— пшолтынахуй —
не отклоняясь от траектории своей обычной ни на шаг, поступи не замедляя, положения дотлевающей сигареты не меняя, из круга дум своих привычных не выходя, привычно вокруг себя ничего не видя… А что видеть? — «Информация — нарушенное однообразие…» — Откуда?
А вот генерал-маршал-полковник получает бездну новой информации…
И столбенеет, этой информационной лавиной пришибённый.
Провожая загипнотизированным взглядом невиданное им никогда раньше, немыслимое им в природе явление…
Первое из череды чернобыльских явлений, которые, может быть, приоткроют ему что-то в жизни… Необязательно — карьеру…
И со стороны — невооруженным взглядом! — видно, как последовательно слетают с него…
…маршальский жезл…
…генеральские лампасы…
…полковничья папаха…
…майорская звезда…
И даже капитанская самоуверенность небитого жизнью пацана…
Как громом пораженный, утратив дар речи, стоит столбом посреди прожженного солнцем палаточного лагеря homo sapiens Бычков…
…Отсель грозить мы будем шведу…
Захожу в нашу палатку-барак после разведки взять резервную пачку сигарет — днем не успел купить в Чернобыле, делаю несколько шагов…
Дневальный от дверей: «Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!»
«Что такое?» — оборачиваюсь.
«Товарищ лейтенант… — мнется. — Товарищ лейтенант, надо теперь разуваться».
«Чего?!»
«Товарищ лейтенант… с сегодняшнего дня — в палатку только разутыми».
Смотрю — полиэтиленовый пол вымыт до блеска, в тамбуре сапоги, ботинки стоят аккуратно в ряд…
«Вот, с сегодняшнего дня…»
Вернулся, снял сапоги. Портянки намотаны как положено, на ноге держатся как чулки…
В этих обмотках, с командирской сумкой на боку, почапал по блестящему, еще мокрому пластиковому полу — как корова на льду — к своему месту на нарах, к своей «прикроватной» тумбочке…
Оно, конечно, вроде и правильно… Но та десятая доля миллирентгена в час, которую мы (может быть) нанесем — она этого не стоит…
Не чувствовать себя человеком еще и здесь…
«Новые времена»…
Всё.
Это уже не для меня.
Мой чернобыль, или Жизнь в миниатюре
…Первая поездка в зону, под АЭС — когда непонятно где что, и ты на этой странной земле как новорожденный — только головой крутишь да глазами хлопаешь — куда я попал? — из такой радиационно-уютной, как мамина утроба, — жизни до того…
…Потом начинаешь что-то соображать, копируешь взрослых — делаешь то же, что они, — иногда при этом сомневаясь, задавая вопросы, бывает, очень смешные, а бывает, очень правильные…
…Преодолев подростковую робость, смущение первых дней, чувствуешь — «Справляюсь!.. Я тут нужен… Оказывается, я много знаю… Да еще и умею кой-чего… ПОЛУЧАЕТСЯ…» — И - азарт работы! — молодой, молодецкий азарт!..
…И — работа… Работа, работа, работа…
РАБОТА — на износ…
И каплю за каплей высасывает она твою энергию, желание, волю — жизнь…
…И уходят люди, которые уже стали — часть тебя; а вокруг — другие… И хорошие, и плохие, но — другие: как декорации, не греют, и ты уже к ним без того тепла, что к первым — главным, как оказалось, — в твоей жизни…
…Постепенно меняется жизнь, меняются порядки, становится меньше пространства, воли (хоть и опасности вроде б тоже…) — а ты уже привык по-своему… Пусть опасней, но — свободней…
…А потом идешь как-то по лагерю, просто идешь, «гуляешь» — свободная минутка — вечереет, с тобой здороваются, ты здороваешься — и вдруг до тебя доходит: «СТАРШИХ-ТО НЕТ!» Вот ты да друг-земляк Славик, да ротный — одной машиной приехали, в одной колонне — вот вы-то и есть старшие! А старше — никого… Старый комбат — толковый мужик — ушел… Измельчал народ. Вот раньше… И ты вспоминаешь тех колоритных, «густых» мужей, что были тут до тебя — с времен и уровней почти былинных, — которые встретили тебя на этой земле, несмышленыша, подучили, пример дали и — ушли…
…Поглядывают сейчас на тебя в лагере, как ты когда-то смотрел на тех СТАРШИХ… И знаешь, что при этом думают — «мастодонт… это ж по каким уровням он тут мерял» (ты когда-то думал так же…), завидуя обтертости твоей, уверенности, вписанности в этот пейзаж, резкому контрасту к их неуверенности и рыхлости новичков, натыкающихся на острые углы — своей еще необношенной формы — и здешних обычаев и нравов…
Пора — уходить…
Тебе — ПОРА.
