А пока я, сам не сознавая этого, ловко пробирался между машинами, и шел на обгон именно в те доли секунды, когда это нужно и можно было сделать, и показал язык какому-то начальнику в черной «Волге», который все не мог выбраться из колонны, а я его обошел, и слышал, как ровно работает мой двигун и как ветер давит на меня слева, снося к обочине, и глубже пригнулся к рулю.
Пора было доливать бензин, и на автозаправочной станции я выпил бутылку кефира — есть, мне не хотелось, — налил бак и заглянул в двигатель. Просто так. Никогда не мешает лишний раз заглянуть. Да и посмотреть приятно. Полный порядок. Ничуть не перегрелся. Вот что значит правильно отрегулировать системы питания и зажигания.
Ко мне подошла девочка в синих шерстяных брючках, в красной кофточке и с рюкзаком за спиной. «Школьница, — определил я. — Семиклассница. Что только она тут делает со своим рюкзаком?»
— Вы не в сторону Мелитополя? — спросила девочка.
— Нужно добавлять «дядя» и «скажите, пожалуйста», — поучающе ответил я.
Люблю воспитывать таких самоуверенных московских девочек.
— Подвезите до Мелитополя, дядя. Надоело в кабинах. Хочу на мотоцикле. У меня автостоп.
— А где твои папа и мама? И как я вас всех помещу на мотоцикле?
— Папа и мама дома, — начала сердиться девочка.
— Значит, ты от них сбежала? И хочешь с автостопом пробраться на Северный полюс? На Северный полюс совсем в другую сторону.
— Нет, — терпеливо ответила девочка. — Мне в Мелитополь. Я путешествую. Я наметила себе такой маршрут.
— А кто у тебя там, в Мелитополе?
— Никого. Но я читала, что там есть «Каменная могила», такой каменный холм, а в нем пещера… И на стенах этой пещеры — наскальные рисунки первобытных людей.
— Раз так, конечно, поедем, — ответил я. — Тогда совсем другое дело. Как можно жить без наскальных рисунков? Ты в каком классе?
— Я студентка… Техникума.
— Ну, знаешь… На каком же ты курсе?
— На третьем.
— Ты ведь москвичка?
— Нет, я из Подольска. Но учусь в Москве.
— И что ж, в Москве теперь есть археологический техникум?
— Я в техникуме хлебопродуктов.
— Здорово. Ну поехали. Я снял свой белый шлем.
— Надевай, — сказал я девочке.
— А вы?.. —– Девочка поперхнулась коротким смехом и добавила: — Дядя.
— Я надену в Мелитополе.
Она села за мной, так и не сняв своего рюкзака. Его некуда было приторочить. На багажнике у меня торчал мой маленький потрепанный чемоданчик с мылом, бритвой, полотенцем, плавками и прочими шмутками. Этот чемоданчик у меня прикреплен к багажнику резинками с эспандера. Я сделал это приспособление по совету мотоциклиста Ксавериева из Грузии, из города Самтредиа. Я помню его фамилию потому, что написал ему письмо с благодарностью и получил ответ. Я прежде привязывал чемодан к багажнику веревкой, а под дождем никогда не развяжешь узла. Журнал «За рулем» напечатал маленькую статью этого Ксавериева о том, что он снял с эспандера резинки с карабинами на концах и пустил в дело. Простая штука, а удобно.
Девочка сидела тихо, но по тому, как она вцепилась в меня руками, я чувствовал, что ей очень страшно и что на мотоцикле она, может, едет впервые в жизни.
— Давай познакомимся! — не оглядываясь, закричал я, когда мы прошли от станции километров пятьдесят. — Как тебя зовут?
Девочка что-то пробормотала.
— Громче! — закричал я,
— Алевтина! — закричала она мне в ухо.
Это же надо было, назвать девочку Алевтиной!
— А меня Роман. А фамилии твоей я не спрашиваю. Но и своей не скажу.
Я не люблю встречным девочкам «называть свою фамилию.
Кто ее пустил в такое путешествие с автостопом? И почему она так уверена, что ее никто не обидит? Почему она села со мной на мотоцикл, ни минуты не задумавшись, а вдруг я какой-нибудь сукин сын. Вдруг я начну к ней приставать.
Спиной я все время чувствовал ее маленькие, твердые груди и еще сильнее доворачивал на себя рукоятку газа. А она? Чувствовала ли она, что упирается грудью мне в спину?
Я оглянулся. Это была не грудь. Она перетащила вперед свой вещевой мешок, и это мешок упирался мне в спину.
Дорожный гипноз. Сонное опьянение. Ступор. Заторможенность. Этими словами называют состояние, когда во время дальней поездки тебя все вокруг убаюкивает: покачивание, мелькающие столбы, деревья. На мгновение ты выключаешься. И тогда — конец.
