– Дудки. Тут же все растреплю «Нью-Йорк таймс».
– Он раньше работал в президентской службе безопасности и имеет доступ ко всяческим… Не буду уточнять, но поверь мне: он настоящий питбуль. Во время последней кампании… ладно, не важно.
– Ты пробалтываешься.
– Дорогая, я испытываю посткоитальное блаженство. Тону в эндорфинах. Еще бы я не пробалтывался. Он говорит, было несколько телефонных разговоров между Белым домом и очень секретным телефонным номером твоего отца.
Касс замерла.
– И что в этом такого? Он крупный жертвователь. Филин…
– Да, но звонки были большей частью незадолго до того, как твой дорогой папаша публично назвал тебя…
– Морально отталкивающей?
– Да. Извини.
Касс задумалась.
– И все-таки это не значит…
– Касс. Кто кого должен учить теперь трезвому взгляду на вещи? Давай посмотрим аналитически.
– Куда эффективней, чем эмоционально.
– Конечно. Допустим, они попросили его осудить тебя. Зачем? Cui bono?[74] Наверняка им. Белый дом, кто бы его ни занимал, всегда озабочен своими, и только своими проблемами. – Ранди ненадолго задумался. – Не могу все разобрать по косточкам, но похоже на желание Белого дома избежать какой-то неловкости. Как будто они хотели, чтобы Фрэнк публично назвался твоим отцом. – Он еще поразмыслил. – Ну конечно. Еще бы. Совершенно очевидно. Сообразишь сама?
– СМИ еще не знали, что мы в родстве. Он сидел тихо. Фамилии у нас разные. Он крупный спонсор Белого дома, а я разбрасываю бутылки с коктейлем «Молотов». И Министерство юстиции отпускает меня на свободу.
– Умница. Видишь, как секс прочищает мозги?
Касс вздохнула.
– Бог ты мой. Настоящий гадюшник, правда?
– Это Вашингтон, милая моя. «Сияющий град на холме». Маяк демократии. Последняя и самая светлая надежда человечества. И ты удивляешься, что мне приходится заключать кое-какие сделки?
– Осторожно – лохотрон. Ты на крючке у них, мой дорогой.
– Мы еще это обсудим. Но Спек разнюхал и кое-что другое. Слыхала когда-нибудь о программе под названием RIP?
Настроение президента, который и так был не в духе, не улучшилось от сообщения Бакки Трамбла во время их обычного политического совещания в семь утра, что сенатор Рандольф К.Джепперсон «не исключает» выставление своей кандидатуры в президенты. Это довело общее количество новых претендентов на пост до пяти. Не очень-то приятно, когда столько людей выражают желание спихнуть тебя с должности.
– Едрена мышь! – взорвался президент и послал через стол в лицо Бакки кофеиновый выдох ураганной силы. – Есть тут хоть один, кто не намерен против меня выставляться? И без того трудно эту сраную страну… – Бакки Трамбл жил в постоянном страхе перед тем, что буйный на язык президент вдруг возьмет и ляпнет публично: «эта сраная страна». – …удерживать от падения хер знает куда, а тут еще идти на первичные выборы? Мамка Иисусова, теперь получается, что я должен буду, как мудак, тащиться в Нью-Гэмпшир в проклятущие зимние холода, чтобы в каком-то долбаном школьном зальчике дебатировать со всякими обормотами?
– Видите ли, сэр…
– Как до этого, на хер, дошло? Скажите мне, кто-нибудь! Ты мне скажи!
Бакки Трамбла бросило в дрожь.
– Это всё сучка Девайн, – не унимался президент, посылая через комнату еще одно воздушное цунами. – Ее саму надо было отправить на восхождение, когда она была у нас в руках! Но кое-кто решил, что блестящей идеей будет ее отпустить!
– С этим, сэр, мы еще посмотрим, как повернется, – сказал Бакки. – Я предпринимаю очень серьезные усилия. Кстати, вы знаете, что Гидеон публично выступил по поводу «данных», которые мы ему предоставили?
– Знаю, – рявкнул президент. – Надеюсь, он не такой идиот, чтобы на нас ссылаться. «Данные»! Они такие хиленькие, что плюнуть и растереть.
«Данные», которыми президент и его политический советник вооружили Гидеона против его мучительницы Кассандры Девайн и, заодно, против их мучителя сенатора Джепперсона, были и правда хилые. Один из членов команды вертолета, подобравшего сенатора и девушку на минном поле, несколько месяцев спустя выпил лишнего и сказал сотруднице американского посольства в баре в Гнилюке, что они «трахались там до потери пульса».
