— Ага. Была молодой. Господи, ты посмотри на эти волосы, светлые, аж задницу прикрывают. Но УМЕРЛА! Кошмарно и окончательно умерла, навсегда. Вот невезуха! Я такого не понимаю.
— Как ты думаешь, ей сколько было?
— Да не похожа она на мертвую, — сказал Билл.
— Тем не менее.
— Посмотри только, какие сиськи! Какие ляжки! Какая пизда!. Во пизда: по-прежнему как живая!
— Ага, — сказал Тони. — Про пизду знаешь, как говорят: первой появляется, последней уходит.
Тони подошел к пизде, потрогал. Приподнял одну грудь, поцеловал эту чертову дохлятину.
— Так грустно, все так грустно — живем всю жизнь, как идиоты, а в самом конце подыхаем.
— Трупы нельзя трогать, — сказал Билл.
— Она прекрасна, — ответил Тони, — даже мертвая, она прекрасна.
— Ага, только будь она живой, на такую шантрапу, как ты, даже бы не глянула. Сам же знаешь.
— Еще бы! В этом-то все и дело! Теперь она ОТКАЗАТЬ не сможет!
— Ты это о чем, к ебене фене?
— О том, — ответил Тони, — что хуй у меня твердый. ОЧЕНЬ ТВЕРДЫЙ!
Тони сходил и налил себе из банки. Выпил.
Потом подошел к покойнице, стал целовать ей груди, запускать в ее волосы пальцы и в конце концов впился ей губами в мертвый рот. Поцелуй живого и мертвой. А потом взгромоздился на нее.
Это было ХОРОШО. Тони таранил с подвывертом. Ни разу в жизни такой хорошей ебли у него не было! Он кончил. Скатился, вытерся простыней.
Билл наблюдал за процессом, то и дело поднося ко рту галлон мускателя под тусклой лампочкой.
— Господи, Билл, это было прекрасно, прекрасно!
— Да ты совсем рехнулся! Ты только что выебал покойницу!
— А ты всю жизнь покойниц ебал — дохлых теток с дохлой душой и дохлой пиздой, только не знал этого! Прости, Билл, но ебаться с нею было прекрасно. Мне ничуть не стыдно.
— Она настолько хороша?
— Ты не поверишь.
Тони сходил в ванную и поссал.
Когда он вернулся, Билл уже сидел на теле верхом. Продвигался он успешно. Даже постанывал и немного рычал. Затем нагнулся, поцеловал этот мертвый рот и кончил.
Потом скатился, схватил край простыни, вытерся.
— Ты прав. Никогда в жизни не ебался лучше!
После чего они оба сидели на стульях и смотрели на нее.
— А интересно, как ее звали? — спросил Тони. — Я влюбился.
Билл засмеялся:
— Вот теперь я знаю, что ты назюзюкался! И в живую-то бабу только придурок конченый влюбится, а ты на мертвой залип.
— Ну залип, и что с того? — сказал Тони.
— Залип так залип, — сказал Билл. — Теперь-то что будем делать?
— Выкинем ее отсюда к чертовой матери! — ответил Тони.
— Как?
— Так же, как и затащили: по лестнице.
— Потом?
— Потом — в твою машину. Отвезем в Венецию на берег и скинем в море.
— Вода холодная.
— Она ее почувствует не больше, чем твой хуй у себя внутри.
— А твой? — спросил Билл.
— Его она тоже не почувствовала, — ответил Тони.
Вот она — дважды выебанная, мертво разлатанная на простынях.
— Шевели мослами, крошка! — заорал Тони.
Он схватил ее за ноги и подождал. Билл схватил за голову. Когда они выбежали из комнаты, дверь осталась открытой. Тони пинком захлопнул ее, как только оказались на площадке; простыня больше не обматывала тело, а, скорее, на нем телепалась. Как мокрая тряпка на кухонном кране. И снова многажды стукались голова, бедра и обширная задница о стены и лестничные перила.
Они зашвырнули ее на заднее сиденье к Биллу.
— Постой, постой, малыш! — завопил Тони.
— Чего еще?
— Пузырь забыли, ишак!
— Ох блин.
Билл остался сидеть и ждать с мертвой пиздой на заднем сиденье.
Тони был человеком слова. Вскоре выбежал с банкой муски.
Они выехали на шоссе, передавая банку друг другу и отпивая хорошими глотками. Стояла теплая и красивая ночь, луна, разумеется, была полна. Только не совсем ночь. Часы уже показывали 4:15 утра. Все равно хорошее время.
Остановили машину. Еще глотнули доброго мускателя, вытянули тело и поволокли его долгим-долгим, песчаным-песчаным пляжем к морю. Потом добрались наконец до той его части, где песок то и дело заливало прибоем, где в песке, мокром, пористом, было полно песчаных крабиков и их норок. Там они опустили труп и приложились к банке. Время от времени наглая волна обдавала всех троих: Билла, Тони и мертвую пизду.
