажется, - улыбнулся Иван Ильич, - что мы раньше где-то встречались, - и оба весело рассмеялись, радуясь давней встрече в тёплом местечке.
- А вы, Иван Ильич – женоненавистник, - сделала она не тот вывод, и он резко возразил:
- Неправда! Я только противник противоестественных официальных связей, и сегодняшние молодые, всё реже пользующиеся официальным браком, поддерживают меня. Ну, а если он есть, то стоило бы использовать в брачных взаимоотношениях опыт гаишников.
- Вы ещё и автомобилист? – почтительно улыбаясь, спросила Вера Васильевна.
Заядлый автомобилист не стал отвечать, чтобы не множить грехи, и так объяснил суть гаишной инъекции в брачную болезнь:
- Поскольку вождение авто и супружеская жизнь одинаково опасны, то представляется разумным и необходимым регулярно подтверждать свои права на её продолжение психологическим экзаменом. Скажем, каждые пять лет, с обязательным медицинским переосвидетельствованием и характеристиками от второй половины и её стариков. Не сдал – отвали, не порти рода человеческого. И тогда не придётся со скрипом и скрежетом выносить лишнюю мебель.
Они опять рассмеялись, и он понял, что идея его понравилась.
- А где же Дарька? – вдруг увидел он, что Юлька одна скучает, обнюхивая ближние к тропе кусты.
Вера Васильевна тоже остановилась и тоже начала оглядываться вокруг, выискивая Юлькиного партнёра, но он как в воду канул.
- Это я виновата, - попыталась успокоить взволновавшегося хозяина. Женщины умеют брать вину на себя, не чувствуя себя при этом виноватыми. – Я вас заговорила, - врала во благо. – Стойте! – подняла голову и, повернувшись к лесу, вслушалась в дальние шумы. – Слышите?
- Что? – ничего не услышал он.
- Собачий лай. – С подсказкой и он услышал. – Не ошибусь, если Сударь там.
- Зачем? – засомневался хозяин-растеря, досадуя на нелепое утверждение. – Что он там потерял?
- Не потерял, а нашёл, - непонятно объяснила опытная собачница, и пояснила: - Вероятно, какая-то сучка с течкой собрала стаю, и Дарька ваш умчался на запах и возбуждённый лай, - и ещё пошутила, дура: - Он ведь не состоит с Юлькой в официальном браке.
Но Иван Ильич даже не сразу сообразил, о чём она, устремившись на лай сломя ноги и голову, спотыкаясь о корни и ветки, отталкивая их и ломая, словно разгорячённый бык. «Идиот подержанный!» - клял он себя, забыв попрощаться. – «Раскукарекался! Распустил общипанные перья! Проворонил пса!» В голове калейдоскопом проносились короткие сцены, одна страшнее другой. То Дарька лежал растерзанный, запрокинув голову с перегрызенным горлом, то, искусанный, сидел в луже крови и жалобно выл-стонал, призывая нерадивого хозяина, то из последних сил убегал от страшных громадных псов, падал, уворачиваясь, переворачивался на спину и отбивался маленькими лапками и коротенькими клычками. А в больших глазах… Увидев последнее Иван Ильич ускорил шаг, а потом и побежал трусцой напролом, не обращая внимания на кусты, хлещущие ветвями по лицу, плечам, рукам. Хорошо, что на окраине леса не попадалось деревьев, а то бы он и на них не обратил внимания. «У тебя гипертрофированная мнительность», - говорила Элеонора, перечисляя его многочисленные недостатки, - «тебе не суждено быть успешным руководителем, из тебя получился бы хороший Данко… для расчистки поля деятельности деловым людям».
Неожиданно выбежав из кустов, он увидел, наконец, стаю. Чёрно-белая сука средних размеров в окружении десятка разнокалиберных поклонников броуновски передвигалась между кучами свалки то вперёд, то возвращаясь, то замысловатыми кругами, а вся свора компактно повторяла её движения, не отпуская ни на шаг. Рядом с сукой, бок о бок, пристроился крупный жёлто-пегий пёс с обвислыми ушами, то и дело по-хозяйски укладывая голову ей на холку. С другой стороны, ревниво следя за соперником, шёл почти такого же размера чёрный зверь. Претенденты помельче и поскромнее видом бежали в свите, и самые маленькие неистово лаяли – единственное, что они могли противопоставить силе фаворитов. Иван Ильич не сразу и разглядел Дарьку. Бедный малыш семенил самым последним, не вмешиваясь в брачную разборку, но и не отставал, неумолимо ведомый инстинктом продолжения рода. Иногда сука останавливалась, мочилась, и все кобели поочерёдно жадно вынюхивали и вылизывали течку, а Дарьке доставались крохи, когда стая убегала дальше.
- Дарька!! – закричал Иван Ильич, не останавливаясь. – Стой!
