Аравинд Адига - От убийства до убийства

Однажды ему пришлось выехать за пределы города – в Баджпи, на стройку, он должен был доставить туда дверную раму.

– Раньше здесь стоял большой лес, – сказал ему один из рабочих-строителей. – Вон там, видишь, все, что от него осталось.

Он указал на далекую горстку деревьев.

И Ченнайя спросил у него:

– А для меня здесь работы не найдется?

На обратном пути он свернул с дороги и поехал к деревьям, на которые показывал строитель. Приблизившись к ним, слез с велосипеда и, обойдя их кругом, увидел среди деревьев высокую скалу, забрался на нее и окинул взглядом окрестности. Он был голоден, потому что ничего в этот день не ел, однако чувствовал себя хорошо. Да, он мог бы жить здесь. Было бы только немного еды, что еще ему нужно? И ноющие мышцы его отдохнули бы. Он прилег, опустил голову на камень, взглянул в небо.

И внезапно вспомнил о своей матери. А следом – о волнении, которое испытал, когда в семнадцать лет приехал из деревни в Киттур. В тот первый день двоюродная сестра провела его по городу, показала достопримечательности. Кожа у нее была белая, и это увеличивало очарование города. Больше он ее ни разу не видел. Вспомнил Ченнайя и о том, что за этим последовало, – о страшном сужении жизни, которая с каждым проведенным им в городе днем становилась все скуднее и мельче. И сейчас он понял: первый день в городе обречен на то, чтобы остаться самым лучшим, – вступая в город, человек в тот же миг обращается в изгнанника из рая.

«Я мог бы стать санньясином[13], – подумал он. – Питаться листьями и травами, жить восходами и закатами». Поднялся ветерок, деревья зашелестели, как будто посмеиваясь над ним.

В город он въехал уже затемно и, чтобы побыстрее добраться до магазина, избрал кратчайший путь – через Маячную гору.

Спускаясь с нее, он увидел впереди два фонарика, красный и зеленый, прикрепленные к чему-то большому, также спускавшемуся, а через секунду понял, что это слон.

Тот самый слон, которого он видел раньше, только теперь с крупа его свисали на проводе габаритные огни.

– Что это значит? – крикнул Ченнайя погонщику.

И погонщик прокричал в ответ:

– Не хочется, чтобы кто-нибудь врезался в нас по темному времени, – тут же ни одного фонаря нет!

Ченнайя откинул голову и захохотал; ничего смешнее он в жизни не видел – слон с габаритными огнями.

– Не заплатили они мне, – пожаловался погонщик.

Он уже привязал слона к торчавшему на обочине дороги столбу и теперь разговаривал с Ченнайей. У погонщика было немного арахиса, однако есть в одиночку ему не хотелось, вот он и рад был поделиться орехами с Ченнайей.

– Наняли, чтобы я покатал их малыша, и не заплатили. Видел бы ты их – пьянствуют с утра до вечера. А мне даже пятидесяти рупий, я больше-то и не просил, не дали.

Он похлопал слона по боку:

– И это после всего, что сделал для них Рани…

– Так устроен мир, – сказал Ченнайя.

– Поганый, выходит, мир, – отозвался, жуя орехи, погонщик. – Совсем поганый. – И он снова прихлопнул слона по боку.

Ченнайя поднял взгляд вверх. Слон косился на него темновато поблескивавшими глазами, точно на них выступили слезы. Он словно хотел сказать, вторя погонщику: «Неправильно тут все устроено».

Погонщик мочился на стену, глядя в небо, изогнув дугой спину и вздыхая с таким облегчением, словно большего счастья он за весь этот день не испытал.

А Ченнайя все вглядывался в грустные, влажные глаза слона. И думал: «Прости, что я обругал твоего брата, когда он потерся хоботом о мою тележку».

Погонщик стоял у стены, глядя, как Ченнайя разговаривает со слоном, и в нем разрастались опасливые предчувствия.

На другой стороне улицы, у торговавшей мороженым лавки, двое мальчишек облизывали эскимо, глазея на Ченнайю. Он лежал в своей тележке – на спине, смертельно уставший после целого дня работы.

«Не видели меня никогда, что ли?» – хотелось ему крикнуть, покрыв голосом шум движения. В животе у него урчало, он устал, проголодался, а обеда, который юноша-тамил вынесет возчикам из магазина мистера Ганеша Паи, оставалось ждать еще целый час.

Один из мальчишек отвернулся – точно гнев, горевший в глазах возчика, стал для него осязаемым; но другой, толстый, светлокожий, продолжал безразлично пялиться на Ченнайю, водя языком вверх и вниз по мороженому.

«Неужели у тебя нет никакого стыда, никакого понятия о достоинстве, а, жирный мудак?»

Ченнайя отвернулся от мальчишек и, чтобы успокоить нервы, заговорил вслух. На глаза ему попалась лежавшая в тележке ржавая пила. Что мешает мне, громко спросил он, перейти через улицу и искромсать мальчишку в лоскуты?

И от одной этой мысли Ченнайя почувствовал себя могучим человеком.

Чей-то палец постучал его по плечу. Если это жирный долбоеб, я его пополам распилю, клянусь Богом.

Но, обернувшись, он увидел юношу-тамила.

– Твой черед, Ченнайя.

Он подъехал к входу в магазин, и юноша вручил ему небольшой сверток из газетной бумаги, обвязанный белой веревочкой.