Биллу пришлось поднять с песка, чтобы отлить, а поскольку его учили манерам девятнадцатого века, отлить он отошел на несколько шагов по пляжу. Когда друг удалился, Томи стянул простыню и посмотрел на мертвое лицо в сплетеньи и колыханьи водорослей, в соленом утреннем воздухе. Тони смотрел на это лицо, а Билл ссал у берега. Милое доброе лицо, носик остренький, но очень хороший рот, и теперь-то, когда тело уже почти застыло, он склонился к ней, очень нежно поцеловал в губы и сказал:
— Я люблю тебя, сука дохлая.
И накрыл тело простыней.
Билл стряхнул последние капли, вернулся.
— Мне б еще выпить.
— Давай. Я тоже глотну.
Тони сказал:
— Я ее от берега отбуксирую.
— А ты хорошо плаваешь?
— Не очень.
— А я хорошо. Я и отбуксирую.
— НЕТ! НЕТ! — заорал Тони.
— Черт побери, хватит орать!
— Я сам ее отбуксирую!
— Ладно! Ладно!
Тони еще раз хлебнул, стянул простыню вбок, поднял тело и медленно зашагал к волнолому. Мускатель ударил в голову сильнее, чем Тони предполагал. Несколько раз большие волны сбивали их с ног, вышибали ее у него из рук, и он отчаянно барахтался, бежал, плыл, выискивая в волнах тело. Потом замечал ее — эти длинные, длинные волосы. Совсем как у русалки. А может, она и есть русалка. Наконец Тони вывел ее за волнолом. Стояла тишина. На полпути между луной и рассветом. Он проплыл немного с нею рядом. Очень тихо. Время внутри времени и за пределами времени.
Наконец он слегка подтолкнул тело. Она отчалила, наполовину погрузившись в воду, и длинные пряди ее волос клубились вокруг тела. Все равно она оставалась прекрасна, хоть мертвая, хоть какая.
Она уплывала от него, попав в какое-то течение. Море взяло ее.
Тони вдруг отвернулся, заспешил, загреб к берегу. Казалось, берег очень далеко. Последним взмахом оставшихся сил Тони выкатился на песок, словно волна, перебитая последним волноломом. Приподнялся, упал, встал, пошел, сел рядом с Биллом.
— Значит, ее больше нет, — произнес Билл.
— Ну. Корм акулий.
— Как думаешь, нас поймают?
— Нет. Дай хлебнуть.
— Полегче давай. Там уже на донышке.
— Ага.
Они вернулись к машине. Билл сел за руль. По пути домой они спорили, кому достанется последний глоток, потом Тони вспомнил о русалке. Опустил голову и заплакал.
— Ты всегда ссыклом был, — сказал Билл, — всегда был ссыклом.
Они вернулись и меблирашки.
Билл ушел к себе и комнату, Тони — к себе. Вставало солнце. Мир просыпался. Некоторые просыпались с бодунами. Некоторые — с мыслями о церкви. Большинство же еще спало. Воскресное утро. А русалка, русалка со своим милым мертвым хвостом — она уже в открытом море. А где-то пеликан нырнул и взмыл с серебристой рыбкой, похожей на гитару.
я купил ей выпить, а потом еще выпить, и уж потом мы поднялись по лестнице за баром. там располагалось несколько больших комнат. она меня разохотила. язычком мне крутила. и мы лапали друг друга всю дорогу, пока поднимались. в первый раз я всунул стоймя, прямо в дверях. она лишь трусики оттянула, и тут я вставил.
потом зашли в спальню, а на другой постели пацан какой-то лежит, там две постели было, и пацан этот говорит:
— здорово.
— это мой брат, — говорит она.
парнишка — прямо доходяга, а по виду — отпетый бандит, но если вдуматься, все люди на свете по виду отпетые бандиты.
в изголовье стояло несколько бутылок вина. они открыли одну, я подождал, пока оба отопьют, потом сам хлебнул.
кинул десятку на комод.
пацан от бутылки не отрывался.
— у него старший брат великий тореадор, Хайме Браво[53].
— я слыхал о Хаймс Браво, он и основном в Т. на арену выходит, — сказал я. — но тюльку на уши мне вешать не надо.
— ладно, — ответила она. — тюльки не будет.
мы немного поговорили, прикладываясь, — просто светская беседа. а потом она погасила свет, и мы сделали это снова, пока на соседней кровати валялся брательник. бумажник я сунул под подушку.
когда мы закончили, она зажгла лампочку и ушла в ванную, а мы с брательником отхлебнули по очереди. когда он отвернулся, я вытерся простыней.
она вышла из ванной, по-прежнему хорошенькая; я имею в виду, после двух случек она все еще хорошо выглядела. груди маленькие, но твердые; сколько бы в них ни было, торчали как надо. а задница — большая, тоже то, что нужно.