Али откашлялся.
— Что еще? Что еще? Да, мои дети. Старшего сына зовут Омар, а второго — Хасан. Когда моя жена забеременела в третий раз, у меня было предчувствие, что она родит дочь. Я был очень рад. Я решил, что если это будет девочка, я сделаю ей особый подарок — придумаю оригинальное имя. Я назвал ее Хибба, что значит «подаренная». Я не думал, что другой иракец — или даже другой араб — мог назвать свою дочь столь прекрасным именем. Но однажды мы с моей свитой ехали по улице. Охранник, который сидел рядом со мной, заметил кафе-мороженое под названием «Хибба». Я так удивился, что приказал остановить машину. Мы вышли, разыскали владельца кафе. Тот дрожал от страха. Я попросил его успокоиться, сказав, что приехал полакомиться мороженым. Когда он подал мороженое, я спросил, откуда он взял название «Хибба». Он ответил, что так зовут его старшую дочь и он назвал магазин в ее честь. Я был просто в шоке! В тот день я узнал, что Хибба — популярное имя, его носят дочери многих гордых отцов. — Али застенчиво добавил: — А я-то думал, что оно пришло в голову только мне!
Кажется, Али задумался, вспоминая другие истории. Размышления вновь заставили его заговорить о страхе, который он возбуждал в окружающих.
— Не понимаю, почему люди так меня боятся. — Али с озорной улыбкой взглянул на Майаду. — А ты меня боишься?
Впервые ей стало не по себе.
— А мне следует вас бояться? — прошептала она.
На его лице промелькнула веселая усмешка, и он тут же сказал:
— Ни в коем случае! Ты — внучка великого человека. Все люди в Ираке любят тебя, так же как дедушка Сати.
Али отвернулся, чтобы налить стакан воды, и Майада быстро посмотрела на часы. Он без перерыва проговорил три часа кряду. К счастью, зазвонил телефон, и он взял трубку. Сказав несколько слов, Али известил Майаду, что у него назначена другая встреча. Но он настоял на том, чтобы она вернулась на следующее утро, потому что у него много, очень много других интересных историй, которые она обязательно должна включить в свои статьи и книги.
Майаду переполняли смешанные чувства. С одной стороны, она не верила в свою удачу: она ничего не сделала, чтобы завоевать доверие этого человека, который раньше отказывался говорить с журналистами; однако он изливал перед ней свое сердце, предлагая рассказать в журнале и книге о событиях, происходивших в его жизни. С другой стороны, этот неотесанный мужлан, который считал себя выдающимся человеком, мог завалить писателя работой на долгие годы.
Мать Майады предложила правдоподобное объяснение странного поведения Али аль-Маджида. Она решила, что Саддам посоветовал Али открыться Майаде. В противном случае он бы не посмел с такой откровенностью предаваться воспоминаниям. Когда Саддам был бедным каирским студентом, его очаровала добрая слава и интеллигентное поведение Сати аль-Хусри. Саддам видел, что великий человек никогда не отказывал самому жалкому студенту, который задавал ему вопросы, желая углубить свои знания. Восхищение, которое Саддам испытывал к Сати, перенеслось на его дочь и внучек.
Три дня подряд Майада внимательно слушала, вежливо кивала и записывала все, что сказал Али аль-Маджид. Иногда, поднимая глаза от блокнота, она замечала, что он пристально ее разглядывает. Она внимательно смотрела на него в ответ, но вскоре поняла, что его взор направлен не на нее, а на собственный образ на страницах книги. Маниакальное поведение Али пугало и изматывало ее, и Майада была счастлива, когда представила Камилю готовый материал. Редактор радостно заверил ее, что у нее достаточно информации для нескольких статей и даже книги.
После этого карьера Майады пошла в гору. О ней стали говорить, что она способна взять интервью у самых скрытных правительственных чиновников. Успех помог забыть о бессмысленности брака, лишенного любви, и иногда Майада чувствовала себя совершенно счастливой, как будто впереди ее ждало только хорошее.
Через несколько месяцев ей позвонил доктор Сааб, глава управления Али аль-Маджида. Он сказал:
— Завтра у нас состоится демократическое собрание. Али аль-Маджид хочет, чтобы вы присутствовали и написали статью о том, как оно проходило.
Разумеется, Майада согласилась. Она думала, что репортаж станет сенсационным материалом, и сообщила хорошую новость Камилю. Завтра она не пойдет на работу, а отправится в офис Али аль-Маджида.
Когда она ложилась спать, то трепетала от радостного предвкушения, уверенная, что ее карьера развивается в правильном направлении.