– Поедешь туда же, куда отвозил столик розового дерева. В дом миссис Инженер. Мы забыли послать ей подарок, и теперь она жалуется.

– О нет, – застонал Ченнайя. – Она же совсем чаевых не дает. Манда каких мало.

– Надо ехать, Ченнайя. Твой черед.

Ехал он без всякой спешки. И, останавливаясь на перекрестках, все оглядывался на валявшуюся в тележке пилу.

Миссис Инженер сама открыла ему дверь и велела подождать снаружи, сказав, что разговаривает по телефону.

– Еда, которую подают в «Львином клубе», так полнит, – услышал он сквозь дверь. – Я за последний год десять кило прибавила.

Ченнайя быстро огляделся вокруг. Ни одного огонька по соседству видно не было. За домом торчала какая-то хибарка, ночного сторожа, наверное, но и в ней свет не горел.

Он схватил пилу, вошел в дом. Хозяйка стояла спиной к нему, между ее блузкой и юбкой виднелась полоска белого тела. Ченнайя почувствовал запах ее духов. И подошел поближе.

Она обернулась, прикрыла трубку ладонью:

– Не сюда, идиот! Положи подарок на пол и убирайся!

Ченнайя в замешательстве замер.

– На пол! – взвизгнула она. – И вон отсюда!

Ченнайя кивнул, уронил пилу на пол и выскочил из дома.

– Эй! Не оставляй ее здесь! Боже!

Он снова вбежал в дом, схватил пилу, выбежал наружу, низко пригнувшись, чтобы не удариться о ветки дерева ним. Бросил пилу в тележку, пила громко лязгнула. Подарок… где же он? Ченнайя схватил подарок, вбежал в дом, опустил сверток на пол и захлопнул за собой дверь.

Послышалось испуганное мяуканье. С дерева за ним внимательно наблюдала кошка. Ченнайя подошел поближе к ней. Как прекрасны ее глаза, подумал он. Эти глаза подобны драгоценностям, упавшим с трона, намеку на мир красоты, которого он, Ченнайя, не знает и никогда не увидит.

Он протянул руки, и кошка спрыгнула к нему.

– Киска, киска, – шептал Ченнайя, гладя ее.

Кошка изгибалась в его руках, ей уже становилось не по себе.

Надеюсь, где-нибудь да и отыщется бедняк, который сможет нанести удар этому миру. Потому что никакого Бога, присматривающего за нами, нет. И никто не придет, чтобы выпустить нас из тюрьмы, в которой мы себя заперли.

Ему хотелось сказать все это кошке – быть может, она передаст его слова другому возчику, а тот наберется храбрости и нанесет необходимый удар.

Он присел у стены, так и держа кошку на руках, продолжая гладить ее. «Может, взять тебя с собой, а, киска?» Но чем он будет кормить ее? И кто станет заботиться о ней в его отсутствие? Ченнайя отпустил кошку. Он сидел, прислонившись спиной к стене, глядя, как кошка осторожно приближается к его тележке, а затем, крадучись, забирается под нее. Ченнайя изогнул шею – посмотреть, что она там делает, – но тут сверху донесся вопль. Это миссис Инженер орала на него из окна верхнего этажа своего дома:

– Я знаю, что ты задумал, бандит, я тебя насквозь вижу! Ни рупии от меня больше не получишь! Катись отсюда!

Ченнайя больше не злился на нее – понимал, что она права. Пора возвращаться в магазин. И скоро опять настанет его черед. Он сел в седло и нажал на педали.

В центре города образовалась пробка, и Ченнайе снова пришлось ехать через Маячную гору. Впрочем, и здесь машин тоже было полно, и продвигались они урывками, понемногу за раз. На середине подъема Ченнайе пришлось остановиться, и он, чтобы удержать тележку на месте, уперся ногой в дорогу. А когда сзади засигналили машины, опять привстал и начал крутить педали. Длинная вереница машин и автобусов следовала за ним – так, точно он тянул ее на незримой цепи.

Уверяют, что Источник Холодной Воды никогда не иссякал, однако теперь он опечатан, а вокруг него построена кольцевая транспортная развязка. На примыкающих к источнику улицах во множестве селятся представители среднего класса. Здесь бок о бок живут люди свободных профессий, принадлежащие к самым разным кастам – банты, брамины, католики, – хотя те мусульмане, что побогаче, предпочитают жить в Гавани. Здесь же расположен и лучший из клубов города – «Канара-Клуб», большой белый особняк, окруженный ухоженными лужайками. Эти места представляют собой «интеллектуальный» район города, который может похвастаться «Львиным Клубом», «Ротари-Клубом», Масонской ложей, Образовательным центром учения Бахаи, Теософским обществом и филиалом «Французского Альянса», чей главный офис находится в Пондичерри. Из множества расположенных здесь медицинских учреждений наибольшей известностью пользуются больница общего профиля имени Гавелока Генри и стоматологическая клиника доктора Шамбху Шетти «Радостная улыбка». Вблизи перекрестка находится и самая престижная в Киттуре женская школа – средняя школа Святой Агнессы. Наиболее богатая часть района, центром которого является Перекресток Источника Холодной Воды, – это обсаженная китайскими розами улочка, носящая название «переулок Роз». На ней стоят особняки Мабрура Инженера, которого считают богатейшим человеком города, и киттурского парламентария Ананда Кумара.