Во второй половине 80-х, может быть, ощущая чудовищную скорость времени, Юра захотел приблизить своё творчество к людям. Ведь всё-таки мы творим не только для себя! В 1988 году ему исполнилось сорок лет. Он решил начать ездить на гастроли по стране. Это были поездки с «ДДТ», с Виктором Михеевым, с группой «Паутина», с А. Бровко. И наконец, какая-то шальная волна прибила его к группе «Чиж & Со», впрочем, у этих музыкантов он работал звукорежиссёром. Гастролируя, Юра особой популярности не приобрёл. Его музыка не предназначалась широким массам. Звукорежиссёрствуя у Чижа, что-то заработать он смог. Однако то, что заработал, отдал матери, которая надумала переехать из Владикавказа в г. Королёв под Москвой, где живёт её сестра с мужем.
Со второй половины 80-х музыка Юрия Морозова изменилась. Это профессиональная работа зрелого мастера, но в ней много грусти и даже злости по отношению к обществу, в котором ему приходилось жить. Людей, которые бы с истинным пониманием отнеслись к музыке Морозова и бескорыстно помогли бы зазвучать ей по радио и с экрана телевизора, не нашлось. Иногда помогали приятели — А. Тропилло, А. Ляпунов, но как-то так, между своими более «важными» делами, потому что на Морозове не заработаешь, «а жить-то надо».
Поездки конца 80-х, особенно 90-х, начала 2000-х были очень интересными: города России, Дальний Восток, другие страны — Польша, Франция, Германия, Израиль, Англия, Штаты. Конечно, Юра мечтал и хотел посмотреть мир. Он сравнивал людей и страны с Россией и россиянами, всегда не в пользу последних. Из поездок всегда что-нибудь привозил мне, приятелям и приятельницам. Первая поездка за границу состоялась в Польшу вместе с А. Тропилло, где Юра даже выступил на телевидении. Оттуда он привёз замечательный букет цветов, который стоял у нас очень долго. Летние футболки, подаренные мне Юрой, я ношу до сих пор, хотя и рисунок на них уже исчез, а кое-где они протёрлись до дырочек…
Когда появилась видеокамера, он снимал всё. Особенно ценны съёмки святых мест в Израиле и храмов, которые он там посетил.
Но не всё было отрадно в поездках, особенно по городам России, где музыканты, как он тогда говорил, «оттягивались» — часто пили беспробудно, курили, гуляли напропалую. Юра никогда не курил. Запаха табака не переносил. Часто вернувшись с работы, он всю свою одежду вывешивал на открытые форточки, чтобы проветрить, и говорил: «Фу, мерзость, какая!» Побыв в накуренном помещении, потом не мог заснуть. У нас дома мы просили друзей не курить. «Вот, представь себе компанию собак или котов с сигаретами в зубах. Нет, они не такие идиоты, как люди!» В поездку я давала ему две таблетки снотворного, потому что в поезде, где всю дорогу шла гульба коллег, заснуть он не мог. А отдохнуть перед работой было необходимо. Однажды он составил особый список вещей для поездки и потом всегда следовал ему. Непременно брал фотоаппарат, видеокамеру. Снимал всё интересное, оригинальное. Мы и раньше много снимали нашей «Сменой».
Во Францию Юра ездил работать с О. Гусевым, в Израиль, Англию, США — с группой Чижа. С собой был всегда литературный блокнот, куда он собирал материал для своих будущих романов.
Особенно дорог его душе и сердцу стал «Голубой мессершмитт». Он буквально жил в том времени вместе со своими героями, сам «летал» на голубом мессершмитте. Он очень надеялся напечатать этот роман сначала в России, но редактор «Азбуки» возмутилась какими-то местами книги и с изданием ничего не вышло. Потом поманило немецкое издательство «Корина», обещав перевод на немецкий и издание книги. Как всегда, всё закончилось ничем.
Романы Юрия Морозова заслуживают тиражирования, рекламы и продажи на книжных полках. Я издала книги за свой счёт малым тиражом, даже не добившись продажи. Эти книги стали лишь достоянием избранных людей, книжных полок в библиотеках, где они, скорее всего, пылятся.
Более подробно о поездках Юрия Морозова я написала в «Наших днях». Конечно, случались встречи с женщинами, тем более, что всегда многочисленны «батальонные» девушки, таскающиеся за известными музыкантами по городам, охотницы за знаменитостями. Об этом замечательно написал сам Юрий в «Парашютистах».
Но в юности женщины для Юры были поистине высшими существами, загадочными, прекрасными, всё понимающими, тонко чувствующими и романтичными. Снисходительное отношение к женщине, в его представлении уже как бы наделённой меньшим количеством разума и душевного полёта, появилось много позже. Юра хотел нравиться женщинам, а нередко стремился и покорять.
