– И что?
– Меня направили делать томограмму головного мозга. Господи, как я боялась! Я так боялась! Ты себе не представляешь!
– Ну? И что показала томограмма?
– Представляешь, оказалось, что у меня есть мозг!
– О, господи!
– Да, результаты превзошли все мои ожидания.
* * *
За столиком в кафе Борис и Анна.
– Вот. – Она достает из папки лист и подает его Борису вместе с ручкой. Борис берет и ручку и бумагу, но откладывает их в сторону:
– Помнишь, я боялся, что ребеночек будет не фонтан, какой-нибудь неправильный ребеночек. Что что-то может перепутаться на уровне каких-нибудь жалких молекулок или звеньев в цепи ДНК. И тогда все последующие биологические и химические процессы будут нарушены.
– Ты всегда чего-нибудь боялся.
– Помнишь, когда ты была уже на девятом месяце, меня затащили в кабинет УЗИ силой и заставили смотреть в монитор. Доктор сказала: «Посмотрите на яички вашего мальчика». Помнишь?
– Помню, – со вздохом отвечает Анна.
– Там действительно ничего не было видно, кроме яичек. Ночью я не мог заснуть. Я ворочался и представлял, что вот родятся яички. Одни только яички и все. Как мы их назовем? Как сложится их дальнейшая судьба?
– И вот эти яички отправляются в Германию, – Анна нетерпелива. – Ты подпишешь?
– Надеюсь, там ему будет лучше, – Борис берет в руки лист и расписывается.
– Я тоже на это очень надеюсь, – тут же смягчается Анна. – Спасибо тебе. Может, тебя покормить?
– Спасибо, у меня язва обострилась. Сижу на диете. Овсянку у вас, наверное, не подают.
– Увы.
– Знаешь, я в детстве любил есть у соседей, – ударяется в воспоминания биолог. – Мне казалось, там вкуснее, чем дома. Мама готовила манную кашу, потом так, чтобы я не видел, относила ее соседям, а соседи звали меня обедать. Потом я возвращался домой и рассказывал маме, какой замечательной кашей кормили меня соседи.
– У нас в меню есть блюдо, называется «Мясо по-соседски».
– Видишь, значит, я не одинок, – радостно замечает Борис.
– Ох, не одинок. У соседей все лучше: и еда, и… жены, – язвит Анна.
– Ты же сама отправила меня к… «соседям», – пытается защититься Борис.
– Что, насильно? Может, ты сопротивлялся? Ой, ладно, не будем. Извини.
– Ладно, не будем… Что случилось, то случилось, – легко идет на примирение биолог.
– Все, что ни делается, – к лучшему.
– Ты права.
– Так как насчет «Мяса по-соседски»?
– Нет, спасибо, я пойду. В субботу хочу взять Мишку, повезти его в зоопарк.
– Хорошо. Пока.
– Пока, – Борис рассеянно встает из-за стола и уходит.
* * *
Илья с цветами встречает Анну в аэропорту. Звучит объявление о прибытии рейса из Москвы. Илья напряженно всматривается в толпу, просачивающуюся сквозь турникет. Наконец выходит Анна. Илья направляется к ней. Они целуются.
– Тебя не было очень долго, – Илья сияет от счастья.
– Два дня, – уточняет Анна.
– Нет, значительно дольше.
Они направляются к выходу.
– Знаешь, моряки, если долго находятся в плавании, теряют «чувство километра», – говорит Анна.
– У моряков нет километров. У них мили и футы, – поправляет ее Илья.
– Фу, ты! Для кого эти цветы?
– Ой, извини. Для тебя.
– Спасибо. Я почему-то так и подумала. Нас можно поздравить. Документы в посольстве приняли. Теперь остается только ждать.
– Сколько?
– Говорят, год-полтора.
– За это время можно и передумать, – опасливо предполагает Илья.
– Исключено! – любимое слово Анны.
* * *
Анна выходит из ванной, обмотанная широким полотенцем, и проходит на кухню. Илья курит, высунувшись в окно. Она подкрадывается к нему и обнимает.
– Ты не могла бы всегда ходить босиком, тогда я мог бы с тобой целоваться стоя, – произносит Илья в паузе между поцелуями.
– Фиктивный-фиктивный, а целуется, как настоящий. Тебе мешают мои каблуки? Ну, ты бы мог целовать меня, – Анна задумывается, – в плечо. Ты дотянулся бы до плеча? Ну, хотя бы до коленной чашечки?
– Ты очень невысокого обо мне мнения. Я дотянусь до всех твоих чашечек и блюдечек.
В спальне полумрак. Обессиленные они лежат в постели и молчат.
– Интересно, когда это пройдет? – спрашивает Анна.
– Что?
– Это удовольствие от твоих прикосновений. Когда ты дотрагиваешься до моих ногтей, зубов, локтей… – смеется Анна. – Потрясающее удовольствие… Это же не может длиться долго?
