Адлер был намерен выкупить дома у владельцев, бессовестно обиравших обитателей трущоб, и превратить викторианский квартал в расово и экономически смешанный район. Проект подпадал под действие закона о государственном содействии, и, таким образом, при его выполнении можно было черпать средства из общественных и частных источников. Таким способом Адлеру удалось купить и реконструировать около трехсот домов. Наниматели платили тридцать процентов своих доходов в качестве арендной платы, а остальные деньги поступали в виде федеральных субсидий.
– Полагаю, мне нет нужды говорить вам, – сказал Адлер, – что отнюдь не все пришли в восторг от того, что мы делаем. Многие в частных беседах жаловались на то, что теперь нищие черные будут жить в непосредственной близости от исторического центра в квартирах, оплачиваемых из федерального бюджета. А такие люди, как Джим Уильямс, высказывали эти мысли публично, не стесняясь слов «криминальные элементы». Я думаю, что вы слышали о Джиме Уильямсе?
– Да, – ответил я. – Мы с ним знакомы.
– М-м-м-м-да, а вы знаете об инциденте с нацистским флагом?
– Он мне о нем рассказывал, – ответил я. – Говорил, что сделал это для того, чтобы помешать съемкам какого-то фильма на Монтрей-сквер.
– Да, так оно и было. Он носился с этим флагом, как с писаной торбой, перевешивая его с одного окна на другое.
На Андерсон-стрит Адлер остановил машину возле свежеокрашенного серо-белого здания.
– А сейчас я хочу представить вас одному «криминальному элементу».
Мы поднялись по ступенькам, и Адлер позвонил в дверь. Она открылась; на пороге стояла черная женщина в цветастом домашнем халате.
– Доброе утро, Руби, – поздоровался Ли.
– Доброе утро, мистер Адлер, – откликнулась она.
Мой спутник представил меня.
– Руби, я привез сюда этого джентльмена, чтобы показать, как живут люди в викторианском районе. Если вы не возражаете…
– Нет, нет, что вы! – радушно воскликнула хозяйка. – Заходите, заходите.
В квартире Руби Мур было прохладно. Три спальни, современная кухня и высокие потолки. Под окнами маленький садик. На каминной доске в гостиной портрет Джона Фицджералда Кеннеди. Адлер быстро провел меня по дому, после чего мы вновь вернулись в гостиную к миссис Мур.
– До ремонта на эти дома было страшно смотреть, – поведала она. – Я и не думала, что из них можно сделать такую конфетку. Пока их перестраивали, я каждый день приходила смотреть, как идет ремонт, так как знала, что в одном из этих домов я буду жить. Мне очень нравится квартира, на самом деле нравится. Здесь есть центральное отопление и кондиционер.
– У вас все в порядке, Руби? – спросил Адлер.
– О, да, – ответила женщина. Потом она повернулась ко мне. – Вы не распишетесь в моей книге?
На столе лежала раскрытая гостевая книга. Расписываясь в ней, я увидел, что был не первым визитером, которого привел сюда Ли Адлер. Предыдущая роспись принадлежала репортеру «Атланта конститьюшн».
Мы снова сели в машину. Адлер пояснил мне, что Руби Мур получила эту квартиру потому, что давно живет в этом районе и работает – она горничная в «Дэйз Инн» – и потому, что ее доход ниже некоего порога. Она платит за квартиру двести пятьдесят долларов, остальное покрывается из федеральных субсидий Ли добавил также, что миссис Мур содержит дом в такой чистоте, что его инспекторам не к чему придраться, и это, скорее, правило, чем исключение.
– Мы не заинтересованы в том, чтобы сдавать это жилье проституткам, игрокам и торговцам наркотиками, – сказал Адлер.
Мы повернули в сторону исторического центра.
– Я мог бы показать вам еще сотню подобных квартир, но, думаю, вы уже поняли, что они из себя представляют. Как только мы развернулись, частные инвесторы начали скупать дома, и цена собственности подскочила. Викторианский квартал стал моделью того, как надо реконструировать города, не трогая население. Мы финансировали проведение национальной конференции по жилищной политике в Саванне в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, и на нее приехало четыреста человек из тридцати восьми штатов. В следующем году сюда приехала Розалин Картер и сняла сюжет в реконструированном доме для передачи «С добрым утром, Америка». На этой неделе, в пятницу, мы собираемся в Вашингтон, объяснить, что мы делаем, принцу Чарльзу.
Мы въехали на Монтрей-сквер и, обогнув площадь против часовой стрелки, остановились возле дома Адлеров.
– Ну вот, теперь вы все видели своими глазами, – произнес на прощание Ли. – Сохранение исторических памятников раньше было дорогостоящим хобби элиты, но только нам удалось поставить это дело на поток. На вырученные деньги мы сумели организовать туристический бизнес, который принес городу двести миллионов долларов, а, кроме того, люди вернулись в центр города. Неплохо, правда?
– Да, это достижение, – согласился я.
Адлер торжествующе посмотрел на меня поверх полумесяцев своих очков.
– Это не хвастовство, коль ты сумел сделать, что обещал.
