– О черт!
– Ты ушибся?
– Да нет, не очень.
Умирая от смеха, я вскочила с окаянного дивана и заперла дверь. Очень вовремя, ибо буквально через секунду раздался стук в дверь и Дашкин голос:
– Папа, что случилось?
– Да ничего, Дашенька, все в порядке, я просто не сразу справился с диваном. Не беспокойся, иди спать.
– Ой, я забыла тебя предупредить, что нельзя садиться на край с размаху. Прости ради Бога.
– Да ничего, ничего, я уже лежу, все в порядке, – заявил Марат, сидя нагишом на полу.
А я корчилась от смеха. Ничего себе картинка могла бы представиться взору дочки! Когда Дашка наконец ушла, Марат заявил:
– Больше я на этот окаянный диван не лягу! Пойдем в столовую, там было так хорошо утром.
– Ты с ума сошел! Столовая – проходная комната!
– Тогда идем к тебе!
– Ни за что!
– А как же быть?
– Значит, не судьба, – поддразнила я его.
– Ах не судьба? Тогда мы сейчас так поступим!
Он стащил с дивана одеяло, схватил с кресла плед, расстелил все это на полу и, как был, голый, выскочил на галерею. Вскоре он появился с моим одеялом и подушкой в руках. И как это я, дура, не сообразила, что можно пройти через галерею! Еще минута, и мы уже лежали на одеялах на каменном израильском полу. Но какое это имело значение!
Утром, пока все еще спали, я побежала к морю, а когда вернулась, дети еще не ушли.
– Мамуля, ты так крепко спала, не слышала, как папа упал?
– Папа упал? Откуда? – спросила я и наклонилась, словно вытряхивая песок из туфли.
– Да ладно, нечего дискредитировать отца, – притворно возмутился Марат.
– Кстати, папа, вам по дороге, подбросьте Даньку, ему сегодня надо попасть в одно место, а он опаздывает!
– Конечно, мы через минуту будем готовы! – поспешила ответить я.
У Марата вытянулось лицо, он, вероятно, надеялся опять задержаться дома.
Наконец мы сели в машину, отвезли Даню, и теперь нам уже ничего не оставалось, как действительно ехать к Мертвому морю. Даже дорога туда уже казалась мертвой, по обеим сторонам шоссе высились песчаные спекшиеся горы.
Мертвое море мне решительно не понравилось. Вода в нем – сплошная соль с глицерином. Малейшую царапинку сразу начинает щипать, окунуться толком невозможно, вода выталкивает. Берег каменистый – острая галька, без толстых резиновых шлепанцев, которыми нас снабдила предусмотрительная Дашка, мы бы и к воде не подошли. Народу прорва. После купания в этой воде необходимо принять душ, а то тело покрывается липко-соленой пленкой. Вода в душе ледяная. Короче говоря, вскоре мы уже плескались в бассейне аквапарка. Не Средиземное море, но все-таки лучше Мертвого.
– Кира, ты ведь хотела рисовать!
– Нет, я буду работать, когда ты уедешь. Ты слишком меня отвлекаешь!
Вот так и проходил день за днем, ночь за ночью. Марат купил Дашке прелестный костюм и красивые туфли. Она была на седьмом небе. Еще бы, подарок от папочки! А в среду под вечер я вдруг вспомнила:
– Дашка, а как же вторая часть дня рождения? – Откровенно говоря, меня эта перспектива ужасала. Какие-то совсем чужие люди, суета вместо размеренно-любовной жизни. Да и сколько ее оставалось, этой жизни?
– Знаешь, мамуля, мне что-то не хочется, папа так скоро уезжает, я лучше чего-нибудь навру, отложу на две недели, а там и вовсе замотаю.
Умница моя!
– Все равно один вечер нам с Данькой придется потерять, никуда не денешься, завтра день рождения у их дирижера и мы не можем не пойти.
– В таком случае надо купить еще и платье! – заявил вдруг Марат.
– Нет, папа, зачем, у меня есть что надеть.
– Папа сказал надо, значит, надо! Но раз вы нас бросаете, то я приглашаю маму в ресторан, а по такому случаю маме тоже надо купить новое платье.
– Это еще зачем?
– У тебя есть вечернее платье?
– Нет, и оно мне глубоко не нужно.
– Кира, пожалуйста, позволь мне купить тебе платье!
Как ему хочется тряхнуть мошной!
– Кирочка, пойдем с нами в магазин и выберешь платье по собственному вкусу, а то я куплю сам и это будет ужасно!
– Ну что с тобой делать, пойдем, – согласилась я, решив, что буду выпендриваться, отвергая одно платье за другим. Не хочу я от него подарков. Пусть лучше купит еще что-нибудь Дашке.
Она привела нас в хороший дорогой магазин и прямиком направилась к вешалке, где висело очаровательное темно-розовое платье. Видно, она еще раньше на него положила глаз. Платье было тут же куплено. Дашка сияла.
– Ну, Кира, что же ты, выбирай!