– На смену вульгарной эрекции придут уважение и взаимопонимание, – с интонацией лектора общества «Знание» произносит Илья.
– Нет. Не хочу, – понарошку плача, говорит Анна.
– А потом, – зловеще шепчет Илья, – совершенно незаметно, среди уважения и взаимопонимания, начинают удлиняться клыки, вырастать когти, а глаза отливать красным, – Илья дико орет, и тут же, от неожиданности, кричит Анна.
– Я в Москве была у одного режиссера, – успокоившись, говорит она, – показывала ему твою пьесу.
– И? – резко привстает на локте Илья.
– Она ему понравилась. Только он не театральный режиссер. Он кино снимает.
– И?
– Он хочет снять кино по твоей пьесе. Надо только немножко переделать.
– Что?
– Сделать из пьесы киносценарий. Он говорит, это не сложно. И поменять название. Есть только одно «но».
– Какое?
– У него нет денег на кино.
– Фух! – Илья с облегчением падает на кровать.
– Но я, кажется, знаю, где их можно взять.
– Ты хочешь ограбить банк? – настораживается Илья.
– Нет. Я знаю человека, который уже это сделал. И теперь он на девяносто процентов состоит из баксов.
– Слушай, ему наверняка нужно разбить газон.
* * *
Счастливый Илья идет по улице, он подходит к своему дому и срывает растущий за оградой жасмин. Войдя в квартиру, он протягивает цветы встречающей его Рахили Иосифовне:
– Ну-ка, посмотри на меня! Ты что такой счастливый? У тебя что, роман?
– У меня пьеса.
– С кем?
– С Анной.
– Я так и знала. Я даже знаю, как эта пьеса называется.
– Название будет другое. Я бы на твоем месте вообще воздержался от комментариев.
– Я знаю, ты бы вообще лишил меня права голоса, – пытается обидеться Рахиль Иосифовна.
– Ну, «эту песню не задушишь, не убьешь».
– Эту пьесу не задушишь, не убьешь. Спасибо за цветы.
* * *
Илья у зеркала ловко повязывает галстук. Рахиль Иосифовна на пути откуда-то и куда-то останавливается в дверях, наблюдая за сыном:
– Ты куда? Опять жениться?
– Ты заметила, движения уже практически доведены до автоматизма. Я иду на утренник.
– Это что-то новенькое, – с любопытством замечает Рахиль Иосифовна.
– Я иду на утренник, в детский сад.
– Да? – Рахиль Иосифовна подозрительно смотрит на сына. – Только я тебя умоляю – постарайся не напиться.
– Мама, меня пригласила Аня в детский сад, к своему сыну, на утренник, в логопедическую группу.
– В какую группу?
– В логопедическую. Он не выговаривает какие-то буквы.
– Я не знаю, на какой утренник ты ходил последний раз, но пришел ты среди ночи, и с дикцией у тебя тоже было не все в порядке.
* * *
Анна и Илья сидят в первых рядах небольшого зала, все места заняты родителями. На сцену выходят дети, они читают стихи и поют песни. У каждого из них какой-то дефект речи, из-за чего разобрать смысл произносимого практически невозможно.
– Вон он, – шепчет Анна, – в красных штанишках.
– Зачем ты отдала его в логопедическую группу?
– Он не выговаривает пять букв.
– Здесь он разучится выговаривать все остальные, – безапелляционно заявляет Илья.
Утренник закончился, и все вышли на улицу.
– Тебя как зовут? – спрашивает Илья мальчика в красных штанишках.
– Мифа, – отвечает тот.
– А меня – Илья.
– Я знаю, – говорит Миша. – У тебя больфой писюн?
– Что?
– У тебя больфой писюн? Ты что, глухой?
– Большой, – растерянно отвечает Илья.
– И у меня больфой, – говорит Миша.
– Отлично.
– Я знаю. Ты мамин фихтивный муф.
– Я ему этого не говорила, честное слово, – смущается Анна.
– Это, наверное, влияние улицы, – предполагает Илья.
– Далее по программе у нас праздничное застолье, – возвещает Анна, – садитесь в машину!
Она открывает бардачок, достает оттуда конверт и протягивает его Илье.
– Барнаульский драматический театр, – читает Илья обратный адрес. – Что это?
– Они хотят поставить твою пьесу. И похоже, это только начало.
Поздний вечер. Рахиль Иосифовна сидит перед телевизором. Открывается входная дверь. На пороге появляется Илья. Он сильно «под градусом»:
– Здравствуй, мама. Я вернулся.
– Ну, и что я говорила?
* * *
Вечером в квартире Ильи звонит телефон. Илья берет трубку:
– Ты можешь сейчас же ко мне прийти? – Анна явно чем-то взволнованна.
– Конечно, – говорит Илья. – Что случилось?
– Приходи, – частые гудки.
