До нее медленно доходил смысл сказанного. Тем сильнее получилась реакция.
– Ах ты, извращенец хренов! – возмутилась она. – Ты нашел его на улице и предлагаешь им меня трахнуть?
– А что такого? – стараясь оставаться серьезным, сказал Коржик. – Я помыл его два раза с мылом, он теперь как новый. Да ты сама посмотри.
– Каким мылом, еб твою мать?! Каким, бля, мылом? Ты хоть представляешь себе, что им могли раньше делать?
– Ну как что? Трахались. Не суп же им помешивали.
– Так – все! – заявила она. – Хватит! Ты – маньяк. Я пошла, давай рассчитывайся!
Но Коржику пока не хотелось, чтобы она уходила. Тогда не с кем стало бы болтать и опять полезли бы мысли о поездке. Он удержал ее и стал успокаивать:
– Ладно, ладно, пошутил я. Нигде я его не находил. Новый он, в вашем секс-шопе сегодня купил. Могу чек показать.
Она медленно успокоилась:
– Знай, как шутить, бля!
– Да ладно тебе.
Но запас шуток еще не был исчерпан. Он положил резиновый фаллос ей на живот.
– Давай-ка прикинем. Ого! Смотри, он мог бы достать тебе до диафрагмы.
Она молчала.
– А вот если бы тебе задвинуть его в задницу, то он достал бы тебе до лопаток. Ты могла бы им почесать лопатки изнутри. Знаешь, бывает так, что спина чешется, а дотянуться никак нельзя, только ножницами или линейкой, или приходится чесаться об дверной косяк.
– Себе задвинь, юморист!
Он опять вспомнил о сегодняшней поездке за долгом.
– Мне уже задвинули.
– Его? – с интересом спросила она.
– Нет, другой.
– В каком смысле?
– В смысле, развели на бабки.
– На много?
Он кивнул.
– Твои личные?
– Нет, начальника.
– Тогда забей.
Она прижалась к нему и чмокнула в щеку.
– Я так и сделаю, – пообещал он.
«Падок человек на сочувствие, – подумал Коржик. – Казалось бы, кто она мне и кто я ей? Гостиничная шлюха, пусть даже и красивая, ни единому слову которой верить нельзя, у которой я сколько-то там тысячный клиент и которая запросто упрет деньги, если оставить кошелек на виду, а вот поди же ты – стало легче».
Он поймал себя на том, что временами начинал проваливаться в сон и всхрапывать. Значит, настала пора прощаться. Кровать была слишком узкой для двоих, а он не любил спать с бабами всю ночь в одной кровати, пусть даже и в широкой.
Он рассчитался и выпроводил ее вон.
– Ты еще долго тут будешь? – спросила она напоследок.
– Завтра улетаю.
– Вечером? – в голосе послышалась некоторая надежда.
– Утром.
– Жалко.
– А то!
– Если вдруг билетов не будет – звони.
Она написала на клочке бумаги свой номер.
– Поможешь достать?
– Я предложу тебе кое-что получше.
– Бесплатно?
– Ну, нет – мы же с тобой не любовники!
Она чмокнула его в щеку, но все еще не уходила.
– Что-нибудь еще?
– Ты, это, штуку черную подарил бы девушке. Она тебе все равно ни к чему.
Он вернулся в комнату и вынес африканский член:
– Вот. Поставь его в вазу.
– Я уж сама решу, что с ним делать, – захихикала она.
– Кстати, – совершенно серьезно сказал Коржик, – ты должна знать, что он настоящий.
– Да?
– Да. На самом деле, я привез его из Кейптауна. Его отстрелили у известного борца с апартеидом прямо в момент страсти, а потом забальзамировали и продали – нужны были деньги на освободительное движение.
– Какое движение?
– Освободительное.
– А это как? В каком ракурсе?
– Ладно, проехали.
Она сказала «пока» и ушла. Как будто они еще когда-нибудь увидятся.
Коржику почему-то хотелось думать, что она трахается не со всеми постояльцами гостиницы подряд, а только с теми, которые ей хоть немного нравятся. Хотя он и понимал, что ей нравятся все, кто может заплатить.
Он добрался до кровати и провалился в сон с мыслью, что завтра все будет выглядеть лучше.
Сон ему приснился чудной. Как будто один клерк поймал в командировке триппер. В смысле – подхватил гонорею. Денег с собой ему выдали мало, особо не пошикуешь, вот и приходилось экономить. Он польстился на гостиничную блядь, которая подешевле, – ну, и поймал.
Перефразируя классика, можно было бы сказать так: «Говорил триппер с укоризною – не гонялся бы ты, клерк, за дешевизною».
Смех смехом, но триппер действительно стал являться ему по ночам и разговаривать с ним.
– Ну что, курва московская, – почти ласково сказал триппер в первую же ночь, еще когда он был в гостинице, – подхватил подарочек из провинции?
