Он попытался убедить себя в том, что еще может спасти положение: Элисон избежит заключения! После Палм-Спрингс он остановился в магазине садового инвентаря, купил лопату и мотыгу, заплатил наличными, избегая смотреть в сторону камеры наблюдения, и был почти уверен, что его никто не узнал. Он был самым богатым человеком в этой стране, но о нем писали только экономические издания, он не светился на обложках журналов, как Билл Гейтс или Уоррен Баффет, и был готов спорить на что угодно — красотка, обслужившая его за кассой, читала скорее «Телегид», нежели «Бизнес-уик».
С Элисон все было иначе: ее похождения создали ей скандальную известность у читателей желтой прессы, а это означает — у каждого жителя Лос-Анджелеса. С другой стороны, несмотря на то, что ему рассказала дочь по телефону, Ричарду с трудом верилось, что не было ни одного свидетеля несчастного случая, и он опасался, что полиция вскоре доберется до нее. Ему нужно было действовать быстро.
Очень быстро.
* * *
Еще целый час джип продолжал свой путь через горные массивы и скалистые равнины, поросшие лишь кактусами. К ночи Ричард Харрисон добрался до совершенно дикого пространства, недалеко от границы с Невадой. Он съехал с главной дороги, намереваясь углубиться в местность, состоящую из замшелых булыжников и развалившихся скальных пород. Среди этой бесплодной пустыни он заметил лежащий немного поодаль небольшой участок растрескавшейся земли, осененный «деревом Иисуса».[108] Место приглянулось ему, он остановил машину, оставив зажженными фары.
В семь часов вечера он вонзил мотыгу в землю.
В десять он опустил тело в могилу.
В полночь — последний взмах лопаты.
В час ночи Ричард произнес молитву по покойнику, сел в машину и проделал путь в обратном направлении.
В три часа утра посреди совершенно пустынной местности Куртис сидел в джипе, ожидая сигнала хозяина поджечь машину.
В шесть часов Ричард вернулся в Беверли-Хиллз и отвез дочь в аэропорт.
Через два часа частный самолет миллиардера оторвался от земли и направился в сторону Швейцарии с Элисон на борту.
* * *
Ричард остался в Соединенных Штатах, ожидая последствий.
В первый день не произошло ничего. И на второй, третий и четвертый.
В конце недели он понял, что до них никогда не доберутся и что его дочь выпуталась из этого дела.
Но может ли он вычеркнуть такое из своей памяти и заставить себя поверить в то, что этого никогда не было?
Будущее — это настоящее, вышедшее из прошлого.
Андре Мальро[109]
Сегодня
В самолете
Шесть часов вечера
— Дамы и господа, наш самолет начинает снижение и вскоре приземлится в аэропорту Нью-Йорка. Займите, пожалуйста, ваши места, спинки кресел приведите в вертикальное положение и пристегните ремни.
Объявление командира корабля резко прервало рассказ Элисон.
Словно вырвавшись из страшного сна, молодая женщина подняла глаза и оглянулась вокруг. «Флоридита» быстро пустела, и две стюардессы приглашали последних клиентов занять свои места.
— То, что я совершила, нельзя простить, — сказала Элисон, стирая с глаз остатки туши. — А худшее — это то, что я позволила отцу заняться этим. После той трагедии я осталась в Швейцарии и лечилась от депрессии. Когда я вернулась, все было так, будто ничего не произошло.
Потрясенный и повергнутый в ужас рассказом Элисон, Марк все же попытался найти нужные слова:
— Нет ничего, что нельзя было бы простить, но в жизни есть вещи, которые нельзя изменить. Сколько бы вы ни старались мучить себя, это не вернет ребенку жизнь.
— Это меня не утешает.
— А я и не пытаюсь. Вы должны нести ответственность и быть готовой к тому, что вам может стать еще хуже. Но ваша жизнь не кончена. Есть множество дел, которые вы можете совершить: прийти на помощь другим детям, участвовать в социальных и гуманитарных акциях. И не только вкладывая деньги. Вам решать, но не оставайтесь пленницей вашего прошлого. И потом — может быть, мы не все понимаем…
Он не закончил фразу.
Он подумал о своей чудом вернувшейся дочери и своих собственных страданиях.
Элисон взглядом призывала его продолжать.
— Возможно, страдание не всегда бесполезно, и оно открывает путь к чему-то другому, — предположил он. — Быть может, смысл всего этого от нас ускользает.