Все дело в том, что сам ты не ощущаешь усталости. Какой-то бельгийский инженер сконструировал специальное приспособление против дорожного гипноза. На руку надевается браслет. Транзисторное устройство принимает от датчика сигналы о сердцебиении, температуре и как выделяется пот. А команды подаются на карбюратор. При сильной усталости водителя прибор перекрывает подачу бензина.
Но пока мотоциклы не начнут снабжать такими приборами в обязательном порядке, как сейчас снабжают фарами, я положил себе за правило: через каждые три часа за рулем — остановка и пятиминутная зарядка. Самая; простая — бег, прыжки, приседания, несколько дыхательных упражнении, — и ты в порядке. Можешь шпарить дальше. Вообще-то я убедился, что скорость больше девяноста километров в час на дальних перегонах не дает выигрыша. Расходуешь больше топлива, и приходится чаще заправляться. Но сейчас я жал вовсю.
На обочине стояли два мотоцикла ГАИ и разбитый «Москвич». Я притормозил и на минутку остановился. Владелец машины, парень в немыслимо красивой рубашке с погончиками и карманом на рукаве, и его девочка с двумя косичками и выщипанными бровками, по-видимому, не ушиблись, но были насмерть перепуганы и удивленно разглядывали телеграфный столб. Они в него врезались.
Инспектор ГАИ — пожилой капитан — с мрачноватым юмором говорил владельцу машины:
— Вы мне этих анекдотов не рассказывайте. Телеграфный столб никогда первым не ударит машину. Он не так воспитан.
Капитан мне подмигнул. Я улыбнулся, помахал ему рукой и поехал дальше.
Число дорожных аварий возрастает всякий раз после увеличения солнечных пятен. Это доказал точной статистикой японский ученый Сиро Масамура. Нам читали об этом лекцию.
Интересно, догадывается ли этот парень у столба, в который он врезался своим «Москвичом», что его подвели пятна на Солнце.
Ветер нес навстречу тяжелый запах Сиваша. Чонгар. Сплошные дамбы и мосты.
Батя в Отечественную войну служил в тридцатой дивизии и с тех пор, когда в хорошем настроении, особенно если немного выпьет, сипловато напевает старинный марш тридцатой:
Наша песня кочевала
Вдоль глухих дорог —
От Сибири до Урала
Путь тридцатой лег.
От голубых уральских вод
В боях к Чонгарской переправе
Прошла, прошла тридцатая вперед
В пламени и славе.
От Москвы до Чонгара по автомобильной трассе — тысяча триста километров. А от Сибири? И ведь это не на мотоциклах. В походах, в боях, в «пламени и славе». Хотелось бы мне осмотреть эти места. Где-то здесь был обелиск. Но я решил, что посмотрю на обратном пути.
Указатель сообщил, что от Джанкоя до Симферополя девяносто три километра. За Джанкоем пошла ровная степь, виноградники и древние курганы, словно кочки.
В Симферополе на автозаправочной станции я залил бак и зашел в кафе-стекляшку. Я взял бутылку хоть и кислого, но холодного кефира и бутерброд с сыром, загнувшимся к краям и покрывшимся масляной пленкой.
В кафе пили легкое белое вино девушки в кремовых штанах с острыми складками, в коротких шортах, обтягивающих зад, как их собственная кожа — нет, гораздо туже! Все в немыслимых кофтах, ярких, вызывающих, ведущих смертельную схватку со всеми остальными за внимание окружающих.
А за одним из столиков сидели пять маленьких уродцев в старых, мятых, бесформенных брюках из серой мохнатой фланели и в застиранных зеленых ковбойках. Мальчики. Лет по десяти — двенадцати. Головы у них не держались. Они клонились то в одну, то в другую сторону. Глаза смотрели странно. Говорили они с трудом. Какая-то болезнь. Какая-то нервная болезнь.
С ними была молодая воспитательница. Невысокая смуглая девушка с такими умными глазами, каких у людей и не бывает. Может, только у собак. А возможно, и не воспитательница. Возможно, медсестра. Куда она их сопровождала?
Ребята пили желтый лимонад и ели пирожные с зеленым кремом отталкивающе химического цвета. Руки у них были грязные. Или это мне показалось?
У них у всех были одинаковые лица с низкими лбами под коротко остриженными волосами, маленькие, словно вдавленные в лицо, носы, неверные движения рук.
Впереди у них было пусто. Но может быть, это излечимо?
Я проскочил по мосту через Салгир и повернул по шоссе влево к горам.
В Киеве, возле нашего дома в газетном киоске, у Валентины Семеновны я купил путеводитель по Крыму. Старый. В нем говорилось, что возле Алушты по горе Кастель на протяжении четырех километров дорога делает две сотни петель. Сейчас на этой дороге осталось пять плавных закруглений. Как в Киеве на Петровской аллее.