Где там! Малыш оглянулся, посмотрел отрешённым взглядом и, что есть силы, припустился вслед за стаей, убегавшей в испуге в лес. Для Дарьки сейчас хозяина не было. А тот сгоряча побежал следом, опять быком вломился в кусты, да разве на двух ногах угонишься за четырьмя. Ещё немного поплутав, ориентируясь на затихающий в отдалении лай, он остановился весь в поту. С непривычки в голове гулко стукало, в низу живота ёкало, а в ушах назойливо звучал мотив разухабистой песенки с идиотскими словами «нас на бабу променял». «Хватит! Не хватало ещё, чтобы высокоинтеллектуальный гомо сапиенс гонялся за собачьей стаей!» - разозлился Иван Ильич на неблагодарного пёсика. – «Дальше и шагу не сделаю! Провались он пропадом, дьяволёнок!» Ругаясь и кляня всё на свете, он достал платок, обтёр пот с лица и шеи, кое-как стряхнул пыль с брюк и пиджака, вымокшим платком размазал грязь на поцарапанных туфлях, выбросил грязную тряпку и шумно вздохнул, окончательно освобождаясь от остатков дурацкой энергии, оглянулся на затихший лес и с тяжёлым сердцем поплёлся восвояси. Пошёл прямиком через свалку, не обращая внимания на гюговских бомжей, рывшихся в мусоре, шёл и всё оглядывался, но негодника следом не было. «Чёрт с тобой!» - думал с горькой обидой. – «Не хочешь жить по-человечески, топай на базар, ночуй у себя на лестничной клетке, а я тебе больше не товарищ!» Вздыхал и опять оглядывался. Пусто! «Сколько волка ни корми, а он всё в лес смотрит», - усмехнулся, вспомнив о волчьей стае Дарьки. По пути зашёл в магазин, взял пельмени. «Ведь голодный, подлец!» Утром они не успели поесть, в обед – не собрались. «Ну и сдыхай с голоду, если не загрызут!» А может, уже дома? Иван Ильич ускорил шаг, но дома пса не было.
- Иван Ильич, здравствуйте, заходите поужинать, - как всегда высунулась на шум открываемой двери назойливая соседка с отвратительными глазами.
- Не хочу! – отрезал он зло и захлопнул за собой дверь, даже не осведомившись об алкаше.
В замедленном темпе, как сонный, сварил пельмени, поковырял вилкой в тарелке, то и дело роняя выскальзывающий обратно в тарелку продукт и не ощущая вкуса элитной продукции со всевозможными добавками вместо мяса. Штук двадцать хорошенько обвалял в масле и сложил в Дарькину миску. Сменил ему воду. Не зная, чем заняться, сел в кресло и включил телевизор. Передавали «Вести». Чуть посмотрел, буркнул: «Тоже петросянщина», выключил и лёг на диван, закрыв глаза. И сразу увидел стаю и бегущего последним Дарьку. «Чёрт!» - выругался, встал, вышел на балкон, осмотрел двор и предподъездную дорожку – чёрта не было. «Почитать, что ли?» Выбрал зачитанный, но давно не читаный детектив Бредбери и снова улёгся на диван. Не читалось. Оделся и вышел на улицу. Ноги сами понесли в сторону свалки, но лая оттуда не слышалось. Побродил по улицам, всячески удерживаясь, чтобы не вернуться побыстрее домой. Терпел целый час и почти вбежал в подъезд, на этаж, в квартиру. Пса не было. Заметно стемнело. Сварил крепчайший кофе, напился, снова лёг и незаметно заснул одетый. Очнулся уже в полной темноте, пошёл по надобности в туалет и чуть не наступил на распластанное на боку тело. Дарька необычно лежал на голом полу у порога, носом к дырке. В свете туалетной лампочки он приоткрыл глаза, не двигаясь, безразлично посмотрел на хозяина, словно сообщая, что тот не мешает, и усталые глаза снова закрылись. Иван Ильич на цыпочках вернулся, быстро и тихо разделся, улёгся на кровать лицом к дверям и успокоенно заснул во второй раз. А проснулся второй раз, когда за окном уже посветлело. Быстро встал и, не одеваясь, прошёл к входной двери. Дарьки не было.
-4-
Он ждал до последнего, не попал на свой автобус и в кои-то веки опоздал на работу на целых пять минут. Хорошо, что остальные ещё не пришли, и каяться было некому. С усилием изгоняя прерывистые мысли о Дарьке, принялся за чертежи и, поскольку скелетная схема прибора получалась что называется – красивой, просидел над ней, не отвлекаясь, целый час, пока не явился опухший и серый Михаил, прозрачный, как бутылочное стекло.
- Привет, - поздоровался вяло и сухо. – Что новенького?
- Будь здрав, - ответил трудоголик. – О новеньком ты больше от жены узнаешь, чем от меня. – Не удержавшись, похвастался: - Вот, - хлопнул ладонью по чертежам, - затеял новую модель, лазерную!
Бледное лицо начальника сморщилось в отвращении.
- Шматко собрался уходить?
- Паршивая овца с возу – везти легче, - выразил своё отношение к ренегату знаток пословиц. – Я бы вообще всех уволил.