– Что-то я здесь ничего для себя не вижу. И вообще, я вспомнила, есть у меня вечернее платье, думаю, оно тебе понравится. Ладно, пошли отсюда.
– Кира!
Дашка удивленно смотрела на меня. К ней подошла продавщица и что-то спросила на иврите. Дашка залопотала в ответ, продавщица смерила меня профессиональным взглядом, решительно шагнула к вешалке и сняла платье, при виде которого у меня закружилась голова. Темно-зеленое, все словно бы состоящее из каких-то неровных лоскутов струящегося шелка.
– Мама! – всплеснула руками Дашка. – Ты просто обязана это примерить.
Так и быть, примерю! Дай бог, чтобы не подошло!
Я вошла в примерочную, разделась и дрожащими руками натянула на себя платье. Еще только взяв его в руки, я знала уже, что оно создано специально для меня, но когда я глянула в зеркало… Оттуда на меня смотрела какая-то незнакомая, загадочная женщина с зелеными мерцающими глазами. Да! Таких платьев у меня сроду не было! Но при моем домашнем образе жизни куда я его надену? Разве что на Новый год. А впрочем, с Котей теперь моя жизнь изменится. Что? С Котей? Я что, пойду куда-нибудь с Котей в платье, которое мне купил Марат? Никогда! И я уже хотела снять волшебное платье, но соблазн показаться в нем Марату был слишком велик… И я вышла из примерочной.
– Боже мой! – воскликнул Марат. – Это невероятно!
– Мама! Какая ты красивая! Тебе никогда ничего так не шло!
– Вы находите? – дрожащим голосом спросила я.
– Да тут и думать нечего, покупаем! – заявил Марат.
– Но это же, наверное, страшно дорого…
– Ничего, один раз за двадцать лет можно и дорого заплатить, – хорохорился Марат.
Я вернулась в примерочную. Платье было божественное.
Даже снимать жалко.
Наконец мы вышли на улицу.
– Ну, девочки, давайте посидим где-нибудь в кафе, а то Кира какая-то совсем пришибленная.
А я просто мучительно раздумывала о том, какие же туфли надеть к этому платью. Придется, видно, опять просить у Дашки ее черные босоножки. А вдруг они ей самой завтра понадобятся? Хотя нет, она же наденет розовое платье и, скорее всего, с новыми туфлями. И куда это, интересно, он хочет меня пригласить, если понадобилось вечернее платье?
– А еще говорил, что не тратишься на баб, – шепнула я, когда Даша заговорила с официанткой.
Марат расхохотался.
Мы пили кофе «капучино» и ели вкуснейший фруктовый торт – на тоненьком слое нежного теста свежие фрукты в желе. Потом Дашу кто-то окликнул, и она, извинившись, отошла к другому столику. А мы сидели молча, не сводя друг с друга глаз. Он взял мои руки и стал поочередно целовать. И я вдруг поняла: вот этот миг – счастье. Не знаю почему этот, а не другой, все эти дни и ночи были вроде бы заполнены счастьем, но я точно знала, что никогда не забуду этого мига в кафе на тель-авивской улице. Груз захлестнувших меня чувств был так велик, что минутами мне уже хотелось, чтобы Марат уехал, хотелось осмыслить все это на свободе. Вдруг краем глаза я заметила, что Дашка стоит и смотрит на нас. Мы очнулись, Дашка села за столик, но ничего не сказала. Лицо у нее было смятенное.
Дома Марат прилег отдохнуть, Дани не было, и Дарья явилась ко мне в комнату поболтать.
– Мама, ты его любишь, и не пытайся отрицать, я это сегодня своими глазами видела.
Я промолчала.
– Мама, он ведь очень-очень тебя любит, так, может быть… мама?
– Данечка, ты чего хочешь?
– Я хочу, чтобы вы были вместе.
– А Котя?
– Мамочка, но он ведь чужой, а папа… это папа.
– Ох, Котя-то как раз и не чужой, не знаю, как тебе это объяснить… С Котей я сразу почувствовала, что он мне родной, а Марат… это совсем другое, это скорее попытка догнать свое прошлое, эдакий мажорный аккорд в финале.
– В финале чего?
– Нашей с ним дурацкой истории.
– Но вы же влюблены как ненормальные. И ты с ним спишь, я знаю.
– А ты меня за это осуждаешь?
– Что ты, мама, конечно нет. Но от вас искры сыплются. Это за версту видно. И потом, папа мне сказал – он уже все решил, он уйдет из дома к тебе, он без тебя жить не может и хочет меня удочерить.
– Дашенька, деточка моя, ну поверь ты своей глупой матери – не будет ничего этого, он сейчас действительно очень влюблен, влюблен и в меня, и в себя, и в эту ситуацию, а как приедет домой – охолонет, так все и кончится. Я-то хоть отдаю себе в этом отчет, а тебе, Данечка, может быть очень и очень больно.
– Мама, как ты можешь так думать, ведь ты влюблена в него как сумасшедшая! И потом, он такой добрый, веселый, щедрый!
