Большинство из нас никогда не сталкивается с подобной проблемой. Наши дела идут вполне благополучно по крайней мере до тех пор, пока на нашем состоянии не начинают сказываться наследственные болезни, некачественная или избыточная пища или нездоровый образ жизни. Частенько это влияние принимает форму сердечного приступа, который в большинстве случаев вызван застрявшим в артерии тромбом, препятствующим свободному движению крови.
Каждый человек, который хоть раз бежал на время четвертьмильную дистанцию, знает, что я имею в виду. Первые триста ярдов даются бегуну сравнительно легко, но к последнему виражу нехватка кислорода в организме становится столь острой, что мышцы начинают протестовать. Они просто перестают сокращаться, и человек начинает чувствовать себя так, будто на него напало трупное окоченение, хотя на самом деле он вполне жив. Бывалые спортсмены называют последние пятьдесят ярдов четвертьмильной дистанции «медведем», поскольку на этом отрезке бегуну начинает казаться, будто он тащит упомянутое животное на закорках.
Причина этого явления заключается в том, что ножные мышцы бегуна сжигают гораздо больше кислорода, чем способны обеспечить им сердце и легкие. Профессиональные спринтеры могут минимизировать эффект мертвой точки путем специальных тренировок. То же самое относится к велосипедистам, гребцам, марафонцам и представителям некоторых других видов спорта, и все же никакие тренировки не способны устранить то, что раз и навсегда определено человеческой физиологией. Пределы аэробных нагрузок определяются только количеством кислорода и объемом крови, которые легкие и сердце способны перекачать по артериям и капиллярам тела.
Большинству из нас везет получить при рождении нормальные сердца́ и нормальные легкие. Есть, однако, люди, которые появляются на свет с увеличенным легким или с сердцем чуть большего размера – это подтверждают, в частности, статистические исследования, проводившиеся среди бегунов на длинные дистанции. Но некоторым – как, например, Эмме – везет еще меньше, чем остальным. Чем руководствуется природа – этого я так и не узнал, и никакие книги и учебники не помогли мне этого понять.
Когда человек переживает сердечный приступ, та часть его сердца, которая лишается притока свежей крови, обычно умирает. Поразительно, но даже наполовину омертвевшее сердце продолжает качать кровь. Люди не только не умирают, но и продолжают вести более или менее нормальное существование даже в случае, если у них функционирует только часть сердца, хотя образ их жизни меняется коренным образом. Сердце, таким образом, можно назвать не только самым бескорыстным, но и самым надежным, самым преданным и мужественным нашим органом.
Болезнь Эммы, однако, не имела никакого отношения к тромбозу венечных артерий. Ее проблема заключалась в том, что имеющееся у эмбрионов и новорожденных отверстие в межпредсердной перегородке так и не заросло до конца, поэтому ее кровь поступала к легким в крайне недостаточном количестве. Множество людей, живущих на нашей планете, страдают тем же дефектом, однако они об этом даже не подозревают и никогда не будут от этого страдать. Эта болезнь распространена почти так же широко, как западение митрального клапана, когда в момент сокращения левого желудочка створки клапана слегка прогибаются, из-за чего часть крови поступает вместо аорты обратно в предсердие. Эмма тоже могла бы жить, как все, если бы не одно обстоятельство: с годами отверстие в ее межпредсердной перегородке стало увеличиваться, в результате чего ее организм начал испытывать постоянную острую нехватку кислорода.
По мере того как отверстие становилось все больше, само сердце Эммы тоже менялось. Кислородное голодание вынуждало его работать в ускоренном темпе, что вело к росту мышечной ткани (а это вело к дальнейшему увеличению отверстия в межпредсердной перегородке). Разросшаяся сердечная мышца постепенно заполняла внутреннюю полость, в которой располагается сердце – так называемую сердечную сумку, – пока не уперлась в ее стенки. Увеличившееся сердце само лишило себя пространства, в котором оно могло бы нормально функционировать, а это снова привело к тому, что сердце стало работать еще напряженнее, тогда как его коэффициент полезного действия продолжал снижаться. В медицине эта болезнь известна под названием дилатационной кардиомиопатии и часто описывается как увеличение объема камер сердца в результате ускоренного роста сердечно-мышечной ткани. К сожалению, у Эммы эта болезнь прогрессировала слишком быстро; патологические изменения нарастали лавинообразно, и ей что ни день становилось хуже. То, что с ней происходило, можно сравнить разве что с состоянием человека, который пытается затянуть на себе старый ремень с одной-единственной дыркой после того, как прибавил фунтов сорок, причем исключительно в поясе. Можно, конечно, купить новый ремень, побольше, но как увеличить ширину груди, которая почти сравнялась с талией?