В ранний период нашей совместной жизни он много помогал мне по дому, даже стирал, потому что не хотел, чтобы меня захватывал быт. Но постепенно музыкальное творчество и работа стали всё больше отнимать его. Только летом, живя в палатке в нашем любимом Карабахе, в крымском лесу мы хозяйничали вместе. Юра научил меня варить суп «Карабах». Такой суп они варили в конце 60-х, путешествуя с компанией по крымскому побережью. Суть заключалась в следующем: сначала загружались нарезанные овощи — картошка, морковь, коренья петрушки, лук, через некоторое время — небольшое количество вермишели или риса, соль. И когда всё это достигало готовности, то наступал ответственный момент — открывали банку «Килек в томате» и загружали нацело её в варево, добавляя зелени и лавровый лист, если таковые имелись. Через 3–5 минут суп был готов. Юра поддерживал огонь в костре необходимой интенсивности.
Не знаю, как у него происходило всё с другими женщинами, но меня он всегда мерял по себе. Он — волк в лесу, сокол — в высоком небе. И я должна быть волчицей — уметь защищаться, бежать, если надо — кусаться, а иногда птицей взлетать высоко в небо — и видеть, что всё на Земле — только копошение. Я должна была быть вольной, сильной, умной, но самое главное — понимать его с полуслова, нет, даже с полувзгляда.
Когда я писала предисловие к своей первой самодельной книжке стихов, он прочитал его, и в одном абзаце, где было о нём, вставил слово «гуру» (то есть он — мой «гуру»). Тогда я не стала возражать. Юра вообще не любил возражений, а со стороны женщин в особенности. Однако стихи я писала давно, задолго до нашей встречи. И моим «гуру» здесь, скорее, был А. Блок.
Вообще в писательском труде каждый из нас шёл своим путём. Постепенно я поняла, что Юра не просто хотел, а постепенно стал требовать: всепонимания, всепрощения (его, но не меня), высокого интеллекта, достижений в искусстве и к этому непременно внешней красоты и неувядающей молодости!!!
Всё это разумеется, является неисполнимостью для обычного человека и даже для необычного. Он никогда не любил детей и не хотел их иметь. Я трижды могла иметь от него ребёнка. В общем, к середине 80-х наша совместная жизнь оказалась нелёгкой. Но с учётом моей личной в определённой мере ненормальности, я выживала в этой тупиковой для женщины ситуации.
Что он находил в других женщинах? Наверное, то, чего не было во мне или исчезло со временем: юность, повиновение, новизну секса, вообще смену декораций и одежд, которые необходимы большинству мужчин для ощущения собственной полноценности и неувядаемости.
Со второй половины 80-х я иду своим путём, но всегда прислушиваюсь к его советам. Мы по-прежнему вместе обдумываем композиции моих работ маслом, я продолжаю оформлять его диски и книги.
Сложно писать беспристрастно о тех, других женщинах любимого тобой человека. Безоблачными были для нас 1971–1977 гг., 1980–1985. Всё остальное имело «подводное течение», так как на поверхности бурь как бы не было. 1978 год. Жду мужа всю ночь, а его нет до утра. В другой раз не хочу ждать, надеваю новую, только что сшитую длинную юбку и иду в какой-то ресторан на Литейном. Подсаживаются мужчины, несут пошлятину. Бегу прочь. Сижу на скамейке в сквере на улице Некрасова и плачу. Подсаживается простецкий мужик, может, рабочий, может, босяк или алкаш, не знаю. По-простому спрашивает, что случилось? Говорю — муж мне изменил. Он советует: «А ты пойди на кладбище, возьми земли с могилки и посыпь мужу в ноги на кровати. Или эту землю кинь ему в плечо. И забудет он путь к той…» И смешно мне стало, будто и полегчало от этой «народной мудрости». Пошла на Смоленское кладбище, но не за землёй, а помолиться Ксении Блаженной.
И второе воспоминание, связанное с этим периодом. Я опять в этой самой юбке на слайде около универсама на Бухарестской улице. 1979 год. Суровые многодневные голодания Юры и зимой, и весной. Я по возможности придерживаюсь его диет, но голодаю по 2–3 дня от силы. Поэтому и на слайде я удивительно худая. Бегаю за продуктами на рынок, по универсамам в поисках именно того, что рекомендовано в умных книжках для выхода из голодания и для последующих диет. Диета-то была вегетарианская с элементами сыроедения. Юра дошёл до дистрофии. Моя мама плакала после наших визитов к ней на тренировку в бассейн университета.