Выглядел он в точности так, как рисуют злобные бактерии на агитационных плакатах – маленький, волосатый, на тонких ножках и с длинным загнутым книзу носом, похожим на самоварный кран, только без вентиля. Из носа все время что-то капало.
– Какой подарочек? – не понял клерк.
– Известно, какой – гонорей!
– Нет у меня никакой гонореи! – запротестовал клерк.
– Ха-ха-ха! – затрясся от смеха микроб. – Еще как есть, уж можешь мне поверить!
И исчез.
А наутро клерк и сам убедился, что да-таки, есть. Не соврал мерзкий микроб.
«Что же делать? – опечалился он. – Ладно, вернусь домой – что-нибудь придумаю».
Дома он первым делом поругался с женой под надуманным предлогом, чтобы, значит, уклониться от супружеских обязанностей и не заразить ее. Жена удивилась такой его внезапной агрессивности, но ссору поддержала – у нее тоже накопилось к нему много претензий. А ночью гонорей опять ему приснился.
– Ну, – торжествуя сказал он, – что я тебе говорил? Есть подарок, есть! Получай, фашист, гранату, то есть я хотел сказать, москвич – гонорей! А то больно уж вам хорошо в вашей Москве. Вот и помучайся теперь!
– А тебе-то что? – изумился клерк. – Тебе не все ли равно, где людям вредить?
– Мне за земляков обидно, – заявил гонорей. – Я, можно сказать, решил за них отомстить.
– Патриот, что ли?
– А то!
Клерк не нашелся, что ответить.
– Давно триппера-то не цеплял? – почти дружелюбно спросил микроб. – Небось, со студенческих лет еще?
– Никогда у меня ничего такого не было! – решительно запротестовал клерк.
– Ну, мне-то не парь, – насмешливо сказал микроб. – Я же вижу – гостили у тебя мои собратья. Давно, правда, но были.
– По чему это ты видишь?
– По состоянию уретры – вот по чему.
И опять клерку было нечего возразить.
– И что ты теперь станешь делать? – ехидно спросил гонорей.
– Лечиться буду, – твердо сказал клерк. И зачем-то добавил: – Давить вас, гадов, надо!
– Всех не передавишь, – заметил микроб.
– Посмотрим.
– В диспансер, что ли, пойдешь?
Клерк промолчал.
– Ты не торопись, подумай сначала, – посоветовал гонорей. – Вдруг оттуда на работу сообщат?
– Сейчас не сообщают.
– Да? Ты так уверен?
Клерк задумался. Он вовсе не был в этом уверен.
– Вдруг тебя увидит кто-нибудь? Слухи пойдут. Оно тебе надо?
– Нет.
– Вот то-то и оно. А потом, надо же в будущее смотреть. Вот, допустим, решишь ты политикой заняться. Изберут тебя депутатом. Начнешь бюджет пилить. А тут недруги узнают, что ты в диспансере от триппера лечился. И обнародуют. Трипперный, скажут, у нас депутат. Позор на всю страну. Прощай карьера, семья, да и вообще – хоть на улицу, на телевизор то есть, не выходи.
– Я не пойду в политику! – заявил клерк.
– Не зарекайся. По всякому может сложиться.
Клерк задумался. Он и правда иногда подумывал о политике, больно уж надоело сидеть в офисе, да случай не представлялся. Но чем черт не шутит.
– Тогда пойду к фельдшеру.
– Они шарлатаны все – залечат, а не вылечат. Да и не поможет тебе обычная схема лечения – закаленный я от антибиотиков-то.
– Что же делать? – забывшись спросил клерк у своего врага.
– Есть выход. Я предлагаю тебе сделку.
– Какую?
– Ты трахнешь жену, я перейду к ней, а тебя оставлю в покое.
– Нет, – не раздумывая отказался клерк, – ни за что!
– Ну и дурак! – заключил гонококк. – Думаешь, она ни с кем, кроме тебя, не трахается?
– Нет.
– Напрасно ты так думаешь. Не говорила ли она тебе, что ты неудачник?
– Ну, бывало.
– А жаловалась, что мало денег?
– Постоянно.
– Вот видишь, – обрадовался микроб. – Значит, трахается. С тем, кто удачливее и у кого денег больше.
– Я тебе сейчас по морде дам! – вспылил клерк.
– Ага, дашь! – издевательски сказал микроб. – Если найдешь. Ты о моих размерах помнишь?
Клерк вынужден был согласиться, что его угроза неосуществима.
– А скажи мне, дружок, – не унимался гонорей, – были ли случаи, когда твоя жена подолгу отказывалась трахаться?
Клерк наморщил лоб.
– Ну, было пару раз, – неохотно признался он.
– О! – воскликнул гонорей и поднял вверх волосатый палец с грязным ногтем. – Вот мы и добрались до самого главного. Так это она лечилась в это время.
Клерк молчал. В груди его разгорался огонь ревности.
– Заражай, чего тут думать! – наседал гонорей.
– Но ведь она же меня не заразила, – возразил клерк.
