— Где я?
Банальный до невозможности вопрос, но ничего лучше в затуманенную лекарствами голову не пришло. Эта комната сильно отличалась от обшарпанной предоперационной. Здесь все выглядело новеньким и блестящим, как в заграничных сериалах про больницы. Одних только мониторов, на которых мелькали непонятные циферки, было штуки три.
— В индивидуальной палате отделения интенсивной терапии.
— Кто… оформил?
— Ой, такой красивый молодой человек… Простите, забыла, как его зовут. Он тут весь день и всю ночь с вами сидел, пока вы спали, мне сменщица сказала, а я его еле выгнала поесть. Врач уйдет, и я его позову.
Солидный седой врач носил сияюще-белый халат — не зеленые хламиды, как вчерашние медработники. Он подробно расспросил меня о самочувствии, аккуратно провел осмотр и сказал, что худшее позади, мне пока необходимо лежать, но все идет по плану, швы снимут дней через десять. Пить пока, правда, нельзя, и потом еда только больничная, от родственников гостинцы не брать; не особо вкусно, но это ненадолго…
— Что со мной случилось-то, доктор?
— Для проникающего ранения брюшной полости вы удивительно легко отделались. Нож по касательной задел кишку и подрезал брыжейку. Кровопотеря минимальна. Через три недели выпишем вас, будете как новенький.
Дверь за врачом даже не успела закрыться — в нее тут же вошел последний человек, которого я ожидал или хотел увидеть. Игорян в белом халате поверх джинсов широко улыбнулся:
— Ну ты как, раненый боец?
— Лучше, чем было, — выдавил я. — Как ты меня разыскал?
— Мама запаниковала, когда ты набрал ее и ничего не сказал. Позвонила мне, ну а я уже в полицию, там быстро нашли, где ты. Родителям я про ранение не стал говорить, наврал чего-то про почечные колики. Не знаю, что это, но звучит вроде не особенно страшно. Сейчас еще им звякну, расскажу, что ты в норме, поправляешься. Ты ведь в норме, Олег?
— Вроде да. А это все… — я вяло обвел свободной от капельницы рукой одиночную палату.
— Да ерунда, — рассмеялся Игорь. — Я когда приехал, оперировали тебя. Ну я сразу в коммерческий отдел, говорю, так мол и так, отдельная палата нужна, сиделки лучшие круглосуточно… Вы ведь лучшая, правда, Леночка?
Медсестра смущенно потупилась. Игорь ласково ей улыбнулся:
— Если нашему больному прямо сейчас ничего не угрожает, можно вас попросить выйти на пару минут?
Медсестра кивнула и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Игорь сразу посерьезнел:
— Слушай, братан… Я, конечно, не так тебе это хотел сказать… Ну в общем, я тогда много думал… после того, ну… когда я лажанулся так… Ты не спрашивал, а я год работаю уже, продажником, вот повышение получил как раз на днях. Просто хотел тебе рассказать, когда накоплю, чтобы долг отдать. Пока не вся сумма… не успел… но вот, пригодилась как раз. Ты не думай, я снова накоплю и верну все!
— Игорь… Ты все, что надо, уже вернул…
— Не-не-не. Я отдам, правда. Ты меня из говна вытащил, я понял потом, какой мудак был… Мир, бро?
Я слабо улыбнулся:
— Мир.
— Вот и ништяк. Да, вот чего: я телефон твой в приемном отделении нашел. Зарядку мою возьми пока. Так-то он работает, только экран треснул весь. Давай другой куплю тебе. Какой хочешь?
— Да забей. Оставь этот.
— Ладно, все. Тебе отдыхать надо. Маме я сам сейчас звякну, успокою. Совру, что тебе пока звонить не разрешают. Набери ее, как будешь в силах, это не срочно вообще. Отдыхай. Я завтра забегу, притащу всякого — треники там, тапочки, минералки еще, раз жратву нельзя. Давай, брательник, не грусти тут. Прорвемся!
* * *
Сутки спустя в больницу явился опер — коренастый мужик с подвижным энергичным лицом. Я уже отоспался, и сиделка разрешила наконец выпить воды. Горло все еще горело, живот начал глухо ныть, требуя еды, голова была словно набита ватой. В целом не ужас-ужас, терпеть можно.
— Я ненадолго, — опер почему-то расплылся в широкой улыбке. — Дело ваше светлое, фигурантное…
— Ч-чего?