Неделю спустя «Саванна морнинг ньюс» опубликовала отчет о встрече Дилеров с принцем Чарльзом. Газета цитировала Ли: «… Принц проявил живейший интерес к проблемам городов». Эмма Адлер заявила, что принц задавал «удивительно разумные, глубокие и деловые вопросы». Еще через четыре дня та же газета опубликовала другую статью, на этот раз написанную от лица Эммы Адлер, где подробно рассказывалось о поездке. «В Вашингтоне стояла чудесная погода, – писала Эмма. – С ослепительно синего неба ярко светило солнце. Погода словно радовалась предстоящему событию…»
После этих публикаций чета Адлеров снова стала предметом оживленного обсуждения в некоторых кругах Саванны. Нигде это обсуждение не было таким бурным, как вo вторник в карточном Клубе замужних женщин.
– Как вы полагаете, – говорила дама в платье из голубой тафты, – это газета выкручивала руки Эмме, чтобы та написала свою заметку, или, наоборот, Эмма выкручивала руки газете, чтобы она это напечатала?
Бант на ее платье походил на большое крыло.
– Джулия, ты злобствуешь, – примирительно произнесла женщина с жемчужными сережками и с черной бархатной ленточкой в волосах.
– Нет, я не злобствую, – возразила женщина в голубом. – Дилеры могли бы не высовываться со своей встречей с принцем, если бы захотели, но они как всегда раструбили обо всем в газетах, а это круто меняет дело.
– Вот это верно.
– Я хочу сказать, что Эмма могла бы немного приструнить себя, правильно? Она выглядит такой самодовольной и напыщенной.
– Ну, ну, Джулия, – вполголоса произнесла другая женщина, – думаю, что ты просто ревнуешь.
Эти две леди не играли в карты, а стояли перед дверью дома Синтии Коллинз и ждали, когда их впустят. То был один из необычных ритуалов карточного Клуба замужних женщин.
Членство в клубе замужних женщин (как его коротко называли) означало принадлежность к самым высоким слоям саваннского общества. Ни в одном другом городе не было и нет ничего подобного. Клуб этот основали в 1893 году шестнадцать женщин, которые хотели развлечься в то время, когда их мужья пропадали на работе. Членов клуба было всегда ровно шестнадцать – ни больше, ни меньше. Один раз в месяц, по вторникам, они собирались дома у одной из дам-членов клуба, играли в карты, пили коктейли и наслаждались легким ужином. На каждую встречу приглашались еще тридцать две женщины, для чего приглашенным рассылались отпечатанные в типографии открытки. Таким образом, в заседании клуба всегда участвовали сорок восемь женщин – на двенадцати карточных столах.
Согласно обычаю, дамы прибывали за несколько ми-шут до четырех часов. В одежде были обязательны белые перчатки, длинные платья и широкополые шляпы, украшенные цветами или перьями. Никто не звонил у входа, все ждали, сидя в машине или стоя у подъезда, когда откроется дверь и хозяйка пригласит гостей войти в дом. Дверь обычно открывалась ровно в четыре часа пополудни. Леди входили, рассаживались по местам и сразу начинали играть. В первые годы играли в вист или пятьсот. Позже стал популярен бридж. Но в течение многих лет один из столов продолжал отдаваться висту, Поскольку миссис Рауэрс отказывалась учиться играть во что-либо другое.
Как только начиналась игра, события следовали одно за другим в раз и навсегда установленном порядке. Каждая дама получала по карточке, на которой был напечатан неукоснительно соблюдавшийся распорядок:
Четыре пятнадцать: стакан воды.
Четыре тридцать: стаканы убираются.
Четыре сорок: вытряхивание пепельниц.
Четыре сорок пять: смена салфеток
Пять часов: коктейль.
Пять пятнадцать: второй коктейль.
Пять тридцать: третий коктейль.
Пять тридцать пять: смена скатерти.
Пять сорок: сервировка ужина.
Пять сорок пять: подведение итогового счета.
Шесть часов: получение выигрыша, леди быстро расходятся.
Быть хозяйкой принимающего дома – очень ответственное дело. Это событие являлось достаточным основанием для косметического ремонта дома и перестановок в гостиной. По меньшей мере следовало достать из горки столовое серебро. Для соблюдения ритуала нанимали служанку, которая помнила последовательность действий гораздо лучше хозяйки. Важность ритуала заключалась в том, что он позволял замужним женщинам вовремя явиться домой, чтобы на пороге встречать мужей, возвращающихся с работы. Мужья были столь же важной составной частью Клуба, как и их жены. В конце концов именно мужья оплачивали ужины и косметические ремонты. Кроме того, именно они служили основанием для принятия в Клуб. Правила устанавливали, что если дама разводится, то она должна отказаться от членства в клубе и сложить с себя эти высокие полномочия. Вторичное замужество приравнивалось к разводу. Три раза в год начало заседания Клуба переносилось с четырех часов на семь тридцать. В эти дни жены приходили вместе с мужьями. На заседания мужчины были обязаны являться в черных галстуках.