Она никогда не бывала на подобных собраниях и потому приехала в старый офис доктора Фадиля без четверти девять.
В Багдаде стоял прекрасный летний день. Майада надела кипенно-белое платье в морском стиле с синей тесьмой, которое мать купила для нее в Лондоне, надушила мочки ушей и запястья духами «Fashion De Leonard». Она ни о чем не волновалась и была на седьмом небе от счастья.
Здание тайной полиции оказалось огромным, но один из помощников Али провел ее в спортивный зал, где проходили собрания. Внутри находился плавательный бассейн и большая сцена, на которой стоял длинный стол, множество стульев, а также два микрофона. На сцену смотрели ровные ряды кресел.
Майаду провели в первый ряд. Она пришла первой и потому стала разглядывать людей, которые вслед за ней входили в зал. Почему-то в голове у нее звучал хит группы «Mamas and Papas» «Monday, Monday».
Вскоре зал заполнился людьми, и когда в него вошел Али аль-Маджид, сопровождаемый охранниками, все замолчали. Позади него следовала группа других высокопоставленных чиновников.
Али оглядел комнату и увидел Майаду, которая сидела в передних рядах. Он кивнул ей и улыбнулся, а затем встал перед микрофоном. Али произнес короткую речь, известив присутствующих о нововведениях в управлении безопасности. С тех пор как он занял место доктора Фадиля, произошли большие изменения. Али объяснил, что теперь в управлении воцарится демократия и лидер Саддам Хусейн, да спасет его Аллах, полностью поддерживает эту инициативу.
Все заулыбались и поспешно зааплодировали.
Когда аплодисменты смолкли, Али аль-Маджид продолжил речь, сказав, что решил приберечь самое важное напоследок. Впервые за время выступления его лицо стало печальным и суровым.
— Раньше, до того, как я стал работать в управлении безопасности, преступники в нашей стране просто исчезали. Их сажали в тюрьму или даже казнили, но родственники не знали, где они находятся, как долго будут отбывать наказание за свое преступление… и живы ли они вообще. Это неправильно. И, видит Бог, я изменю этот порядок. Начиная с настоящего момента, когда преступника арестовывают, предъявляют ему обвинение или выносят приговор, семью будут извещать об этом. Возможно, родственники решат отречься от злоумышленника, но это будет их выбор.
Майада беспокойно огляделась по сторонам. Многие люди, сидящие в зале, нервно ерзали на своих местах. Было сложно поверить, что Али аль-Маджид говорит откровенно, очевидно, не понимая, что критика в адрес коллег может вызвать скандал. Подобная открытость была табу для партии баасистов, даже для родственников Саддама, и в особенности на публичном собрании. Происходило нечто необычайное. Поэтому Майада перестала писать, включила диктофон и стала внимательно слушать. У нее сильно билось сердце.
Али аль-Маджид продолжил:
— Я хочу, чтобы родственники всех преступников знали, что случилось с дорогими их сердцу людьми. Видит Бог, по-другому быть не должно. — Он посмотрел в заднюю часть сцены и выкрикнул имя некоего человека. К сцене подошел высокий худой мужчина с редеющими волосами и тонкими чертами лица. Он встал перед микрофоном и сказал:
— Моего единственного сына арестовали шесть месяцев назад. Я не знаю, где он находится. Вот его имя. — Он подошел к Али аль-Маджиду и протянул ему листок. Тот секунду смотрел на него, затем сжал в кулаке и быстро зашелестел бумагами, которые передал ему помощник. Затем он достал из маленькой коробки диктофон и сказал:
— Да. Вашего сына обвинили в государственной измене и казнили. Местонахождение могилы неизвестно. Вот запись признания. Идите домой и послушайте, чтобы вам не пришло в голову оплакивать смерть предателя.
Бедный отец в изумлении отступил назад. Ему удалось устоять на ногах, но он коснулся плеча Али и выкрикнул:
— Мой сын мертв? Мой сын мертв?
Двое охранников выбежали на сцену и подхватили его, прежде чем он без сил рухнул на пол. Его увели, и Майада видела, как он вцепился в кассету, словно это было драгоценное тело погибшего сына.
Майада не могла отвести глаз от лица Али аль-Маджида. Он нелепо улыбался, а затем с убеждением закричал:
— Хорошо, что отец знает, что его сын предатель. Да! Может, он совершил ошибку, воспитывая его. Теперь он будет осмотрительнее с дочерьми.
Майада опустила глаза и уставилась на свои ноги.