Есть такая пословица: первый шаг новорожденного – это шаг к могиле. Звучит она довольно мрачно, но это правда – процесс умирания начинается в момент нашего рождения. У Эммы этот процесс шел примерно в шесть раз быстрее, чем у обычных людей. Я мог бы по пальцам пересчитать дни, когда она не выглядела, как смертельно уставший человек, но самое худшее заключалось в том, что это была не просто видимость. Усталость, вялость не отпускали ее даже во сне: каждый миг своей жизни Эмма чувствовала себя как человек, который бежит последнюю сотню ярдов четвертьмильной дистанции и никак не может отдышаться.
Из книг и статей я знал, что больное сердце Эммы выглядит чрезмерно большим, дряблым, что оно впустую качает кровь, слабея с каждым ударом. И никто, ни один человек на свете не мог сделать абсолютно ничего, чтобы это исправить. После многих лет непосильной работы, работы на износ, ее сердце утратило свойственную мышечной ткани упругость и не поддавалось никакому лечению. И с каждым днем росла опасность того, что этот гипертрофированный мускульный мешок просто разорвется, лопнет, как перекачанная автомобильная шина.
В данном случае слова, что сердце может разорваться, следовало понимать буквально. Из книг я знал, что хрупкая, утратившая прочность и эластичность мышечная ткань действительно может прорваться, и тогда из бреши в стенке желудочка кровь хлынет в околосердечную сумку или перикард – своеобразный мешок, в котором находится сердце. Будучи невероятно прочной, околосердечная сумка очень скоро наполнится, но не лопнет, и находящаяся в ней кровь начнет сдавливать сердце, не давая ему совершать нормальный цикл сокращений и расслаблений. Как только наружное давление крови на сердце превысит давление, которое оно развивает в момент сокращения, наступит состояние, которое называют тампонадой сердца.
В экстренных ситуациях, когда нет времени вскрывать грудную полость, единственным способом ослабить давление на сердце является удаление излишков жидкости из сердечной сумки с помощью прокола. Для этого врач должен ввести в грудину толстую полую иглу – под углом около тридцати градусов, чтобы не задеть легкие, – и постараться проткнуть ею оболочку сердечной сумки. Когда кровь начинает оттекать из перикарда через иглу, давление на сердце снижается, однако это, к сожалению, еще далеко не все. Проблема заключается в том, что через два отверстия – в сердце и в околосердечной сумке – больной с невероятной быстротой теряет кровь и другие жидкости. Это ведет к падению давления в сосудах, что в свою очередь означает дополнительную нагрузку на сердце, и, если не принять немедленных мер, ситуация может довольно быстро выйти из-под контроля.
С одной стороны, сердце по-прежнему сохраняет способность перекачивать кровь, что, так сказать, хорошо. Плохо же то, что сердце очень похоже на старый колодезный насос, который прекрасно работает лишь до тех пор, пока в нем есть вода. Как только вода уходит, запустить его бывает достаточно проблематично. То же самое относится и к сердцу, поэтому после пункции перикарда пациента необходимо как можно скорее доставить на операционный стол, чтобы вскрыть грудину и зашить оба отверстия, сохраняя при этом как нормальную циркуляцию крови, так и ее количество в организме.
Если бы я знал все это, когда был ребенком, я бы разрезал себе грудь и отдал мое сердце Эмме.
Когда мы подошли к причалу у коттеджа Синди, было почти совсем темно, и я невольно подумал, что, возможно, слишком задержал гостей у себя. Доро́гой девочка снова задремала, и, пока Синди привязывала катер, я взял Энни на руки. Не открывая глаз, она обвила мою шею руками, и я с трудом сдержал дрожь. Это было до боли знакомое ощущение – ощущение, которого мне очень не хватало.