Наследница опустила глаза и спросила:
— Какой смысл может иметь смерть ребенка?
Марк открыл рот, но не нашелся, что ответить.
* * *
— Вам пора идти на место, господа, — одна из стюардесс настойчиво приглашает их встать из-за стола.
Марк автоматически встал. Ему хотелось бы пообщаться с Элисон подольше, уговорить ее создать себе будущее даже с таким прошлым.
Самолет начал раскачиваться и пошел вниз, к облакам. Стюардесса поспешила проводить врача к лестнице, ведущей к главной палубе.
В спешке он забыл свой бумажник на одном из столиков «Флоридиты». Когда Элисон заметила это, Марка уже не было. Она осмотрела портмоне, отметила потертость кожи, но с искушением открыть его все-таки справилась. Вместо этого она положила бумажник в карман и дала себе слово вернуть его позже.
Словно сама себе пообещала увидеть его вновь.
* * *
В этот самый момент на Манхэттене Коннор бросил взгляд на часы в стиле ультрамодерн, украшавшие стену его приемной в клинике Моцарта. Здесь он занимался самыми серьезными пациентами, которых не мог лечить в своем кабинете. Менее чем через час он увидит Марка. Он ждал этого момента со смешанным чувством нетерпения и опасения.
В нескольких метрах от него, в глубине изящного дивана, сняв обувь и поджав ноги под себя, сидела Николь. Коннор заметил, что она дрожит, и принес ей одеяло. Она положила его себе на колени, поблагодарив врача взглядом. Он опустил ей руку на плечо, и на мгновение они погрузились в безмолвие, каждый в свое. Солнце садилось над Баттери-парком, наполняя комнату теплым, чайного оттенка светом, создавая контраст с голубыми холодными тонами клиники…
— Как, ты думаешь, он отреагирует, узнав правду? — спросила Николь.
Он тоже задавал себе этот вопрос.
Дружба, которая связывала его с Марком, — сохранится ли она после того, что произойдет? Он вспомнил ту страшную рождественскую ночь, когда три несчастных создания приехали к нему…
29
Ночь, когда все началось
Если не знаешь, куда направляешься, вспомни, откуда идешь.
Африканская пословица
Рождественская ночь 2006-го, в центре Манхэттена…
3 часа 30 минут — Коннор и Элисон
Снег сверкает под уличными фонарями Сохо.
Поставив на стоянку «Астон-Мартин», Коннор возвратился в свои апартаменты, холодные и неуютные, в которых только спит. Когда он нажал на выключатель, зажглась простая, висящая под потолком лампочка, создающая впечатление, будто в квартире идет ремонт. С отсутствующим видом Коннор пересекает большую гостиную с белым паркетным полом. На нем разбросаны несколько картонных коробок, которые он так и не удосужился распаковать. Кухня — такая же неустроенная, как и гостиная. Шкафы пусты, на стеклокерамической плитке — ни единой царапины. Из хромированного холодильника Коннор достает бутылку шардоне, наливает стакан вина и возвращается в гостиную. В комнате леденящий холод, и Коннор прибавляет градусы на термостате, но аппарат продолжает выплевывать холодный воздух. Чтобы согреться, врач залпом проглатывает стакан, наливает другой. Может быть, взять всю бутылку с собой в гостиную?.. Зачастую, когда он не занят работой, Коннор ощущает внутри пустоту — бездну, которую нельзя заполнить: никем, ничем, даже наркотиками.
Вот почему его личная жизнь подобна его квартире.
Она безнадежно пуста.
Он развязывает галстук и делает несколько шагов в сторону широкого окна. Внизу на тротуаре Коннор замечает такого же одинокого, как и он, снеговика, которому отдал свой шарф. Мак-Кой поднимает стакан в направлении своего товарища по несчастью, потом падает на диван и машинально включает большой плоский экран, висящий на стене. Он убирает звук и начинает перескакивать с одного канала на другой: на специальном «Кинозале» показывают отрывки из старых фильмов, события в которых происходят в Рождественскую ночь: «It'a wonderful life»,[110] «Miracle on 34th Street»…
В народных поверьях она считается особенной. Это ночь, когда все может произойти…
Так оно и будет!
Коннор закрывает глаза.
Образ Эви, странной и грустной девочки, попытавшейся украсть у него сумку, продолжает всплывать в его сознании: он знает, что она проведет ночь в холоде и страхе. Он почувствовал, что она была на грани срыва, снедаемая тяжестью своей ненависти, но не сумел помочь ей.