— Обстоятельства очевидны. Подозреваемый установлен и задержан. Камеры, свидетели — все путем. Сейчас быстренько объяснение напишем — и выздоравливайте себе спокойненько… Расскажите, как дело было. В свободной форме.
Опер достал из городского рюкзачка клипборд, тонкую пачку бумаги и пластиковую шариковую ручку — я таких со школы, наверно, не видел. Он что, от руки собрался писать? Неужели им даже ноутов не выдают?
— Ну как было… Шел на работу утром. Перед дверью офиса этот ко мне подошел, заговорил, потом достал нож…
— Что он вам сказал?
— Да не помню… Вроде, поздоровался, что-то в таком духе.
— Вы знакомы с подозреваемым?
— Никогда его не встречал.
Хотя от лекарств в голове шумело, а опер улыбался все более обаятельно, я понимал, что лучше сейчас сказать поменьше — спишу на болезненное состояние потом, если что — чем сболтнуть лишнего. Например, по фамилии Смирнова называть не стоит, а то придется объяснять, откуда мне эта фамилия известна…
— Тем не менее вы знаете, кто он?
Я неопределенно повел свободной от капельницы левой рукой.
— Там много народа в бизнес-центре… всех не упомнишь.
— Интересно получается… — опер положил клипборд на мою тумбочку, чуть не уронив бутылку с водой, и заходил по палате, хоть ее и хватало ему на три шага. — Незнакомый левый чувак вот так взял и ни с хрена на тебя напал? Ни он тебе ничего не сказал, ни ты ему? Думаешь, ему без разницы было, кого ножом пырять? Может, он этот, как его, маньяк, а? Как в кино, видал, счас сериал про маньяка идет по телеку…
— А с чего мне знать? — буркнул я. Не понравилось мне, как резво опер перешел на «ты».
— А с того, что на записи видно: он двадцать пять минут стоял у дверей и ждал. Мимо человек писят за это время прошло. Режь любого, ни в чем себе не отказывай. А напал он именно на тебя. С чего бы?
— Не знаю, — повторил я.
— Ну, на нет и суда нет, — развел руками опер. — Мож и вправду маньяк, по хулиганке людей режет почем зря. Упекут его тогда на десяточку, как пить дать; могут еще висяк какой пришить в нагрузку, тогда вообще капец, раньше пенсии не выйдет. А у него, между прочим, дети, старшая только в школу пошла… Вот если бы мотив… или смягчающие… Например, вдруг поводом для преступления стало противоправное или аморальное поведение потерпевшего, твое то есть… Тогда, конечно, возможны варианты. Мог бы и на условное наказание выкружить, он раньше-то не привлекался, да и зарезать тебя не смог толком…
Опер наклонился, обдав меня запахом дешевого дезодоранта:
— Смотри, Олег Витальич. Тебе-то при любом раскладе нормально будет. Врач сказал, ранение не опасное. Через пару недель станешь как новенький, через месяц вообще забудешь. А этому недоумку жизнь поломаешь. Классно после такого будет в директорском кресле жопу греть и секретуток потрахивать? Не брал бы ты греха на душу, а, Олег Витальич? Скажи как есть, с тебя же не убудет.
Я молчал. Даже если он и был в чем-то прав, мне не нравилось, что он на меня давил. Но он, наверно, не уйдет, пока своего не добьется… Вот же примотался! Будто ему не плевать и на меня, и на придурка Смирнова. Премия у него, что ли, зависит от того, сколько обстоятельств дела он выяснит по горячим следам? Или… тут меня словно кольнуло что-то… Человек просто любит свою работу и для него важно делать ее хорошо?
Тишину прорезала бодрая латина. Мы оба вздрогнули, опер торопливо схватился за карман и достал дешевый китайский смартфон.
— Я т-те сколько талдычил, сука, текстом пиши! — рявкнул он в трубку; вскочил со стула, отошел от меня, но в палате было не так много места. Слов я различить не мог, но торопливый женский голос из динамика слышал. Опер с трудом вклинивался в паузы в этих причитаниях. — Почему в полиции, какого хрена?.. Ну подрался, чего разоралась, эт норма для пацана… Да не реви ты, дура… Как — руку, кому сломал? Тому гаврику?.. Едрить… Так, все, еду. Номер отделения… Ага. Да есть у меня там ребятки, есть, отвали уже, не ной.