Министерство связи СССР
ТЕЛЕГРАММА
Адрес получателя
Полтава три переулок Важнычий три квартира семь Мирным
Текст телеграммы
ЖИВ ЗДОРОВ
БУДУ ДОМА СЕРЕДИНЕ СЕНТЯБРЯ
СЕРГЕЙ
Адрес отправителя
Чернобыль, проездом
[По правилам Почты СССР, если отправитель телеграммы не имеет постоянного места жительства в населенном пункте, где расположено почтовое отделение, то он обязан в графе «Адрес отправителя» писать название населенного пункта и слово «проездом».]
Приезжаем из разведки вечером.
Рассказывают лагерные новости:
— Замполит 4-й роты сегодня уезжал…
(Это один из двух добровольцев, которые в нашем батальоне разведки (полтысячи человек) за все время были.)
— …Уезжал, собирался. Все свои благодарности, грамоты — тол-стен-ную пачку! — в папочку аккуратно сложил, тесемки связал и ручкой сверху прихлопнул.
«В этой, — говорит, — папке — вся моя будущая жизнь!»
Пруд-охладитель: Дембельский маршрут
Быстрая езда вдоль озера
Вернусь — БУДУ.
Из рабочего блокнота командира взвода радиационной разведки
В первые дни нашего знакомства Коля-водитель сказал, что «Пруд-охладитель — это командирский маршрут»: предыдущий командир взвода, которого я не застал (он набрал 25 рентген и ушел), ездил все свое последнее время по Пруду-охладителю… С чего бы это?
Мой Пруд-охладитель начался с «адаптации к радиации»: по нему меня провезли, мало что соображающего, в лихорадке, в самые горячие… точнее, самые жидкие времена этой самой адаптации… Потом я здорово повозился, разбираясь, где какая точка: считалось, я маршрут знаю — один же раз проехал…
Но когда я разобрался, что к чему, своего предшественника я понял вполне-
Правильно мерять Пруд-охладитель надо начиная не с первых по номерам точек, а с последних — «на полуострове». Потому что они самые противные.
Уровни на них небольшие, но это все на таком развороченном ландшафте! — все разрыто-разгорожено, с одной стороны — деревья, кусты, заросли, скользота у пруда, а с другой — «мерзость запустения»: брошенное строительство 5-го и б-го энергоблоков Чернобыльской АЭС, скелеты железобетонных зданий, огромные конуса градирен — в небеса из их круглых недостроенных раструбов торчат частоколы арматурных костей… И вот по этому «пейзажу после битвы», переползая через ямы, рвы, канавы, лужи, — зеленый клоп нашего БРДМа движется… Лучше с этим куском покончить сразу.
51-я точка — земля 14, вода у берега — 50 миллирентген в час…
52-я — земля 24, вода 19 миллирентген в час…
55-я — земля 50, вода 80…
56-я — 60, 50…
59-я — 80,180…
62-я — 350, вода 600…
63-я точка — земля 600, фон 450… Воды нет — точка уже в глубине полуострова, последняя по номеру на маршруте. Мы выруливаем из этого кишкомотного полуострова на трассу.
Не меряя, едем вдоль канала и мимо АЭС: сегодня наш маршрут — только берега Пруда-охладитителя.
Поехали к АЭС. Командую водителю перед развилкой:
— У телеграфного столба — замер.
Дозиметристу:
— Переключи на следующий диапазон. Тут под столбом должно быть миллирентген 700 в час.
И вылезаю следом за ним. Дозиметрист новый, это пока самый высокий его уровень. С ним надо просто рядом постоять.
— Фон… 550! Земля — 750…
Дозиметрист забирается на БРДМ первым.
Стою под броником, записываю. Точка № 1 маршрута разведки Пруд-охладитель…
Оббиваю сапоги о броню, залезаю…
И вот только после этого столба, после поворота направо, начинается собственно Пруд-охладитель — огромный искусственный водоем, похожий на вытянутую фасолину длиной километров десять (из-за проблемы с его разведкой мне пришлось в штабе карту поизучать, даже кальку с нее снять).