Этот пустой треп явно противоречил неистовым радиосообщениям Касс о том, что они подверглись атаке и нуждаются в помощи. Тем не менее сотрудница посольства, как водится, передала слова пьяного офицера в Госдепартамент. Оттуда они, как водится, просочились в Белый дом через посредство заместителя помощника госсекретаря, искавшего возможность отличиться и получить повышение.
Словом, вопреки тому, что президент сказал Гидеону, это была совсем не такая информация, которая способна изменить картину в корне. Но Гидеону, жаждавшему отомстить Касс, она сгодилась.
Президент и Бакки показали Гидеону сообщение, полученное Госдепом, но копию ему дать отказались. В своей речи в Уилинге – традиционном месте выступлений с громкими разоблачениями на основании «данных» из Госдепа – Гидеон заявил только (но заявил с великой убежденностью и праведным гневом), что видел «убедительное доказательство того, что капрал Девайн и конгрессмен Джепперсон занимались в машине отнюдь не только выяснением фактов».
– Пресса на это клюнула, – сказал Бакки.
– Будем надеяться, что он не раскроет источник, – заметил президент.
– Он еще назвал ее Жанной Темных Сил. Жалко, что не я это придумал. Сэр, предварительный опрос сенаторов по поводу законопроекта о «восхождении» дал тревожные результаты. Джепперсона поддержали тридцать пять человек.
– Ты прекрасно знаешь, что этот закон не пройдет.
– Меня другое волнует. Джепперсон хочет использовать эту тему как трамплин. Надо лишить его трамплина. В связи с чем у меня есть мысль.
– Валяй, – сказал президент с этаким скучающим видом. На самом-то деле он был весь внимание, но это был хороший способ заставить собеседника выдать все по максимуму.
Бакки изложил свою мысль. Президент делал вид, что слушает без особого интереса. Когда Бакки кончил, президент фыркнул, уставился на него, поджал губы, потер подбородок, нос, подергал себя за мочку уха.
– Неплохо, – сказал он, – но Гидеон-то как? В штаны не наложит?
– Не наложит, если конфиденциально сообщить ему суть нашего плана. И… мемориал в придачу.
– Черт возьми, Бак! Думаешь, мне охота выглянуть с утра в окно спальни и увидеть какой-то сраный мемориал сорока миллионам зародышей? Японский бог! Это недостойно президента.
– До этого никогда не дойдет. Просто намекните ему, что у вас нет принципиальных возражений. Скажите, что пригласите к себе сенаторов и конгрессменов из Мемориальной комиссии по вашингтонскому Моллу. Скажите и… забудьте. К тому времени выборы уже пройдут, и что там мы пообещали Гидеону, значения иметь не будет. Скажем ему, что пытались. Пригласим на уик-энд в Кэмп-Дэвид, и он заткнется.
– Я не собираюсь проводить с ним уикэнд ни в Кэмп-Дэвиде, ни где-либо еще. Но хорошо, я согласен. Идея мне нравится. Действуй.
– Понял вас, сэр.
Впервые за последние месяцы Бакки Трамбл почувствовал облегчение.
Ранди никогда раньше не был в Овальном кабинете. Двигаясь по Капитолийскому холму в машине, которую послали за ним из Белого дома, он невольно предался мечтам о дне, когда он, – кто знает? – может быть, поедет в Белый дом в еще большей машине. Сопровождаемой агентами президентской службы безопасности. Бегут рядом, потеют.
Машина въехала в юго-западные ворота и замедлила ход при приближении охранников в форме.
Накануне Ранди удостоился личного звонка от Бакки Трамбла, главного политического советника президента, второго человека в стране. Трамбл поздравил его с удачным продвижением законопроекта о «восхождении», после чего сказал:
– С вами хотел бы встретиться президент. Есть о чем поговорить.
В первый момент Ранди изобразил равнодушие:
– О чем именно?
– Президент в восторге от того, как вы все это обстряпываете, – сказал Бакки. – У нас, как вам известно, иная позиция. Но ваша, так сказать, техника ведения мяча произвела на него сильное впечатление. Очень сильное.
Ранди мигом растекся сахарным сиропом:
– Передайте президенту, что, хоть мы и расходимся по каким-то вопросам, я питаю к нему глубочайшее личное уважение.
– Вы сможете сами ему это сказать, – радостно отозвался Бакки, наживляя крючок. – Сенатор, вы позволите открыть вам один секрет?
– Конечно. Я слушаю.
– Я должен просить о полной конфиденциальности.
– Обещаю, – сказал Ранди, весь любопытство.
Бакки понизил голос до чуть слышного, что гарантирует напряженное внимание собеседника:
